Три ступени вверх - Рой Олег - Страница 6

И вот сейчас все эти сияющие – и притом реальные! реальные! – планы должны рухнуть в один момент!

Время стало тягучим – как смола. И она, Мия, – как мошка, увязшая в этой смоле. Ни пошевельнуться, ни вздохнуть, ни хотя бы крикнуть… ладно, пискнуть хотя бы: простите, Вера Сергеевна! Да только та уже нацелилась устроить публичную экзекуцию (и ведь не со зла, а так, чтобы не расслаблялись), теперь ее не остановить…

Глядя на неотвратимо приближавшуюся Вису, Мия представила, как внутри головы, за выпуклыми костями черепа, серая морщинистая масса – мозг – собирается в кулак. И – бьет Вису под коленки! Споткнись, споткнись, споткнись, твердила Мия, чуть прикрыв глаза (словно бы от смущения) и сжимая ладони так, что ногти больно впивались в мягкое. Вот… вот сейчас… каблук зацепится…

Полы в классе были, разумеется, в идеальном состоянии – не за что там каблуком цепляться. Да и каблуки Белинская носила низкие, широкие, устойчивые. Учительские, в общем. В школе, по крайней мере. Мия однажды видела ее с «банкиром» в Мариинке. Самой Мие билет на широко разрекламированную премьеру достался в результате сложных манипуляций – на галерку, но она и тому была рада. Прогуливаясь в фойе среди блестящей светской толпы, она словно бы перенеслась на несколько лет вперед, туда, где она будет среди «бомонда» не случайной гостьей, а его частью. Как Белинская с супругом, на которых Мия смотрела из-за колонны. На Неистовой Висе было узкое бархатное платье, серое, но словно бы немного и лиловое (батюшки, да у нее глаза того самого фиалкового цвета!), в ушах поблескивали бриллианты и еще какие-то лиловые камни (аметисты, что ли?), на ногах – высоченные шпильки.

Эх, вот бы сейчас на Висе оказались такие же туфли… И если бы дернуть за шпильку изо всех сил…

Мия не слишком верила в нарисованные воображением картины: тетрадь с карикатурой, директорский кабинет, отчисление… Не станут ее, одну из лучших учениц, выгонять перед самыми экзаменами. Нечего придумывать, что вот Белинская сделает последние пару-тройку шагов, и мир рухнет. Скорее всего, Виса даже не дотронется до злополучной тетрадки, лишь доругает за «неуместную задумчивость». Не такая уж она и неистовая. Вполне себе приличная тетка.

Но что, если все-таки… И Мия продолжала сосредоточенно представлять, как узкий каблук застревает в незаметной трещине…

Чтобы она запнулась, запнулась, запнулась…

Да, никаких трещин в идеальном паркете, разумеется, не имелось, и туфли на Неистовой Висе были донельзя практичные. Но на предпоследнем шаге ее правая нога вдруг неловко подломилась, колено поехало вдоль угла Мииной парты – та аж дрогнула, да так сильно, что лежавшая возле тетрадки ручка задумчиво покачалась и покатилась. Докатилась до края и нырнула вниз.

– Черт! – Белинская не упала, только тяжело оперлась о край парты.

Вообще-то она произнесла вовсе не «черт», а «shit». Мия едва не рассмеялась. Никто, скорее всего, и не понял, звучание-то похожее, но она, сидевшая совсем близко, расслышала. Кто бы мог подумать, что их рафинированная Вера Сергеевна способна так изъясняться!

Хотя да, ударилась она сильно. Мия завороженно смотрела, как на серой ткани разодранной юбки набухают багровые капли. И тянутся вниз, по безобразно широкой «стрелке», ползущей по тугим, матово поблескивающим колготкам…

Звонок грянул внезапно. То есть это только так принято говорить – грянул, звонки в их школе не гремели – пели. Переливчато, мелодично. Но сейчас он именно грянул.

Горло Неистовой Висы дрогнуло, словно она проглотила застрявший комок. Проглотила, выпрямилась, дотащилась, прихрамывая, до своего стола, сдернула висящую на спинке учительского стула сумку, подхватила со стола классный журнал (экая профессиональная ответственность, ехидно подумала Мия – почему-то ей совсем не жалко было Белинскую) и, держась все так же прямо, но все-таки прихрамывая, вышла.

Только теперь стало ясно, какая мертвая тишина висела в классе в последние несколько мгновений. А сейчас, словно кто-то тронул регулятор громкости, зашептались, заговорили, загомонили, загалдели.

Мия разжала кулак (она и не заметила, как рука сама собой стиснулась!) – на ладошке ярко горели красные отпечатки ногтей.

Ушла Белинская! Ни в дневник не записала, ни «завтра с родителями в школу» не потребовала! И самое главное – к директору не отправила и докладывать о «безобразном поведении Лиу» не станет! Не о чем докладывать! В тетрадь-то она заглянуть не успела! А то, что Мия, задумавшись, не слушала – какие пустяки, право! Господи, неужели обошлось?

Она торопливо, но старательно замазала рисунок, подумав, что после нужно будет переписать все на чистый лист, а этот уничтожить. Но это уже дома, где никто через плечо не подглядывает. Матери не до того, отчим не в состоянии, а Витек давным-давно живет на съемной квартире и дома появляется раз в год, и то по обещанию. Тетрадка отправилась в рюкзачок – подальше, во внутренний карман. Чтобы не напоминала о неприятном. Рюкзачок был уже не новый, но стильный, потертость даже добавляла ему шарма, смягчая яркую поначалу пестроту. По краю клапана вилась вышитая сложным, похожим на арабскую вязь шрифтом надпись. Совершенно нечитаемая. Многие спрашивали, что за бренд (суперская вещица!), но Мия только улыбалась загадочно. Рюкзачок сшила из кожаных лоскутков мама, давно уже, года три назад. Мия сгребла в него все, что еще оставалось на парте, одним движением, затянула шнур на горловине, защелкнула замочек верхнего клапана.

Янки, с которой она делила парту, сегодня не было. Простыла, наверное. А скорее всего, опять впала в уныние: сидит дома, в стенку пялится. С ней бывало такое. Окажись бы она сегодня на месте, подтолкнула бы Мию, когда Виса свой стервятнический взор на нее обратила. Ничего бы и не было – ни выговора, ни паники… Да Мия и рисовать-то вряд ли принялась бы.

Она поднялась из-за парты так резко, что едва не налетела на угол. Тьфу ты, черт, что ж сегодня все наперекосяк-то!

Да еще Петенька прямо в проходе застрял – ни пройти, ни проехать. С ним вечно так: то встанет всем поперек дороги, то ляпнет что-нибудь неуместное. Нелепый, долговязый, рукава форменного пиджака почему-то собираются складками, и кажется, что одежка ему не по росту. Придурок, как есть придурок. Нет, не то чтобы вовсе «убогий», учился-то он весьма прилично, но вот во всем остальном – как тот дурак на похоронах.

Над ним даже не смеялись. Не потому, что малейшие попытки издевательств, если заметят (а Леди Гага бдила старательно), преследовались сурово: от классического «к директору с родителями» до старозаветного «написать двести раз «я должен уважать своих соучеников». Вроде и не страшно, но до того нудно, что потом десять раз подумаешь, прежде чем сделать что-то не то. Над Петенькой не измывались отнюдь не из страха наказания. Бессмысленно прикалываться над тем, кто не понимает, что раздающийся вокруг хохот – над ним. Скучно насмешничать, если до жертвы не доходит, что она – жертва.

Вот и чего он, спрашивается, сейчас тут встал? Парта его в крайнем ряду, почти у двери. И смотрит на Мию как… Ей не сразу удалось подобрать сравнение: как на ангела с небес? На свидание, что ли, пригласить сподобился? Нашел тоже момент!

К знакам внимания за этот учебный год Мия привыкла: не только Борька заметил внезапно распустившийся в их классе «цветочек». Впрочем, хамских выходок никто больше себе не позволял, и держать поклонников на расстоянии было совсем не трудно. Сперва аттестат зрелости и поступление в универ, решила для себя Мия, а после можно и на противоположный пол начать время тратить. Школьные романы – это несерьезно. Бесперспективно.

Нет, если бы при взгляде на кого-нибудь из окружающих парней екало сердце – тогда другое дело. Однако – нет, не екало. Некоторые из них были вполне ничего себе, но – не более того. Хотя чувствовать себя центром восхищенных, а то и откровенно влюбленных взглядов оказалось приятно. И соблазн был велик – дать себе поблажку, ухватить немного простых жизненных радостей. Но Мия лучше любого учителя знала уровень своих способностей: отнюдь не тупица, но и не гений, ох не гений. На одной внешности в рай не въедешь, надо и соображалку иметь, и знания какие-никакие. Без этого никуда, кроме как в постельные куклы. Так что внешность внешностью, а учиться надо. И еще как… Некоторым (вроде Янки) учеба давалась играючи, Мие же, чтобы быть на уровне, приходилось брать старательностью. Уровень она определила для себя сама – если нельзя стать лучшей, следует держаться хотя бы в статусе «одной из лучших», не забывая, конечно, зорко оглядываться вокруг, чтобы не пропустить возможный счастливый случай.