(Не) люби меня (СИ) - Лакомка Ната - Страница 70

— Этот монастырь существует для исправления блудниц, — сказал Дидье, стараясь не показать, как больно его задели ее слова. — Богоугодное дело, чтобы не дать погибнуть грешницам…

— Там они погибнут вернее! — отрезала она.

Она рассказала обо всем, что пережила, стараясь говорить без волнения, но не смогла сдержаться, и голос ее зазвенел от гнева:

— Я попала туда. Да, я — грешница. Прелюбодейка. Но такое наказание спишком жестоко даже для прелюбодеев! Вместо исправления там вынуждают грешить еще больше!

— Когда я верну корону, то сделаю так, как ты хочешь, — сказал Дидье, прижимая ее к себе и укачивая. — Не оставлю камня на камне. Только продолжай говорить мне «ТЫ».

— Нет, — она опомнилась и вывернулась из его объятий, — иначе тебя еще объявят пособником сатаны за разрушение монастыря. Лучше отмени эти жестокие правила, поставь во главе монастыря богобоязненных людей, а не тюремщиков.

Пусть прекратится блуд, и те женщины, что хотят там остаться — останутся и живут набожно, а те, кто захотят уйти — уйдут. Пусть им дадут денег на приданое. Кто захочет — выйдет замуж, кто не захочет, пусть распоряжается деньгами на свое усмотрение.

— Многие опять начнут грешить, — заметил король.

— Но в этом не будет ни твоей, ни моей вины, — сказала она пылко.

Стен Ланвара они достигли в сумерках, когда мост еще не был поднят, но решетку уже опустили. Дидье вышел из повозки и стукнул ладонью по решетке, подзывая стражу.

Сэр Стефан хотел прикрыть короля щитом, но Дидье отказался.

— Я приехал в свой город, — сказал он, мрачно усмехаясь. — И не буду прятаться.

Им ответили не сразу, и, судя по ропоту на башне, стражники не могли решить, что делать. После долгого ожидания, в бойницу выглянул старший и грубо приказал путешественникам уезжать прочь.

— Через три дня коронация принца! — крикнул он. — Бродяг и проходимцев велено не пускать! Если не хотите, чтобы я позвал гвардейцев — убирайтесь!

— Настоящий король здесь — сказал Дидье веско. — И тебе, Томас, это прекрасно известно. Ты же узнал меня.

— Нет, — ответил стражник, но по дрогнувшему голосу я поняла, что он узнал, не мог не узнать. — Уезжайте отсюда, я не пропущу вас, — а потом он протянул почти просительно: — Уезжайте, здесь для вас опасно.

— Просто открой ворота, и завтра все будет, как прежде, — сказал король. — Поверь мне так, как ты верил мне на поле Морвен, когда мы укрывались одним щитом. И Стефан был с нами. Он и сейчас со мной, а с кем будешь ты?

Над воротами повисла тягостная тишина. Мы ждали минуту, две… А потом решетка заскрипела, поднимаясь. Дидье запрыгнул на облучок, велев Ланвен спрятаться в повозке, вместе с Дианой, и сам взял вожжи, подхлестнув лошадей и направляя повозку в город.

Решетка поднялась, пропуская нас, и навстречу вышли стражники — во главе с Томасом, который говорил с нами. Все они преклонили колено, приветствуя короля.

— А теперь — запирай ворота, — приказал ему Дидье, когда мы въехали в Ланвар. — И не выпускай никого, потому что сейчас побегут крысы, а их надо будет добить.

Возвращение короля, который оказался в здравом уме, да еще и был ранен злоумышленниками, потрясло столицу. Рыцари тут же перешли на сторону Дидье, простые солдаты подняли короля на щиты и пронесли по улицам города до самого замка. Лорд Кадарн и остальные мятежники попытались бежать, но были схвачены и отправлены в тюрьму. Совет лордов быстро и почти единодушно решил их судьбу, приговорив к казни.

Королева Тегвин плакала, узнав о моих злоключениях. Она убеждала меня, что ничего не знала о замыслах мятежников, и сказала, что пусть сердце ее разрывается, она не смеет просить за брата.

Наследный принц был помилован, потому что уверял, что ничего не знал о покушении и слепо доверился дяде, который вел с ним переписку, а потом приехал тайно, чтобы сообщить, что король сошел с ума, околдованный ведьмой — то есть мной.

Я не верила принцу Дреймонду. Я видела, как менялся его взгляд, когда король поворачивался спиной. Таким взглядом вполне можно было убить, словно стрелой из кустов. Но когда я попыталась заговорить об этом с Дидье, он сказал, что разберется с сыном сам.

— Дреймонд — слабак, — сказал он жестко, — и легко попадает под чужое влияние. Но он — мой сын. Как написано в Писании, сына надо прощать до семисот семижды раз. К тому же, я не имею права лишить своих подданных законного короля. Если Дреймонд не способен править, может, его дети родятся с твердым характером. — тут он немного смягчился и притянул меня к себе, обнимая. — Но все может измениться, если ты родишь мне сына. Ты не представляешь, как я мечтаю об этом.

Мечтаю и молюсь, чтобы мои мечты были услышаны небесами. Впервые в жизни я счастлив — счастлив по-настоящему, и хочу быть счастлив до самой смерти.

Но я не была беременна, и не разделяла надежд короля. Как бы мне хотелось вернуться в то время, когда мы с Дидье жили в доме на озере, и жизнь казалась хотя бы иллюзией счастья. Я не говорила 0б этом, но испытала жестокое разочарование, когда Дидье вернул власть и корону, хотя он остался верен слову и сразу же упразднил жестокие нравы монастыря святой Магдалины.

«Но на что ты рассчитывала? — спрашивала я себя, глядя на горделивую фигуру короля, когда он выслушивал объяснения и оправдания высоких лордов, уверявших, что все они стали жертвой преступления лорда Ирвина Кадарна. — Ты думала, что такой человек бросит всё и уедет вместе с тобой в домик на озере? Он не создан для спокойной и уединенной жизни. Он создан, чтобы владычествовать.

И ты не имеешь никакого права менять его судьбу, потому что когда любишь — меняешь свою жизнь, не ущемляя свободу любимого».

Но тогда получается, что я полюбила, а он нет? Ведь он не изменил свою жизнь ради меня. Он подстроил мою жизнь под свою. Как поступил с жизнями Жозефа и королевы Тегвин.

Все это бередило мою душу, и, конечно же, все это было чем-то очень далеким от счастья.

В тот день, когда на площади, под восторженные крики толпы, казнили лорда Кадарна и мятежников, пришла булла Великого Понтифика, в которой объявлялся развод между королем Дидье | Ланварским и леди Тегвин, урожденной Кадарн.

Булла была оглашена на следующий же день, на благодарственной мессе, когда епископ зачитал молитву об избавлении королевства от войн и распрей.

Дидье настоял, чтобы я находилась рядом с ним, и держал меня за руку, не отпуская. Разведенная королева тоже присутствовала в церкви — бледная и кроткая, одетая в черное, она молилась в стороне, и ее окружали придворные дамы, пожелавшие сохранить верность своей госпоже. Тоже в черном, прямые и торжественные, как траурные свечки, они поддерживали леди Тегвин и бросали на меня негодующие взгляды.

По окончании мессы мы с Дидье вышли из церкви первыми.

Перед собором колыхалась толпа горожан — обычно король и королева раздавали милостыню, а король благословлял детей и больных. Но в этот раз Дидье остановился на верхней ступени крыльца и поднял руку, прося тишины. Людское море поутихло, но не переставало колыхаться, волнуясь и бурля.

— Сегодня, в этот день, когда Ланвар счастливо избежал братоубийственных распрей… — звучный голос короля разнесся по площади, достигая самых дальних рядов. — Когда Великий Понтифик удовлетворил прошение о разводе…

Я стояла рядом с ним, чувствуя взгляды тысяч глаз. Дидье по-прежнему держал меня за руку, иначе я убежала бы, спряталась, не желая, чтобы на меня смотрели с такой ненавистью. Потому что куда бы я ни смотрела, всюду видела угрюмые, искаженные злобой лица.

— Сегодня, возблагодарив небеса за счастливое спасение, — говорил тем временем Дидье, — я беру вас всех в свидетели и объявляю эту женщину, — он поднял мою руку, словно принося клятву верности не только мне, но и своим подданным, — объявляю эту женщину — Диану дю Рой своей законной супругой и вашей королевой… Она спасла меня от мятежников, я обязан ей жизнью и вручаю ей свое сердце, пока смерть не разлучит нас, — он замолчал, оглядывая толпу, но на площади тихо, словно она опустела вмиг.