Век магии и пара. Барчук (СИ) - "Amazerak" - Страница 9

А мне уже начали порядком надоедать взгляды, бросаемые местными в мою сторону. Немного неловко даже себя чувствовал, словно не дорогой сюртук надел, а горшок на голову. Людей в богатой одежде на улице вообще не было, поэтому не удивительно, что я оказался тут белой вороной. А ещё местные мальчишки-попрошайки тут же слетелись ко мне, как мухи на… мёд, и начали клянчить деньги.

Отвлечённый этой суетой, я даже не заметил, как кто-то залез мне в карман. Почувствовав лёгкий толчок, я на рефлексе обернулся и едва успел схватить вора за рукав. Это оказался ребёнок – пацан совсем мелкий, лет семи-восьми. Поняв, что из моих крепких пальцев невозможно вырваться, он жалобно заскулил, что ему есть нечего, родители умерли и вообще всё плохо. В это охотно верилось, стоило только взглянуть на его тощую физиономию.

А городовой – тут как тут.

– А ну пошли вон, пока в каталажку не упёк! – рявкнул он на попрошаек, и обратился уважительно ко мне: – Всё в порядке, господин? Этот вас ограбить пытался?

– Не, – говорю. – Всё хорошо. Просто общаемся.

Что-то мне жалко стало мальчонку.

– Ну как знаете, – хмыкнул страж порядка. – Только вот зря защищаете его. Таких плетьми бить надо, чтоб неповадно было.

Он развернулся и важно пошёл прочь, поглядывая в мою сторону.

Я присел на корточки, не разжимая руку воришки.

– Послушай, приятель. Считай, я добрый сегодня. Но если ещё раз увижу, что по карманам лазишь, не отвертишься. Понял меня? – я достал пару железных рублей и вручил пареньку. – Беги отсюда.

Тот радостно закивал и, когда я разжал пальцы, рванул, только пятки засверкали. А я остался в задумчивости. И жалко, с одной стороны, а с другой стороны, понятно, что два рубля беде не помогут. Ну проживёт сегодняшний день, а дальше? Или убьют или в тюрьму упекут рано или поздно. И таких тут полно было вокруг. Какое-то неблагополучное место.

Нагнав полицейского и узнав у него, где тут магазин одежды, я направился закупаться вещами.

Небольшой магазинчик находился сразу за рынком в переулке. Когда зашёл, хозяин, виновато улыбаясь, попытался объяснить мне, что у них нет одежды для господ, но я успокоил его:

– Ну и хорошо. Как раз ищу что-нибудь попроще. Не такое… броское. Есть на меня размеры?

Вскоре я оказался облачён в коричневый сюртук из грубого сукна, такой же жилет, бесформенные штаны и драповую клетчатую кепку. Туфли тоже купил поскромнее. Взял дополнительный комплект верхней одежды, пару сорочек, а так же заплечный холщовый мешок, куда сложил свой «барский» наряд. На всё про всё потратил почти восемьдесят рублей. Конский ценник по местным меркам. Но зато теперь я полностью походил на среднестатистического горожанина… наряженного, как на праздник. Ведь чтобы приобрести совсем аутентичный вид, следовало поносить эту одежду лет пять и пару раз разодрать колени и локти.

Тут же я разузнал про книжный магазин. Продавец услужливо объяснил, как туда добраться.

Нужную улицу и сам магазин я нашёл без труда: центр города был довольно компактным – не заблудишься. Вот только книг продавалось мало, да и то, в основном, беллетристика: полки оказались заставлены женскими любовными романами и детективами в мягких обложках. А когда я попросил что-то по истории страны, продавец долго чесал затылок, а потом достал с бокового стеллажа увесистый том и положил на прилавок. «История государства Российского и великих родов» – гласило название. Обложка блестела посеребренными вензелями и выглядела весьма внушительно. Стоила книга аж целых пять рублей, тогда как беллетристика – копеек по тридцать-сорок. Но я без сожаления расстался с ещё одной банкнотой: что-то подобное я и искал, где всё и сразу.

Обрадованный столь удачным приобретением, я отправился домой, намереваясь следующие пару дней посвятить изучению истории. Заодно прокатился на местном паровом автобусе, чтобы пешком не идти. Он был медленны и дымил, как паровоз, да и в облике что-то похожее имелось: короткий круглый котёл спереди, труба – паровоз на колёсах, одним словом. Остановку, правда, свою я пропустил, вышел недалеко от металлургического завода. Вблизи он производил ещё более жуткое впечатление, особенно своими огромными доменными печами. Кварталы вокруг были застроены длинными дощатыми домами, напоминающими с виду лагерными бараки.

Когда я подходил к своей улице, снова встретил ребят из тех, с кем утром имел удовольствие пообщаться. Это были трое: рыжий хорошо одетый парень, белобрысый шкет и длинноносый.

– О, барчук! – воскликнул рыжий, увидев меня. – И не узнать теперь. Чего это ты переоделся?

– Да так, кулаков не хватает отбиваться, – ответил я.

Пацаны рассмеялись. Теперь они больше не пытались меня задирать. Зауважали.

– А ты здешний что ли? – спросил длинноносый. – Чего тебя не видели раньше?

– Теперь здешний. Только вчера приехал. К родственнику, – я в двух словах поведал свою вымышленную историю.

– Сын купца, значит, – хмыкнул рыжий. – Эк тебя занесло. А ещё оделся, как боярин настоящий. Тяжело тут тебе придётся. Считай, дно самое. Работы нет. Народ выживает, как может. Ты бы в Нижний поехал или в столицу. Там образованные нужны. А тут – нет. Тут одни сталевары. Ты ж образованный, поди?

– Есть немного. Хотя, как посмотреть. А вы то, пацаны, сами чем занимаетесь? Работаете, учитесь?

– С луны свалился? – усмехнулся длинноносый. – Учатся – малышня, да богачи. Мы на кого похожи?

– Работаем. Дело своё имеется, – сказал рыжий уклончиво. – А ты где поселился-то?

Я объяснил.

– А, дядя Коля, бригадир. Знаю. Мой отец с ним знается, – сказал рыжий.

Мы ещё немного поболтали о том, о сём, познакомились. Рыжего парня звали Степаном, но друзья его звали просто – Рыжий. Длинноносого звали Петькой Медяком, а тощего белобрысого пацана – Пронырой. Справился я и о Бульдоге, как у того самочувствие.

– А что с ним сделается? – пожал плечами Рыжий. – Оклемается. Как будто первый раз получает. Но удар у тебя хороший. Сможешь на боях заработать – отвечаю.

Напоследок я поинтересовался, что за дело у ребят, но снова получил уклончивый ответ:

– Так, торгуем помаленьку, – глядя куда-то в сторону ответил Рыжий.

Я не стал досаждать расспросами. Видимо, не доверяли мне пока или чем-то незаконным промышляли. Попрощавшись с пацанами, я поспешил домой, чтобы разузнать, наконец, о мире, в котором волей судьбы очутился.

***

Стоял тёплый летний вечер. Солнце медленно закатывалось за зелёную дубраву, тонущую в густом сумраке. Тени деревьев почти дотянулись до пруда, который в эту безветренную погоду застыл неподвижным зеркалом, отражая беззаботную лазурь неба.

Боярыня Елена Филипповна Барятинская в девичестве Птахина сидела на скамейке у пруда. На её молодом вопреки возрасту лице, на котором едва начали прорезаться первые морщины, затаилась тревога. Боярыня то всматривалась вдаль, то оглядывалась по сторонам, словно ожидая кого-то или опасалась слежки. Но вокруг – никого. Даже слуг не было. В эту отдалённую часть усадьбы редко кто забредал.

Когда на тропинке, ведущей со стороны дубравы, показалась человеческая фигура, Елена Филипповна напряжённо уставилась на неё. К скамейке шла высокая девушка, одетая в мужском стиле: брюки, короткий, облегающий сюртук бежевого цвета, небольшая шляпка, сдвинутая на бок.

– Катрин! – Елена Филипповна аж вскочила, когда девушка подошла к скамье. – Почему ты задержалась? Не представляешь, как я извелась вся. Нельзя же так заставлять ждать! Как всё прошло? Ты успела?

Голос боярыни звучал властно, но, в то же время, как-то мягко. Елена Филипповна славилась своей добросердечностью, и даже муж её, Фёдор Ярославович, не разрешал ей слишком много времени проводить с сыновьями, дабы не разбаловала парней. Только со средним, Михаилом, она могла видеться, сколько душе угодно. О том, что Михаил будет изгнан из рода, стало известно уже давно, а потому характер и судьба мальчика отца не волновали.