Разведчики - Чехов Виктор Григорьевич - Страница 2

— Говори, только тихо.

— По всей линии Карельского фронта наши войска за последнее время не продвинулись ни на шаг…

Лицо Блюммера сморщилось:

— Мой бог, это всякий знает. — Он подумал: «У нашего генерала не одна шишка вскочила от этого Карельского камешка!»

— Это значит — «Голубой песец» не убит! — еще тише сказал Шварц.

Блюммер высоко поднял брови и посмотрел на Шварца: откуда ему известно о «Голубом песце»?

Шварц наслаждался тем, как был поражен его словами приятель. Наклонившись к Блюммеру, он зашептал:

— У нас в штабе… — ты знаешь, я ведь последнее время находился при штабе, — бросил он вскользь.

«И тебя из штаба выгнали», — подумал Блюммер.

— Последнее время, — продолжал Шварц, — очень много говорят, конечно в тесном кругу, о «Голубом песце». — Он умолк и посмотрел на Блюммера. Тот спокойно оттачивал карандаш. «Притворяешься равнодушным!» — усмехнулся про себя Шварц. — Еще до того, как мы пошли на Восток, — продолжал он шептать, — с финнами был заключен договор о совместных действиях против русских. Оперативный план наступления на Мурманскую дорогу для блокирования Ленинграда с севера получил секретный шифр — «Голубой песец».

Не высказывая ни удивления, ни недоверия, Блюммер все так же бесстрастно возился со своим карандашом. В душе он издевался над Шварцем — сообщил новость! Да если бы он, Блюммер, захотел, то мог бы больше рассказать. За год до этой войны он был в Цоссене, при начальнике генерального штаба сухопутных сил генерал-полковнике Гальдере. Он отлично помнит приезд начальника штаба сухопутных сил финской армии генерала Хейнрикса. Это было в декабре того же сорокового года… Блюммер работал тогда в секретной части, через его руки прошли многие документы. Переговоры велись и с верховным командованием немецких вооруженных сил — с генералом Йодлем и с генералом Варлимонтом — о взаимодействии с германской армией, находившейся в то время в Норвегии.

Договору с русскими о ненападении в штабе Йодля никто не придавал значения — он был одним из ходов немецкой дипломатии… Тогда же был намечен план наступления на Мурманск. Все это хранилось в строжайшей тайне. И вдруг об этом говорит какой-то рядовой офицер… Все-таки надо будет узнать, от кого он слышал о «Голубом песце» и что известно ему еще.

Блюммер встал, подошел к двери и быстро распахнул ее. В соседнем помещении сидел дежурный. При появлении начальника он вскочил. Блюммер что-то коротко приказал — что именно, Шварц не расслышал — и, плотно прикрыв дверь, вернулся.

Если бы Блюммер был также глуп и болтлив, как Шварц, то поспешил бы рассказать и о предпринятых в прошлом году немецким штабом разведывательных поездках вдоль финско-русской границы, и о финских укреплениях на границе… В этих поездках Блюммер сопровождал немецких генералов… Тогда еще было установлено, что наступление на Кестеньгу наиболее удобно из района Куусамо, а на Кандалакшу — из Кемиярви. Потом, гораздо позднее, возник оперативный план «Голубой песец», предварительный план нападения на Мурманскую железную дорогу из района Куусамо — Рованиеми — Петсамо. Может быть, этот осел Шварц просто хочет показать свою близость к генеральному штабу? Или удивить своею осведомленностью? Однако надо заставить его рассказать, что ему еще известно.

Блюммер остановился перед Шварцем и, скривив губы, небрежно сказал:

— Для меня это не новость, Конрад. Я сопровождал генерала Бушенхагена во время его поездки по Финляндии…

Красивые глаза Шварца уставились на Блюммера:

— Ты был с Бушенхагеном?! Тогда ты знаешь больше меня, — со вздохом признался он.

Блюммер сощурил глаза:

— Послушай, Конрад, лучшее, что можно тебе посоветовать, — это забыть названия всех секретных шифров.

Шварц съежился, лицо покрылось красными пятнами.

— Отто, я тебе, как другу, только тебе одному… — зашептал он. — В штабе ведь об этом почти открыто…

— Врешь! Об этом не могут говорить. Ты подслушал.

Шварц вскочил, возмущенно пожал плечами, открыл рот, но не сказал ни слова. «Ничего он не знает!» — подумал Блюммер.

Наступила пауза.

— Послушай, Отто, — заговорил совершенно другим тоном Шварц, — что, здесь у русских большие силы?

— Наоборот, они все, что могли, перебросили к Ленинграду, — с деланным равнодушием произнес Блюммер.

— Это им не поможет! — безапелляционно заявил Шварц. — Фюрер решил сравнять Ленинград с землей. Правда, на этот город претендуют финны…

Блюммер презрительно оттопырил губы, как бы говоря: «Мало ли на что они претендуют».

— Все-таки скажи мне, Отто, — не унимался Шварц, — почему мы не продвигаемся? Ведь мы несем здесь, сидя на месте, громадные потери.

— Поближе узнаешь русских — сам поймешь. Фанатики!.. Сейчас для допроса приведут партизанку.

— Которая убила двоих и нескольких ранила?

— Да. Завтра тебе придется допрашивать ее самому, а сегодня разреши мне в последний раз.

— Что она говорила на допросах?

— Ничего. Молчит.

Шварц бросил в топившийся камин недокуренную сигарету:

— Интересно! — сквозь зубы процедил он.

В землянку ввели Сашу. Лицо ее было похоже на маску: распухшее, изуродованное. Только глаза светились, смотрели на Блюммера в упор.

Уже в течение шести дней допрашивает ее этот немец. Ее морят голодом, бьют, держат в нетопленном помещении. Теплые брюки и ватник у нее отобрали. Изодранная кофта и короткая, такая же рваная, юбка не защищают от холода. Но она молчит.

В тот вечер, когда Сашу привезли, она очнулась в землянке. После перевязки ее накормили и оставили в покое. Сначала она не знала, что и подумать, но на второй день все стало ясным — боялись: не умерла бы до допроса.

Блюммер поднял голову и спросил по-русски:

— Вы отвечать будете?

— Спрашивайте, — услышал он от Саши за шесть дней первое слово. Блюммер оживился. Переводчик и конвоир с любопытством повернули головы. Шварц нетерпеливо подозвал к себе переводчика.

— Почему вы молчали? Зачем так долго упрямились? — чуть улыбаясь, спросил Блюммер. Он выговаривал слова правильно, без малейшего акцента. — Вы избежали бы многих неприятностей…

— Заставить русских говорить против их желания нельзя… — Саша все так же, не мигая, глядела на Блюммера.

— Вы, кажется, ранены? Садитесь, — любезно предложил немец, делая вид, что не обратил внимания на ее слова.

Саша села. Ее охватила слабость. Вот так бы склонить на стол голову, уснуть… Все эти ночи ее водили на допросы, приходили допрашивать и в землянку… Когда, избитая, она валилась на пол и забывалась сном, ее подымали, опять били…

Усилием воли Саша заставила себя посмотреть в глаза немцу. Только бы выдержать!

— Вы партизанка? — Блюммер улыбался, но глаза его смотрели холодно.

— Да, — раздался тихий внятный ответ.

— Кто командир вашего отряда?

— Я.

— Кто был с вами в лесу?

— Никого.

— Сколько в вашем отряде людей?

— Я — одна.

Блюммер сузил глаза. Его пальцы с розовыми ногтями нервно забарабанили по столу.

Шварц молча слушал переводчика. Блюммер продолжал:

— Почему вы не убежали, когда вас окликнули?

— От лыж на снегу остаются следы.

— Вы боялись показать направление к партизанскому отряду.

Саша не ответила.

Блюммер встал из-за стола, сделал несколько шагов по землянке, вернулся на место.

— Вы умная женщина, — заговорил он, и голос его стал опять вкрадчивым. — Вы понимаете: пока мы не получим интересующие нас сведения, мы не оставим вас в покое. Зачем вам переживать неприятные минуты? Мы ведь знаем вас. Меня просто заинтересовало, почему вы не старались скрыться, а задерживали патруль, стреляли?

Саша пожала плечами:

— Если к вам 6 дом вломятся бандиты…

Блюммер с силой хлопнул кулаком по столу:

— Почему вы стреляли? — прошипел он.