Тарч (СИ) - Демин Игорь - Страница 16

Теряя сознание, Тарч не слышал, как по телу мутанта заколотили пули крупнокалиберного пулемета, заставляя отшатнуться, отпрыгнуть в сторону на добрых два десятка метров, к памятнику. И как уже там, возле одухотворенно взирающего вдаль писателя, в его тело врезалась ракета, выпущенная из установленного в кузове ворвавшегося на площадь небольшого грузовика противотанкового комплекса.

Взрывы смеха заполнили все пространство в кузове грузовика. Смеялись все, даже те, кто до этого сидел с мрачным выражением лица, уткнувшись взглядом в пол. К истории Тучки, как коллектив дружно прозвал грузную женщину, лет сорока пяти, в плотных темно-серых штанах и бесформенной толстовке, никто не смог остаться равнодушным.

— Да я же их, болезных, и вижу то, в основном, через окошко раздачи, — посмеиваясь и в стеснении закрывая рот пухлой ладошкой, в очередной раз повторяла она самые смешные детали своего рассказа, — А они все время там что-то ворчат, ругаются, разговаривать то разучились некоторые. Урчат что-то в бороду свою, немытую, все время недовольные. Даже скандалят, ругаются. А я что? Я разве ворую? Маринка вон, кладовщица, таскает домой. Я тут не причем. Мне что дадут, из того и готовлю, правильно? Я человек маленький. Приготовлю, да подам. А ты там урчи, не урчи — а больше, чем мне дадено, я же не выдам?

— А они что? Лезут и лезут, да? — Борясь со смехом, снова спросил Лом, худой высокий парень в спортивном костюме, кепке и остроносых ботинках, решивший воспользоваться прозвищем, которым его окрестили друзья во дворе, в той, прошлой жизни, до Улья.

— Ну, да, — Тучка неловко, путаясь в пухлых ручках, изобразила, как несколько зараженных пытаются одновременно пробраться через узкое окошко раздачи в столовой, где она работала.

— И ты их шваброй?

— Туда их, туда! — Тучка продолжила пантомиму, имитируя движения, которыми она, сквозь то же самое окошко, расталкивала шваброй наседавших зомби, вызывая новые раскаты хохота.

История Тучки, женщины полной, непривлекательной, с некрасиво растрепавшимися волосами, но при этом бесконечно милой и доброй, действительно была не лишена юмора. Работала женщина в столовой при социальном центре для лиц без определенного места жительства и людей, попавших в трудную жизненную ситуацию, сразу на двух окладах — поварихи и посудомойщицы. Слишком уж малы были эти оклады, чтобы держать по человеку на каждом, а вот две ставки вполне позволяли Тучке, которую тогда еще звали Маша, вполне сносно существовать даже в одиночку, без мужа, которого неблагосклонная судьба так ей за всю жизнь и не подарила.

Работать приходилось не с самым лучшим контингентом. Некоторые из современных бродяг, на самом деле, как и пишут в наполненных романтикой и трагизмом публикациях в газетах и интернете, были вполне воспитанными людьми с замашками интеллигентов, лишь по случайности или чьему-то обману оказавшимися на улице. Но большинство стали бомжами из-за банальной пьянки, непробиваемой глупости и асоциального поведения. Отдельные личности так и вообще страдали целым набором психических заболеваний, вплоть до потери способности к нормальной связной речи. А потому в то утро, после перезагрузки, поведение обратившихся зараженных не сильно ее удивило и даже разозлило — так нагло и беспардонно посетители центра себя, на ее памяти, еще не вели. Они завалились в столовую раньше времени, урчали что-то между собой, долбились в дверь кухни, благо, привычно запертую и достаточно крепкую, и, сообразив, что через дверь не пробраться, полезли в окошко раздачи, слишком маленькое, чтобы пропустить человека. Зараженные лезли все одновременно, мешаясь, отталкивая друг друга, злобно урча, и Тучка пыталась вытолкать их, работая шваброй как копьем. В итоге она вышла из кухни и, еще не зная, с кем на самом деле имеет дело, вытолкала тогда еще ослабленных, не отведавших мяса, зараженных из комнаты столовой взашей, заперев дверь на ключ и соорудив из швабры своеобразный засов.

Этот несложный и крайне ненадежный бастион, а также забранные крепкими решетками окна, изрядная толика удачи и стратегический запас питания позволили Тучке просуществовать, запершись на кухне, почти два дня, пока у окон цокольного этажа, где располагалась столовая, не остановился один из автомобилей отряда рейдеров. Женщина, поняв, что рядом сильные вооруженные люди, бросилась к окнам, привлекла внимание бойцов и была вызволена из плена протекших холодильников и начинающих протухать продуктов.

Сейчас она, вместе с группой из полутора десятков таких же свежаков, сидела в кузове тентованного грузовика, выехавшего из кластера в составе небольшой колонны грузовой и военной техники. Куда они едут? Кто эти люди, спасшие их, и какие у них дальнейшие планы? Никто не знал. Даже Тарч, который попал в кузов последним, прямо с площади, где его на скорую руку перевязали, наложили шины и накачали каким-то местным обезболивающим наркотиком. Тарч наспех пересказал новым знакомым почти все, что узнал от Цыгана, но не мог дать хотя бы приблизительные ответы на эти вопросы.

Рейдеры могли бы кем угодно: как представителями некой центральной власти, аналогом военного или полицейского подразделения, так и самостоятельным отрядом, с собственными целями и правилами. Цыган так ничего и не успел рассказать Тарчу о социальном устройстве Улья. Только о том, что на территории больших стабильных кластеров размещаются поселки и даже маленькие города. Но есть ли в этих селениях власть, объединены ли они во что-то, напоминающее государство и вообще, насколько удалены друг от друга и существует ли между ними стабильная связь — было непонятно.

Постепенно оттаяв, новички Улья познакомились друг с другом, выслушали Тарча, которому, за неимением другой информации, предпочли поверить, и перезнакомились заново, коллективно выбирая друг другу новые прозвища. Единственный, кто придумал себе новое имя сам, это Лом. Он вообще взял на себя инициативу во всем: первый заговорил, когда все еще мялись, не решаясь что-то спросить друг у друга, больше всех расспрашивал Тарча обо всем, что он знает, и вовлекал в беседу всех присутствовавших, не давая никому отсидеться и замкнуться на своих переживаниях. А потом, когда колонна выехала на грунтовую дорогу, и стало ясно, что поездка не будет короткой, разболтал смущающуюся Тучку на рассказ о том, как она с помощью швабры и крепкого матерного слова воевала в столовой с толпой мутантов.

История, которую рассказал сам Лом, не была особенно грустной, трагичной или даже просто смешной.

— Я у кореша в гараже гасился все два дня, — речь у парня была под стать одежде. Она перемежалась дворовыми, а то и откровенно криминальными жаргонизмами, хотя, судя по глазам, повадкам и некоторым выражениям, чувствовалось, что образования у него намного больше, чем три класса церковно-приходской школы, — Мы с пацанами взяли пять литров коня казахстанского. Такого, знаешь, который в пятилитровках круглых продается?

Про «казахстанский коньяк», который, конечно же, не был коньяком, да и производился, наверняка, не в Казахстане, где-то тут же, в пригороде, слышали многие. Наверное, не было в городе человека, который бы так или иначе не имел дело с этим странным алкоголем подпольного розлива, который стоил до смешного мало, пять литров по цене бутылки магазинного коньяка, но при этом пился удивительно хорошо и без последствий в виде утренней головной боли. Распробовав этот напиток, цветом и вкусом действительно похожий на недорогой коньяк, все знакомые Тарчу работяги и даже средней руки предприниматели не стесняясь хвалились, у кого и почем они покупают заветные пятилитровые баклажки.

— Упоролись все. Косой с Дэном домой отвалили, еле ушли, бродяги. А мы с Жекой прям гараже завалились. У него там обогреватель, кресла, столик, все дела. С утра просыпаюсь — во рту кошки нагадили, сушняк дикий. Накатил минералочки. Смотрю, а Жека сидит с открытыми глазами, а сам как спит. Думал сначала все, отжмурился, бродяга. Даже на измену подсел, вдруг от коня это? Подошел, смотрю, дышит. Начал его толкать, а он вскочил и давай на меня кидаться. Ну, я ему дал в бубен, он обмяк, лежит, не трепыхается.