Без границ (ЛП) - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 29

Теперь настала очередь Громфа качать головой.

- Двух таких созданий нельзя натравить на одну цель — они будут нападать друг на друга из-за вмешательства, настолько сильно они сосредоточены на единственной задаче.

Громф всесторонне обдумал эту проблему. Нападением руководила мать Жиндия — единственное, что позволяло ему надеяться, что он сам не одна из целей. Жиндия ненавидела Дзирта и Джарлакса, и человеческого мужчину Энтрери, поскольку эти трое напали на неё у неё дома и убили единственную дочь — по слухам, жутким кинжалом Энтрери, так что её нельзя было воскресить. Но станет ли Жиндия — станет ли Ллос — тратить захватчика на простого человека?

Громф считал, что это маловероятно.

- Это не Артемис Энтрери, - сказал Киммуриэль, напоминая, что читает его мысли.

- В таком случае, мы должны узнать кто, - потребовал Громф, который начал злиться. - Необходимо выяснить наверняка. Ты узнал у пожирателей разума хоть что-нибудь?

- Разум улья существует не для того, чтобы отвечать на вопросы по моему расписанию, - ответил псионик.

- Надави на них.

- Надавить? Нельзя просто так взять и надавить на иллитидов.

- Неужели я должен напоминать тебе, что это Киммуриэль обрушил мощь разума улья на Демогоргона? Вполне возможно, что несокрушимые големы здесь ради тебя.

Киммуриэль снова пожал плечами.

- Ты сбежишь к иллитидам, если это окажется правдой! - обвинил его Громф.

- Громф сам поступил бы — и поступит — именно так, если окажется, что он — жертва.

- Я не хочу участвовать в этой пьесе, - сказал архимаг. - Мы должны узнать, что за союз стоит за этим приливом мрака. Кто и зачем дал Жиндии арахна'хинин'лихи'элдернай?

- Кто бы это ни был — и кто бы ни стал целью големов — наш мир изменился, архимаг, - заявил Киммуриэль, и Громф мог только согласно кивнуть. Если любая из этих тварей была нацелена на Громфа, ему предстояло провести грядущие десятилетия, даже века, в постоянном бегстве с одного плана бытия на другой — пока его не поймают или не найдётся какой-нибудь способ победить созданий, победить или остановить которых было практически невозможно.

Пенелопа Гарпелл скользнула на свою половину большой постели в уютных покоях в Главной башне.

Она замерла и посмотрела на обнажённую спину своего любовника: большую и сильную, широкую, но твёрдую, как гранит, с рельефными мышцами. Пенелопе казалось, что если он встанет и наклонится вперёд, широко разведя руки, можно будет положить на эту спину целый мир — и Вульфгар удержит его. Женщина выждала ещё мгновение, прежде чем усесться сзади, когда он сел на кровати сам, у нижнего края, скрестив ноги и как будто не замечая её возвращения.

Она знала, что у Вульфгара много забот. С юга, из Гонтлгрима, где его приёмный дварфийский отец был королём и обитали многие его друзья, пришли зловещие новости. Кровоточащие Лозы, деревня, которую он помог построить вместе со своим другом Реджисом, была полностью опустошена, виноградники сорваны, трамвайная станция — разрушена.

А Вульфгар был здесь во время этого неожиданного нападения и продолжающейся осады Гонлгрима, навещая Пенелопу и разделяя с ней постель. По крайней мере, сейчас Гонтлгрим казался в безопасности, и Бренор послал весточку через волшебный портал, чтобы Вульфгар оставался в Лускане в качестве посла. Пенелопа понимала, что это тоже оказалось для воина тяжким грузом. Больше всего он хотел пройти сквозь врата и вступить в сражение на линии фронта вместе со своими друзьями. Однако он не мог нарушить волю Бренора и поэтому вернулся к Пенелопе.

От мысли, что Вульфгар искал у неё утешения и возможности отвлечься, по спине женщины пробежали мурашки, особенно сейчас, когда она рассматривала его большое и рельефное тело, тело, которому было около двадцати лет отроду, хотя сознание мужчины было намного старше — и намного старше самой Пенелопы. Она была ближе к пятидесяти, чем к сорока, в волосах уже стала появляться седина, а на лице — морщины, главным образом у глаз, потому что она постоянно щурилась во время чтения заклинаний и старых свитков. Пенелопа оставалась сильна и здорова, хотя в некоторых местах стала толще, чем хотелось бы, а в других — не такой упругой, как раньше. Всё это не слишком её беспокоило, но было приятно знать, что она ещё может привлечь внимание таких мужчин, как Вульфгар.

Он с нетерпением и радостью продолжал возвращаться в её постель.

Она подползла, чтобы усесться на коленях позади него, и положила руки на плечи мужчины, большими пальцами разминая тугие узлы мышц.

- Мой великолепный мужчина, - сказала она. - Почему ты в моей постели на сей раз?

- А почему бы нет? - ответил он, поднимая левую руку, чтобы накрыть её правую.

- Разве есть на побережье Меча женщина, которая не открылась бы для тебя? Разве есть молодая и красивая девушка, которой не хотелось бы оказаться в безопасных объятиях твоих крепких рук? - с этими словами она провела своими руками вниз по плечам к его гигантским бицепсам. - И всё же ты здесь, со мной.

Вульфгар издал короткий смешок.

- Пенелопа Гарпелл, знатная дама Особняка Плюща, сомневается в себе? - он повернул голову, чтобы она увидела его недоверчивый взгляд. - Мало что может удивить меня, женщина, но да, я удивлён.

- Это не сомнение, - отозвалась она, игриво шлёпнув его по плечу. - Всего лишь простая честность.

Она обогнула его сбоку, чтобы посмотреть в хрустально-чистые синие глаза — о, эти глаза! Даже глаза Вульфгара говорили о пугающих и прекрасных контрастах этого человека. Он был тьмой и светом, крепким и сильным, но таким нежным.

- Ты молод, - сказала она. - А я уже нет.

- Мне было сто и четыре года, когда меня убил йети, - с искренним и тёплым смехом напомнил ей Вульфгар.

- Да, но ты переродился и обрёл юность и силу, а также красоту, которая приходит вместе с ними. Ты можешь заполучить практически любую женщину, но всё-таки ты здесь. Почему?

- Эплер виэн, - ответил Вульфгар после короткой паузы.

- Эплер... - Пенелопа тоже замолчала и задумалась над корнями этой фразы — она знала большинство диалектов севера и догадалась, что это утгардский. Но только сильнее запуталась, попытавшись перевести, и это отразилось на лице женщины.

- Оленьи лепёшки, - сказал Вульфгар.

- Ты считаешь меня оленьим навозом?

- Я считаю тебя честной, - ответил Вульфгар. - Не только с остальными, но и сама с собой. Я считаю, что ты освежающе и чудесно эгоистична.

- Комплименты так и текут с твоих прекрасных губ, - покачав головой, с усмешкой отозвалась Пенелопа. Она отстранилась и посмотрела на него искоса.

- Может быть, эгоистична — неподходящее слово, но я не хотел тебя оскорбить, - сказал ей Вульфгар. - Как раз напротив. Пенелопа Гарпелл знает, чего хочет, и старается это получить. Ты честна с собой и достаточно храбра, чтобы заявлять об этой честности окружающим. Ты разрываешь оковы привычек, традиций и... знаков.

- Знаков?

- Да, - ответил Вульфгар, кивнув. Теперь его мысли прояснились. - Знаков. Они повсюду, в речи или на письме, законы и правила. Некоторые из них важны, некоторые есть просто потому что они есть, потому что их оставил кто-то, где-то и когда-то.

- Как оленьи лепёшки.

Вульфгар рассмеялся.

- Именно. И ни у кого нет храбрости или здравого смысла, чтобы избавиться от них. Но ты не наступаешь в них, нет. Пенелопа лишена притворства. У тебя нет никакой тайной стороны. Разве ты не понимаешь, моя прекрасная и чудесная подруга? Ты не просто та, кого я желаю, ты такая, каким хочу быть я сам.

Мгновение Пенелопа пыталась это переварить.

- Я твоя любовница или твой учитель?

- Да, и намного больше! - заявил Вульфгар. Он игриво потянулся вниз и коснулся внутренней стороны колена женщины, затем легко, очень легко — может быть, даже не касаясь, просто дразня её кожу! — провёл пальцами вверх по внутренней стороне бедра.