Небо на двоих (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 42

Пустыня, лица съемочной группы и звездное небо проплывали надо мной, мерно покачиваясь. Я все еще летела, но летела какими-то рывками, подпрыгивая. То, что меня по-прежнему прижимают к груди, даже не сразу поняла. Только когда попыталась приподнять тяжелую голову, напоминающую перевернутую кастрюльку с кипящим супом, у которой вот-вот сорвет крышечку, услышала рычание:

-   Не дергайся!

Очень хотелось, можно подумать.

Кажется, в пустыне нехило так разогрело, подумалось мне. Потому что запрокинутое лицо горело, как если бы я перележала на пляже в Зингсприде в полдень. Руки Гроу и его каменная грудь тоже казались раскаленными: до той минуты, пока темное небо не сменилось невысоким светлым потолком, а жар прохладой. Она обтекала пылающую кожу, под спиной тоже было что-то прохладное, и это прохлада втекала в меня сквозь поры.

Хорошо-то как...

Вместо Гроу перед глазами возникло лицо другого мужчины. Ненадолго. Потом лицо сменилось лысиной и плечами: судя по белому халату, медика.

-   Эсса Ладэ... Эсса Ладэ, вы меня слышите?!

-       Гроу, - позвала я, и медика тут же оттеснили в сторону под недовольное:

-   Вы мешаете мне работать!

-   Я не хочу умирать, - сказала я. - И его убивать я тоже не хотела.

-   Я знаю, - процедил он. - Я знаю, Танни. Ты не умрешь.

-   Местр Гранхарсен! Вы мне мешаете.

-    Вечно ты врешь, - сказала я и улыбнулась. По щекам текли слезы, и сразу же испарялись. - Ты обещал, что мы будем вместе его воспитывать.

-   Мы будем, - хрипло выдохнул он. - Вместе. Уже не будем.

Я знала, что не переживу эту ночь, и знала, что должна сказать ему все, что сейчас чувствую, но Гроу уже отодвинули в сторону. Я чувствовала его пальцы, сжимающие мою руку: ту, которая стала проводником огня в мое тело, а вот укола даже не почувствовала. Ледяной воздух обтекал горящую меня, и сейчас было даже все равно, что Сибрилла станет его женой (потому что очень эгоистично просить кого-то любить тебя вечно, если ты умираешь). Эта странная мысль посетила меня в ту минуту, когда в меня хлынуло уже другое пламя, гораздо более мягкое.

Оно текло по венам, смешиваясь с выжигающим огнем, вымывая из меня остатки страха и дрожь. Я цеплялась за руку, за сильные знакомые пальцы, и, хотя я не могла его видеть, я не хотела их отпускать. Не хотела, но мои разжались сами.

И я упала в глубокую бесконечную темноту.

Айоридж, Лархарра

Великую вещь в свое время изобрел один выдающийся ученый, тезка нашего Бирека. Бирек Энгерманн, между прочим, из Ферверна (там до чешуи умных мужиков было) придумал восстановительные гибернационные капсулы, в которых происходит полная перезагрузка организма, пережившего даже самый серьезный стресс. Ну, или вливание огонька, если можно так выразиться.

О-го-нек.

Эта мысль выбрасывает меня на поверхность изо всех прочих, в частности, о Биреке Энгерманне (если бы не он, как бы я вообще потом пришла в себя так быстро), но еще быстрее выбрасывают ощущение пальцев на моей руке. То есть когда я там в пустоши проваливалась в никуда, это было нормально, а сейчас...

Широко распахиваю глаза: Гроу спит на моей постели. То есть не на моей постели, он спит в кресле и умудрился сползти небритой физиономией на больничную постель, та сторона лица, которая повернута наверх - сплошной синяк, если можно так выразиться, скула рассечена, и на ней швы. У иртханов, по идее, не должно оставаться шрамов, особенно если их тоже запихнуть в гибернационную капсулу, это я отмечаю автоматически. Равно как и то, что его ладонь накрывает мою, а потом я подскакиваю вместе с кучей датчиков, которые на меня налепили.

Аппарат ругается звучным писком, Гроу открывает глаза и, наткнувшись на мой взгляд, резко поднимается. Правда, руку мою не выпускает, как будто его приклеили.

-   Прости, вырубился...

-    Он умер, да? - спрашиваю через силу, потому что у меня сдавливает горло.

Странно, что у меня вообще хватает сил об этом спросить, и рука (та, что свободна), неосознанно тянется к животу. Ответить Гроу не успевает, потому что в палату входит врач.

-   Ферн Гранхарсен, могу я попросить вас выйти?

-   Набла с два.

-     Так и я думал. - Врач смотрит на меня и поправляет очки. - Эсса Ладэ, давайте знакомиться. Эльгерд Вангсторн, ваш лечащий врач. Как вы себя чувствуете?

Паршиво. Я чувствую себя паршиво, потому что так же, как Теарин, не могу почувствовать своего ребенка. Руки холодеют еще сильнее, я выдергиваю вторую из захвата Гроу и обнимаю себя.

-   Эсса Ладэ?

-   Танни, - Гроу тянется ко мне, но я отшатываюсь.

-    Эсса Ладэ, поговорите со мной, - врач приближается. - Мне нужно понять, как вы себя чувствуете.

-   Я жива.

Это единственное, на что меня сейчас хватает.

-   Что ж, это определенно радует, не так ли? - Он склоняется надо мной и достает наблов фонарик. Этот наблов фонарик я запомнила в той больнице, у того доктора, который через пять минут скажет мне, что я беременна, а этот... ровно через столько же скажет, что нет.

Пять минут - это слишком долго, мне нужно понять, что его нет сейчас, и учиться с этим справляться. Пусть все внутри вопит о том, что не надо этого делать, что пока у меня есть надежда, а потом не станет даже ее, я смотрю на врача и четко произношу:

-   Мой ребенок погиб.

Это даже не вопрос. Утверждение.

-   Что? - он хмурится.

Я была беременна, хочется орать мне. Я была беременна, вы что, даже этого не уловили?! Но прежде чем я действительно начну на него кричать, он говорит:

-   С вашим ребенком все в порядке.

-   Что? - теперь уже переспрашиваю я.

-      С вашим ребенком все в порядке, - произносит он, - а теперь позвольте мне...

Я не хочу ему ничего позволять, потому что меня трясет. Мне хочется вцепиться в постель и орать от радости, и... этого не может быть, правда? Я сплю? Или все еще брежу? Наталкиваюсь взглядом на Гроу: он поднялся из кресла, сложил руки на груди и смотрит на меня. Этот взгляд меня замораживает, как будто я застываю во времени. Сейчас это даже хорошо, потому что пока я вот так, не отрываясь, смотрю на него, врач сверяет показания датчиков на планшете и говорит:

-   Все хорошо. Пожалуй, я бы рекомендовал вам...

-    Свалите. - Голос Гроу врывается в несостоявшуюся рекомендацию, правда, он тут же поправляется: - Я хотел сказать, оставьте нас одних ради первых драконов.

Врач поджимает губы и кивает:

-   Я сообщу родным о вашем состоянии.

Он выходит прежде, чем я успеваю поинтересоваться, каким родным и что именно он сообщит, а Гроу уже шагает ко мне. Это как будто снимает заморозку, потому что я выставляю руку вперед и говорю хрипло:

-   Не подходи.

-      Ты серьезно думаешь, что я остановлюсь? - интересуется он и садится рядом со мной на постель. Я бы могла отползти, больничная койка широкая, но тогда я потяну все датчики, и придется опять слушать верещание аппаратов. Да и потом, отползти - это очередной побег, а мне надоело бегать. - Леона здесь. Халлоран тоже. Я выставил их из палаты, чтобы остаться с тобой, чтобы быть с тобой, когда ты проснешься. Думаешь, меня остановит твое «не подходи»?

-   А что тебя остановит? - спрашиваю я и складываю руки на груди.

-   Ничего, - он смотрит на меня, наверное, в самое сердце.

Я же пытаюсь на него не смотреть. То есть смотреть, но не видеть: знакомый изгиб губ, резкий подбородок, глаза, в которых и тонула, и сгорала.

-   Гроу, серьезно. Ты собираешься жениться на Сибрилле. Ты думаешь, что...

-      Танни, серьезно. Ты веришь в то, что я собираюсь жениться на Сибрилле? - Он по-прежнему смотрит мне прямо в глаза, но я не отвожу взгляд.

В общем-то, выдержать мне надо совсем немного: всего-навсего этот разговор. Теперь, когда я знаю, что ребенок жив, я смогу выдержать даже десять таких разговоров. Наверное.