Аромат апельсинов (ЛП) - Харт Меган - Страница 4

— Да? А в Лебаноне на прошлой неделе произошло убийство с последующим самоубийством. Это, кажется, поблизости от вас?

Мама вздохнула.

— Эмм, будь, пожалуйста, посерьёзнее.

— Я серьёзная, мама. Мне тридцать один год. Пришло время, чтобы сделать этот шаг.

Она опять вздохнула.

— Полагаю, ты права. Ты не можешь всё время быть моим ребенком.

— Я уже давно не твой ребёнок.

— Я бы чувствовала себя спокойнее, если бы ты не жила одна. Было лучше, когда ты и Тони…

— Мама, — недовольным голосом перебила я, — мы с Тони расстались по многим причинам, понятно? Прекрати, пожалуйста, постоянно переводить на него разговоры. Ты его терпеть не могла.

— Потому что я считала, что он не слишком хорошо о тебе заботился.

В этом вопросе она, конечно, права. Но я не нуждалась в постоянной заботе, хотя она с этим не соглашалась. И разговаривать о своём бывшем любовнике я не хотела. Ни сейчас, ни вообще когда-либо.

Чтобы перевести разговор на другую тему я поинтересовалась:

— Как папа? — пусть лучше она разговаривает о других людях в своей жизни, о них она тоже заботилась сверх меры.

— Ой, ну ты же знаешь своего отца. Я всё время говорю ему, чтобы он пошёл к врачу. Ему нужно тщательное обследование, а он не хочет. А ему ведь уже пятьдесят девять.

— Ты считаешь его древним стариком.

— Во всяком случае, он уже не молод, — ответила мама.

Я рассмеялась, зажала трубку между ухом и плечом, и раскрыла большую запечатанную коробку, которую после переезда оставила в одной из неиспользуемых комнат. Я собиралась распаковать книги. Эта комната предназначалась под библиотеку. Книжные полки были уже установлены, пыль вытерта. Осталось их только заполнить. Я знала, что меня обрадует результат, но за несколько месяцев работа не сдвинулась ни с места.

— Чем ты занимаешься? — поинтересовалась мама.

— Распаковываю книги.

— Ох, Эмм, будь осторожна. Ты же знаешь, что может подняться пыль.

— У меня нет астмы, мама, — я отложила в сторону газетную бумагу, которая лежала сверху на книгах. Они упаковывались по принципу, чтобы лучше уместились в коробках. В этой лежали, помимо всего прочего, издания подарочного формата, которые я купила по дешёвке или получила в подарок. Посмотреть их у меня никогда не доходили руки.

— Нет. Но ты же знаешь, что надо быть осторожной.

— Мама, перестань. Хватит, — я медленно начала выходить из себя.

Моя мама всегда была наседкой. В шесть лет я упала со шведской стенки на школьной игровой площадке. В те времена в школах не имелось защитного покрытия или другого мягкого материала для обивки твердого пола. Некоторые дети ломали себе руки-ноги. Я же ударилась головой. Без малого неделю я провела в коме — врачи не пришли к единому мнению, что было тому виной — отёк мозга или опухоль. Мои родители уже согласились на операцию на открытом мозге, но я открыла глаза, села и попросила мороженого. Нарушения координационной способности, которое предсказывали врачи, не произошло, как и потери чувствительности в одной или нескольких конечностях. Также я не страдала от провалов в памяти или видимых повреждений мозга. Я вообще никогда ничего не забывала. Не появилось долгосрочных последствий, по крайней мере, физических. А к приступам я привыкла очень быстро.

Мои родители уже думали, что потеряли меня, и рассказанное мною об этом времени в темноте, тоже не смогло убедить их в обратном. Я не осознавала опасности, что могла умереть. И все тогдашние попытки объяснить маме, чтобы она немного расслабилась, потерпели неудачу. Она отказалась меня слушать. Наверное, её нельзя в этом упрекать. Я понятия не имела о том, что такое любить ребёнка, не говоря уже о страхе, потерять его.

— Извини, — сказала мама, когда поняла, что зашла слишком далеко.

Она вела себя так из лучших побуждений, чтобы я не выросла напуганным ребёнком и поседела задолго до сорока лет. Она позволила мне сделать всё, чтобы стать самостоятельной, что ей было ненавистно.

— Знаешь, ты ведь можешь иногда приезжать в гости. Расстояние не слишком большое. Мы могли бы вместе пообедать или ещё чем-нибудь заняться. Только ты и я. Организовали бы девичник.

— Да, конечно. Почему бы и нет, — мамин голос заметно повеселел.

Впрочем, я не верила, что она примет моё приглашение. Моя мама не любила ездить на машине на дальние расстояния. Если бы она и приехала, то привезла бы с собой отца. Это совсем не означало, что я его не любила или не хотела видеть. По некоторым причинам я чувствовала себя с ним лучше, он держал свои страхи при себе. Но если бы приехал папа, то не получилось бы девичника. Кроме того, начались бы переживания, что визит слишком затянулся, и лучше бы он сидел дома перед телевизором в своём любимом кресле. У меня кабельного телевидения нет.

— Я видела его пару дней назад, Эмм.

Я застыла, как вкопанная, с огромной книгой о соборах. Остальное нормально разместится, если её запихнуть в дальний ряд. Но я положила книгу на стол, чтобы была на виду, и пролистала страницы, размышляя, а не продать ли её.

— Кого?

— Тони, — нетерпеливо ответила мама.

— Ради Бога, мама!

— Он хорошо выглядит. И спрашивал о тебе.

— Охотно верю, — произнесла я с иронией.

— Думаю, он хотел узнать, не встречаешься ли ты с кем-нибудь.

Я моментально забыла про книги, хотя в руках держала ещё один талмуд. С блошиного рынка. Просто не смогла устоять перед покупкой по бросовой цене. Книги я тоже покупала по смешным ценам. Даже если их содержание меня совсем не интересовало. Я всегда знала, что смогу самые красивые картинки вставить в рамки и развесить по квартире. Что являлось неоспоримым доказательством того, что в искусстве я полный профан.

— И каковы его намерения?

— Я не знаю, Эмм, — пауза. — У тебя кто-нибудь есть?

Я хотела просто ответить «Нет», но перед моими глазами всплыл образ мужчины в черном пальто и шарфе в полоску. Земля под моими ногами чуть-чуть пошатнулась. Я крепко вцепилась в телефонную трубку. Книга оказалась слишком тяжёлой для моей вспотевшей ладони и упала.

— Эмм?

— Всё в порядке, мама, просто книжка свалилась.

Никаких красочных вихрей и запаха цитрусовых, который горел в моём носу. Желудок немного сжался, но это произошло скорее от итальянской еды, которую я купила. Она слишком долго пролежала в холодильнике.

— Было бы неплохо с кем-нибудь познакомиться. Думаю, что уже самое время.

— Да, и каждому мужчине, которого я встречу, буду говорить, что моя мама считает, что я не должна оставаться старой девой. Самая подходящая тема для свидания.

— Сарказм — это не самая привлекательная черта характера, Эмм.

Я рассмеялась.

— Мама, давай на сегодня закончим? Я хочу ещё распаковать коробки и постирать, а вечером пойду в гости к своей подруге Джен.

— О! У тебя есть подруга?

Я любила свою маму. На самом деле. Но порой мне хотелось её придушить.

— Да, мама. У меня есть настоящая подруга.

Мама засмеялась, что выглядело намного лучше, чем начало нашего разговора. «По меньшей мере, что-то другое».

— Хорошо. Я рада, что ты проводишь время с подругой, а не сидишь одна дома. Я… я просто беспокоюсь о тебе, дорогая. Пока.

— Я знаю. И знаю, что ты никогда этого не прекратишь.

Мы попрощались, клянясь друг другу во взаимной любви. У меня были друзья, которые не говорили своим родителям, что любят их, и после окончания начальной школы никогда больше не произносили эти слова. Я радовалась, что никогда такой не вырасту, и что мама выдержала. Она никому не рассказывала, но я знала, что лежало в основе её страхов. Возможно, она упустила последний шанс сказать своему ребёнку, что любит его. Мне это нравилось.

Книга, которая упала на пол, называлась «Американское кино». Переплёт разорвался, и она оказалась открытой посредине. Я расстроенно вздохнула. Наклонилась, чтобы её поднять и замерла. Глава, которая предстала перед моими глазами, носила название «Художественные фильмы 70-х». Под ним красовался огромный, глянцевый чёрно-белый портрет невероятно красивого мужчины.