Младший советник юстиции
(Повесть) - Карелин Лазарь Викторович - Страница 4

Тут, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, он повернул голову и увидел Трофимова.

«Кто таков?» — насторожился Михайлов, уловив в обращенном к нему лице незнакомца напряженное внимание, с каким тот следил за ходом процесса.

«Наверно, дружок подсудимого», — предположил прокурор, но тут же подумал, что на приятеля Лукина человек этот никак не похож. Михайлов снова глянул на него и заметил осуждение в его ответном взгляде.

Да, Трофимов осуждал Михайлова. С недоумением смотрел он на прокурора, который так прямолинейно, так торопливо вел дело. С недоумением и осуждением отнесся Трофимов и к заявлению прокурора о том, что ему все ясно.

«Что же тебе ясно? — с досадой думал Трофимов. — Под какую статью можно подвести вину Лукина? Для этого не стоило и суд начинать. Дело ведь далеко не такое простое! Посмотри, посмотри на мою соседку, на ее горестное лицо. Нет, товарищ прокурор, ничего-то тебе не ясно».

— Если ни у прокурора, ни у защитника нет больше вопросов, — сказал председательствующий, — то суд продолжит допрос свидетелей.

— У меня имеется заявление! — вскочил со своего места седенький старичок.

— Предоставляю слово защитнику, товарищу Струнникову, — объявил судья.

Прежде чем заговорить, Струнников вскинул брови, и будто на одной с ними веревочке вскинулись вверх его плечи. Всем своим видом защитник выказывал крайнее изумление. Лицо его с вскинутыми бровями дышало таким негодованием, что по залу суда пронесся настороженный шепот.

— Товарищи судьи! В интересах истины я ходатайствую, больше того, я настаиваю на вызове в суд еще одного свидетеля и на привлечении к делу дополнительных материалов, которые могли бы должным образом раскрыть перед нами прошлое моего подзащитного! — Адвокат произнес эти слова горячо, и видно было, что он волнуется, точно впервые, а не в какой-нибудь двухтысячный раз приходится ему выступать защитником в суде. — Товарищ председательствующий! Мой подзащитный — еще молодой человек, я бы сказал, юноша, но, тем не менее, его краткий жизненный путь отмечен пусть скромными, но…

— Товарищ председательствующий, — прервал Струнникова Михайлов, — я протестую против того, что защитник, вместо заявления по существу дела, цитирует нам избранные места из своей защитительной речи. Всему свое время и место.

— Товарищ председательствующий! — запальчиво возразил защитник. — А я протестую против того, что представитель государственного обвинения прерывает меня на полуслове.

— Хорошо, хорошо, продолжайте, — улыбнулся судья.

— Итак, я повторяю, краткий жизненный путь моего подзащитного отмечен пусть скромными, но достойными нашего внимания трудовыми заслугами. Лукин — отличный водитель, прекрасный механик. Но это не все. Лукин известен как страстный исследователь нашего богатейшего края. В этом он наследует своему отцу — старейшему уральскому краеведу. Почему же, решая судьбу молодого человека, мы не желаем считаться именно с этой стороной его жизни — с его трудовой и общественной деятельностью? Кадровый советский рабочий — и вдруг подсудимый? Любитель природы, исследователь родного края — и вдруг преступник? Не противоречит ли это одно другому? Безусловно, противоречит. Вот почему, чтобы найти истинную причину, побудившую Лукина совершить то, что он совершил, мы должны, я полагаю, особенно пристально изучить бытовую и трудовую обстановку, в которой он жил последние месяцы.

Струнников выдержал длинную паузу и уже спокойным голосом, как человек, убежденный, что его поняли и согласны с ним, продолжал:

— В целях более глубокого выявления бытовой и трудовой обстановки, в которой находился мой подзащитный, и для более полной, всесторонней характеристики его, я ходатайствую перед судом о вызове еще одного свидетеля: начальника жилищного строительства комбината и непосредственного начальника моего подзащитного — товарища Глушаева Григория Маркеловича. Убежден, что товарищ Глушаев даст объективную и хорошую характеристику Константину Лукину. Кроме того, я ходатайствую перед судом об обязательном приобщении к делу дополнительных документов: служебных характеристик и отзывов общественных организаций города о моем подзащитном.

Струнников сел и почти скрылся за пухлым портфелем, лежавшим перед ним на столе.

Что-то во всем облике старого адвоката, и даже не столько в облике, сколько в той страстности, с которой он только что говорил, решительно расположило к нему Трофимова.

«По форме старомодно, по существу верно», — оценил он мысленно выступление защитника.

Председательствующий посоветовался с народными заседателями и объявил решение суда:

— Посовещавшись на месте, суд выносит определение: ходатайство защитника, товарища Струнникова, удовлетворить — вызвать в качестве свидетеля по делу гражданина Глушаева Григория Маркеловича, а также затребовать характеристики о подсудимом Лукине с места его работы и от общественных организаций города. Дело откладывается до пятнадцатого июня.

Трофимов поднялся со своего места и отошел к окну. Отсюда ему было удобно наблюдать за тем, что происходило в зале. Почти все посетители суда, прежде чем уйти, подходили к Лукиной и, кто — словом, кто — жестом, выражали ей свое сочувствие. Коренастый седоусый старик, вероятно отец Лукиной, взял ее под руку и бережно повел к выходу. Все предупредительно расступились, давая им дорогу.

Лукин, который не был под стражей и свободно мог уйти из зала суда, стоял в полном одиночестве и не трогался с места. Люди проходили мимо него, пряча глаза и отворачиваясь.

— Механик по кулачной расправе! — презрительно сказала какая-то девушка.

— Молчи, Катюша, а то он и тебя ударит! — подхватила другая.

— Пусть попробует! — угрожающе сказал их спутник, молодой плечистый парень, и неожиданно напустился на девчат: — А вы это бросьте, насмешки свои! Не до смеха тут! Пошли!

Мимо Лукина прошел высокий сухощавый старик.

— Отец! — робко окликнул его Лукин.

— После! Дома поговорим! — не оборачиваясь, буркнул старик. — И без того стыда натерпелся!..

Он подошел к Зотовым.

— Здравствуй, Танюша! Здравствуй, сват! Не думал я, что придется нам в суде родство наше топтать, — сказал он хмуро, и протянутая рука его повисла в воздухе.

— Папа! — просительно прошептала Татьяна, прижимаясь к отцу.

Невысокий Зотов глянул снизу вверх на Лукина и, угловато передернув плечом, протянул ему руку.

— Выходит, непрочным родство оказалось. Ошиблись мы… — сказал он и, насупившись, опустил голову.

Так стояли они друг перед другом, и ни один не решался прервать рукопожатие, понимая, что в нем заключалась последняя надежда на примирение, на возврат к былой, зародившейся еще в детстве дружбе. Томительная тишина стояла вокруг, и казалось, не будет ей конца, как не будет конца и тому, что происходило сейчас между Зотовым и старым Лукиным. И вдруг рядом с ними возникла маленькая фигурка Струнникова. Куда девалась его воинственность? Тихим, даже задумчивым показался он в этот миг Трофимову. Задушевно и мягко прозвучали его слова:

— Друзья, друзья мои, не растопчите дружбу… Нельзя… Нельзя.

Его рука легла на руки стариков, их хмурые лица просветлели, и они с благодарностью взглянули на душевно понявшего их сейчас человека.

Татьяна бросилась к Струнникову, обняла его и, улыбаясь сквозь слезы, что-то зашептала ему на ухо, а он, слушая ее и ласково ей кивая, легко подталкивал ее к выходу, к двери, через которую проникали сюда лучи весеннего солнца.

Зал быстро пустел. Наконец ушел и подсудимый, и в большой комнате остались лишь почему-то медливший уходить Михайлов и Трофимов.

— Вы ко мне? — обращаясь к Трофимову, спросил прокурор.

Трофимов подошел к Михайлову.

— К вам.

— Не мне ли на смену приехали?

— Так точно, прислан сюда на работу. Младший советник юстиции Трофимов, — отрекомендовался он.

— Ну вот, я так и понял, как увидел вас, так сразу и догадался, — растерянно улыбаясь, сказал Михайлов. — Что это, думаю, за гражданин такой суровый сидит? А это вон кто… Сразу, значит, решили с суда начать? Можно и так, можно и так. Прошу ко мне, — пригласил он. И, досадуя на себя за внезапно охватившее его волнение, Михайлов, не оглядываясь, пошел к выходу.