Младший советник юстиции
(Повесть) - Карелин Лазарь Викторович - Страница 2

Слова звучали по-фронтовому: большое и трудное задание. Именно так и понял их Трофимов — офицер запаса, а ныне младший советник юстиции. И хотя звание и опыт прежней работы давали ему право выбирать, он, точно шагнув из строя на вызов командира, коротко ответил:

— Есть!..

…Дорога в этом месте круто взбегала на бугор. Телегу встряхнуло, и Трофимов, очнувшись от своих дум, поднял голову.

Перед ним, как на ладони, лежал город. Белые стены старинной кладки каменных лабазов вплотную подходили к реке, извилистой и узкой, с быстрым, глубинным течением. Поверхность воды казалась озерно-тихой, только бурлящие заверти да пенные гребешки у берегов нарушали обманчивую гладь реки и говорили о бьющих со дна сильных ключах.

— Ключевка! — сказал Чуклинов. — От нее и город наш Ключевым называется. От нее и народ здесь норовистый да крутой.

Трофимов, восхищенный красотой города, ничего ему не ответил. Привстав на колени, он с интересом смотрел на открывавшуюся перед ним панораму.

Ослепительно сверкали на весеннем солнце алебастровые стены воздвигнутых на холмах древних церквей. От них сбегали к реке улицы, то узкие и извилистые, то широкие и прямые.

Просторные одноэтажные дома с высоко поднятыми над землей окнами были рублены из черной уральской сосны, и, как бы вкривь и вкось ни стояли они на крутых, неровных склонах, не было, казалось, такой силы, которая могла бы пошатнуть или сдвинуть их с места.

Дома эти не теснились друг к другу. Окаймленные молодой листвой деревьев, они стояли свободно посреди больших участков возделанной под огороды земли с непременной, присевшей на бочок банькой в углу, у забора, в зарослях малинника и смородины.

Многочисленные новые здания, по преимуществу в два и три этажа, не нарушали самобытного облика города, а стояли так же свободно, образуя широкие улицы. Такие улицы, из новых домов, выходили к асфальтированному шоссе, которое сразу же за городом врубалось в дремучий сосновый бор. По изрезавшим лесную чашу просекам можно было, угадать, что дорога эта извилистой лентой тянется к видневшемуся вдали, за полосой леса, Ключевскому комбинату. Отсюда, с берега реки, Трофимов лишь смутно различал высокие башни шахтных копров, массивные очертания газгольдеров и повисшие над розоватыми конусами отвалов крохотные вагонетки канатной дороги.

— Красиво! — с восхищением сказал он и подивился тому, как громко прозвучал его голос в прозрачном весеннем воздухе.

Телега въехала на мост, и седоки сошли с нее, чтобы лошади было легче одолеть крутой подъем на том берегу реки.

— Да, красота, — подталкивая рукой телегу, согласился Чуклинов. — Только вот уберечь ее мудрено. Не смотрите, что он большой, город-то. Он, все равно как деревцо, — чуть недосмотрел, не уберег — и зачахнет… Вам куда? В гостиницу?

— Да, пожалуй, лучше всего в гостиницу.

— Она отсюда недалеко, — промолвил Чуклинов и зашагал вровень с лошадью, ободряя ее на крутом подъеме невнятным ласковым бормотанием. — Тяни, тяни, старая, вон-от дом-то наш, вон-от!

— А что, — спросил, размышляя над словами старика, Трофимов, — разве в городе нет порядка?

— Отчего нет порядка? — неожиданно сердито и громко отозвался Чуклинов. — Наш город еще при Иване Грозном в городах значился!

— Выходит, про красоту, что уберечь не легко, вы так, между прочим, сказали? — усмехнулся Трофимов.

— Иначе говоря, зря сказал, так, что ли? — хмуро глянул на него Чуклинов.

По напряженности, с которой прозвучали его слова, Трофимов понял, что случайным своим вопросом задел собеседника.

— Либо зря, либо к слову пришлось. Бывает и такое, — примирительно улыбнулся он.

— Эх, мил человек, Сергей Прохорович, зря да для красного словца в мои годы не говорят. Так-то. — И старик вдруг улыбнулся Трофимову лукавой, понимающей улыбкой. — А тебе я вот что скажу: молод ты еще старика пытать. Поживи у нас, поосмотрись, на то у тебя и глаза есть.

Чуклинов отвернулся и зацокал языком на лошадь.

— Вот и гостиница ваша, — сказал он, когда телега свернула на другую улицу, и указал на старый, купеческой стройки двухэтажный дом. — А вон там, вон за церковушкой той, крыша зеленая виднеется — там я и живу. Пооглядитесь, прошу ко мне на весенний мед да на прямой разговор. Чуклинова дом вам всякий укажет.

Старик остановил лошадь у ворот гостиницы и помог Трофимову снять с телеги чемодан.

— Обязательно приду, Егор Романович, — сказал Трофимов и замялся, не зная, как спросить о плате за проезд.

— Нет, нет! — поняв его замешательство, нахмурился Чуклинов. — Я — не извозчик.

Он взмахнул вожжами, и телега легко покатилась под гору.

— В гости, в гости не забудьте! Буду ждать! — донесся до Трофимова его звучный, сильный голос.

Дежурная в гостинице встретила Трофимова торопливой, заученной фразой:

— Номеров нет, могу предоставить койку, предъявите паспорт и командировку.

— Что ж, койку так койку, — согласился Трофимов, выкладывая на стол удостоверение.

Дежурная развернула его и с интересом глянула на Трофимова.

— Для вас, товарищ прокурор, могу предоставить «люкс», или «депутатский».

— Значит, номера все же есть? Ну, давайте какой получше.

— Номер-то один, — смутилась дежурная. — Это только названия два.

— Что ж, давайте оба — начну жить на широкую ногу, — пошутил Трофимов.

Но дежурная даже не улыбнулась.

— Пойдемте, я вас провожу, — заторопилась она.

«Смотри ты, как мое прокурорское звание на нее подействовало», — с досадой подумал Трофимов, поднимаясь следом за дежурной по лестнице.

— Скажите, — обратился он к ней, — неужто я такой уж страшный, что вы даже разговаривать со мной не хотите?

Дежурная, по-своему поняв вопрос, кокетливо повела плечом:

— Нет, почему? Вы мужчина видный…

— Да я не о том вовсе спрашиваю, — рассмеялся Трофимов. — Мне непонятно, почему вы так меня испугались? Что я — серый волк, что ли?

— Какой же вы серый волк? — ободренная его смехом и тоже смеясь, сказала дежурная уже смело, с откровенным любопытством взглянув на Трофимова. Она отперла дверь и посторонилась, пропуская его вперед.

Номер, носящий сразу два громких названия — «люкс» и «депутатский», — оказался маленькой, светлой комнатой, заставленной старинной мебелью: зеленым плюшевым диванчиком и множеством кривоногих круглых кресел.

— Что же вас все-таки во мне испугало? — снова спросил Трофимов у дежурной.

— А ничего! — независимо и не без озорства сказала девушка. — Просто строго очень на меня посмотрели… Вот и все!

— Ах, вон оно что! Тогда прошу прощения.

Дежурная отошла к дверям и вдруг ласково, как, наверно, говорила ее мать, встречая приехавших к ним в деревню дорогих гостей, сказала:

— Живите у нас подольше.

Сказала и, смутившись, выбежала из комнаты.

Улыбаясь, прислушивался Трофимов к ее удаляющимся легким шагам. Вот где-то внизу прозвучал ее голос: «Дуняша! Дуняша! Беги к директору, скажи…»

Что должна была сказать Дуняша, Трофимов не расслышал. Он прошелся по комнате и остановился у открытого окна.

Сразу же по другую сторону улицы начиналась базарная площадь. Там царило то шумное оживление, какое бывает на весенних базарах, когда после долгой и суровой зимы приходит наконец желанное тепло и в город съезжаются колхозники из самых отдаленных уголков района.

И Трофимова потянуло на улицу, на солнце, захотелось поскорее познакомиться с городом, где предстояло ему жить и работать.

Зал заседаний Ключевского народного суда был переполнен.

Прокурор Михайлов, немолодой грузный человек, оторвал взгляд от разложенных перед ним бумаг и посмотрел в глубину зала. Оттуда на него были устремлены сотни внимательных, ожидающих глаз.

«Почему сегодня так много народу? — подумал прокурор. — Дело как дело — ничего особенного…»

— Подсудимый Лукин, встаньте, — сказал судья.