Саван Вечности (ЛП) - Гудкайнд Терри - Страница 70

— Конечно, нет! Как ты только мог подумать?

— Тогда эти рабы могли бы прожить долгую и плодотворную жизнь, служа вам — возможно, они работали бы в твоем доме.

Будто услышав разговор, двое рабов принесли блюдо с фруктами и стеклянный кувшин с подкисленной лимоном водой.

— Этого не должно было случиться, — признала Эльза. — Саван снова укрывает нас, и мы должны продолжать жить. Мы постараемся восстановить твою магию, чтобы ты мог стать важным членом ильдакарского общества. Даже твой неодаренный друг — очаровательный Бэннон — может найти занятие по сердцу. Кажется, он поладил с сыном властительницы.

Натан нахмурился:

— Сомневаюсь, что тот оказывает хорошее влияние. Я уже несколько дней не видел своего дорогого мальчика.

Эльза цокнула языком.

— Город укрыт саваном, и Бэннон никуда не денется. Я могу навести справки, если хочешь.

Натан почувствовал неожиданное облегчение.

— Да, моя дорогая, это было бы очень кстати. У меня станет одной проблемой меньше. — Натан все еще чувствовал себя неспокойно, но сменил тему: — Андре изучил меня и создал карту моего хань. Я утратил важную часть, которая находится возле сердца. — Он нарисовал указательным пальцем круг на своей груди. — Но в последнее время мы стоим на месте, и я не уверен, что Андре уделяет этому вопросу достаточно своего внимания. Я не знаю особенностей твоего дара, но не могла бы ты дать мне совет?

— Не прикидывайся простаком, Натан, — со спокойной улыбкой сказала Эльза. — Тебе наверняка известно, что я владею магией переноса. Если ты хочешь, чтобы я перенесла в тебя дар, то вынуждена огорчить: это невозможно. Я могу делать только что-то незначительное с физическими объектами.

— Магия переноса? — спросил Натан. — Так я и предполагал. В Новом мире такое умение встречается редко. И ты развила его?

— Перемещение силы от одной руны к другой — особенность Ильдакара, — сказала Эльза. — Я использую физические свойства мира и, хотя не могу добавить что-то или отнять как с магией Приращения и Ущерба, я просто… перемещаю энергию. — Она взмахнула руками. — Я беру свойство одной вещи и переношу в другую. — Эльза огляделась. — Например, посмотри на кувшин. Прикоснись к нему.

Натан, слушавший с интересом, дотронулся до стеклянного кувшина. Он был прохладным, но не холодным, вода с соком была комнатой температуры.

— Подай мне вон ту незажженную свечу. — Она указала на угол стола.

Натан взял красную свечу в маленьком подсвечнике и пододвинул к Эльзе. Кончиком пальца она начертала тонкую замкнутую руну на влажной стенке кувшина. Затем ногтем начала рисовать такой же узор на воске свечи.

— Видишь? Я беру тепло от воды в кувшине и перемещаю в свечу.

Она завершила узор на воске, и в тот же миг кувшин задрожал, его стенки заискрились от конденсированной влаги, а от жидкости поднялась слабая струйка холодного пара. Фитиль свечи вспыхнул и разгорелся.

Эльза улыбнулась.

— Я извлекла тепло из кувшина и переместила его в свечу. Все это совершенно рационально.

Натан смотрел то на один предмет, то на другой.

— Это не похоже ни на один знакомый мне метод и требует дальнейшего изучения.

Она улыбнулась:

— И у меня неплохо получается. Я могу показать тебе больше… когда вернешь свой дар.

Натан коснулся своей груди:

— Но ты не можешь?..

— К сожалению, нет. Если Андре сказал, что тебе нужно сердце волшебника, значит тебе действительно нужно сердце волшебника.

— Но я не знаю, что это значит.

— Уверена, Андре знает. Он просто ждет подходящего момента.

Натан был разочарован.

— Ты, верно, думаешь, что у нас есть все время мира, раз уж саван вернулся на свое место.

— Пожалуй, да. Здесь ты в безопасности. Не торопись сбежать, нам еще есть о чем поговорить. Мне нравится твоя компания.

— Моя дорогая Эльза, несмотря на то, что я наслаждаюсь нашими беседами, я провел большую часть жизни пленником во Дворце Пророков. Я не для того прошел через все трудности побега, чтобы оказаться в другой тюрьме.

— Натан, ты слишком драматизируешь, — сказала она.

— Да, но только тогда, когда ситуация серьезная.

Беспорядочные крики и рев разбудили Бэннона, который забылся тревожным сном в камере в туннелях, устав от попыток разглядеть сквозь отчаяние хоть проблеск надежды. Стены камеры были прочными, а свечи почти полностью прогорели и давали мало света. Он свернулся на тюфяке, но саднящие синяки мешали устроиться поудобнее.

Он едва успел провалиться в дремоту, ища спасение в кромешной темноте, полной ночных кошмаров, когда шум и крики разбудили его. Жалость к себе тут же испарилась. Мгновенно проснувшись, он соскочил с тюфяка и всмотрелся в темноту. Он увидел тени, пляшущие на стенах туннелей, и движение на тренировочных площадках.

Прутья решетки содрогнулась от оглушительного рева, и он увидел, как выпрыгнувшее откуда-то покрытое мехом чудище с похожими на грабли когтями отбрасывает рабов, путающихся под ногами.

Бэннон вцепился в железную решетку своей клетки, застыв от холодного ужаса. Это был огромный боевой медведь, как тот, которого они убили в предгорьях.

— Они вырвались! Животные вырвались! — прокричал кто-то.

В туннелях становилось все многолюднее. Две Морасит, вооружившись дубинками и короткими мечами, решительно бросились на медведя, но чудовище отшвырнуло их в твердую стену из песчаника. Обезумевший медведь прорывался вперед, и все больше зверей неслось по широким проходам, ведущих от загонов главного укротителя. Бэннон дернул дверь клетки, но замок держался. Юноша был в такой же западне, как и звери, но им удалось вырваться на свободу.

Он удивился еще больше, заметив людей в коричневых балахонах, идущих по коридорам, крича и стуча по железным горшкам, раздразнивая животных. Сбежавшие звери неслись по туннелю, радуясь свободе и атакуя любого на пути. Лица людей были закрыты сетчатой тканью, а на груди висели амулеты со странной ильдакарской руной.

— За Зерцалоликого! — кричали они. — За Зерцалоликого!

Кто-то выкрикнул:

— Мы принесем хаос и даруем свободу этому городу!

Бэннона пробрал холодок. Зерцалоликий, который возглавляет повстанцев? Если они устроили погром и освободили боевых тварей Айвена, может, освободят и бойцов? Он снова дернул решетку клетки и закричал, надеясь, что его услышит один из повстанцев:

— Помогите! Освободите всех нас!

Человек в маске побежал к клеткам бойцов арены. Ян подошел к двери своей большой камеры и скрестил руки на мускулистой груди, просто наблюдая. Он не предпринимал попыток выйти, хотя Бэннон знал, что его камера не заперта.

Еще один человек в балахоне метнулся к камере Бэннона и заглянул внутрь. Юноша умоляюще посмотрел на него:

— Я должен выбраться отсюда! Мне нужно найти своих друзей.

Незнакомец медлил. Из-за капюшона и маски Бэннон не мог понять, мужчина это или женщина. Человек протянул руки к замку, но тут позади него мелькнула чья-то тень, и кто-то нанес мощный удар в спину.

Мятежник дернулся, пытаясь дотянуться то ли до противника, то ли до торчащего из спины ножа, но забился в смертельных судорогах. Позади него стояла Лила с перекошенным от гнева лицом и двумя длинными ножами в руках. Она отбросила мятежника в сторону.

— Животные довольно опасны, мальчик, — рявкнула она, — но эти отбросы хуже.

Лила пнула упавшего человека, который дергался и корчился на полу. Морасит наклонилась сорвать маску с умирающего мятежника, но тот издал последний предсмертный хрип, и произошло нечто странное. Руна на амулете засветилась и задымилась; затем в один миг тело вспыхнуло, и сильный жар вынудил Лилу отступить. Она подняла руки, перекрестив окровавленные ножи, чтобы отразить огонь.

Бэннон попятился прочь от решетки, когда маслянистое пламя взметнулось вверх, распространяя зловоние обугленной плоти. В считанные секунды от мертвого мятежника остались только почерневшие кости и темное пятно на полу.