Игра в «Потрошителя» - Альенде Исабель - Страница 15

— Как ты ее назовешь? — спросила Марианна еле слышно.

— Аманда. Это означает «та, которая должна быть любима».

— Красиво. На каком языке?

— На санскрите, но Мартины считают, что это имя — христианское, — объяснила дочь, которая с ранних лет грезила Индией.

Перед смертью Марианне довелось всего несколько раз увидеть внучку. Тяжело вздыхая, она выдала Индиане последний совет: «Тебе, Инди, чтобы вырастить девочку, очень понадобится помощь. Ты сможешь рассчитывать на папу и на семью Мартин, но не позволяй Бобу умыть руки. Аманде нужен отец, а Боб — хороший мальчик, ему только необходимо подрасти». Она была права.

Воскресенье, 8 января

Хорошо, что есть Интернет, думала Аманда Мартин, собираясь на вечеринку: начни она расспрашивать девчонок из колледжа, выставила бы себя полной дурой. Она слышала о рэйвах, умопомрачительных тайных сборищах молодежи, но не могла себе представить, что это такое, пока не поискала в Сети, где даже выяснила, как нужно грамотно одеться. Все необходимое обнаружилось среди ее вещей, разве что пришлось оторвать рукава у футболки, сикось-накось ножницами обрезать юбку и купить тюбик фосфоресцирующей краски. Мысль о том, чтобы попросить разрешения у отца, была настолько нелепой, что даже не пришла ей в голову: он никогда ничего подобного не разрешит, а если узнает, явится с целым взводом полиции и сломает кайф. Аманда сказала, что подвозить ее не надо, они с подружкой вместе поедут в колледж, а отец и внимания не обратил на то, что дочь возвращается в интернат в каком-то карнавальном тряпье: примерно так она и всегда выглядела.

Аманда взяла такси, в шесть вечера вышла на Юнион-сквер и приготовилась к долгому ожиданию. В этот час она уже должна была вернуться в интернат, но заранее предупредила, что приедет утром в понедельник: никто ее не хватится и родителям звонить не станет. Скрипку она оставила в спальне, но не смогла избавиться от тяжелого рюкзака. Пятнадцать минут она провела, разглядывая новейшую приманку для туристов, появившуюся на площади: молодой человек, покрытый золотой краской от башмаков до макушки, стоял неподвижно, как статуя, а приезжие фотографировались с ним. Потом походила по универмагу «Мэйсис», зашла в туалет и нарисовала на руках светящиеся полосы. На улице уже стемнело. Чтобы убить время, заглянула в жалкую китайскую харчевню, а в девять вернулась на площадь, где почти уже не осталось народу, только зазевавшиеся туристы да сезонные нищие, которые прибывали из более холодных краев, чтобы провести зиму в Калифорнии: эти располагались на ночь в своих спальных мешках.

Аманда уселась под фонарем и стала играть в шахматы на мобильном телефоне, кутаясь в дедов кардиган, который ей успокаивал нервы. Каждые пять минут она смотрела на часы, переживая, заедут ли за ней, как обещала Синтия, одноклассница, которая более трех лет изводила ее и вдруг необъяснимым образом пригласила на вечеринку, даже предложила подвезти до Тибурона, городка в сорока километрах от Сан-Франциско. Еще не веря в свою удачу — ведь ее впервые куда-то приглашали, — Аманда тотчас же согласилась.

Был бы рядом Брэдли, друг детства и будущий муж, она бы себя чувствовала более уверенно, думала девочка. Пару раз в течение дня она выходила с ним на связь, но не упоминала о планах на вечер: боялась, что парень станет ее отговаривать. Брэдли, как и отцу, лучше рассказать обо всем после того, как событие свершится. Она скучала по Брэдли-ребенку, ласковому, забавному, не то что педант, каким он стал, едва начав бриться. В детстве они играли в маму и папу, изыскивали разные другие предлоги, чтобы удовлетворить снедающее их любопытство, но как только Брэдли вступил в подростковый возраст, на пару лет раньше, чем она, эта расчудесная дружба изменилась к худшему. В средней школе Брэдли стал чемпионом по плаванию, нашел себе девиц с более интересной анатомией и стал относиться к Аманде как к младшей сестренке; но у нее была хорошая память, она не забыла тайных игр в глубине сада и собиралась в сентябре отправиться в МТИ, чтобы напомнить о них другу. А пока не стоило волновать его такими подробностями, как эта вечеринка.

В мамином холодильнике она частенько находила карамельки и печенья с травкой — подарки художника Матеуша Перейры: Индиана забывала о них, они валялись на полочках месяцами, покрывались зеленью и выбрасывались в мусорное ведро. Аманда попробовала парочку, чтобы не отставать от своего поколения, но не нашла ничего приятного в отключке мозгов: потерянные часы, которые можно было бы с пользой употребить, играя в «Потрошителя»; но этим воскресным вечером, ежась под фонарем в потрепанном дедовом кардигане, она с тоской припомнила печенья Перейры, которые помогли бы справиться с паникой.

В половине одиннадцатого Аманда уже чуть не плакала: наверняка Синтия надула ее из чистой зловредности. Девчонки узнают, как ее кинули, она станет посмешищем школы. Все равно не буду реветь. Аманда уже собиралась звонить деду, чтобы тот забрал ее отсюда, но в этот самый миг на углу улиц Джеари и Пауэлл остановился фургончик, кто-то высунулся из окошка и помахал ей.

Аманда побежала вприпрыжку, сердце бешено билось. В машине было трое парней, тонущих в облаке дыма, все были в улете выше ракет, даже тот, кто сидел за рулем. Один слез с переднего сиденья и усадил Аманду рядом с водителем, черноволосым парнем, очень красивым, в готическом стиле. «Привет, я — Клайв, брат Синтии», — представился тот и до отказа надавил на акселератор, даже не дав девочке времени как следует захлопнуть дверь. Теперь Аманда вспомнила: Синтия всех знакомила со своим братом на рождественском концерте, который оркестр колледжа давал для родственников учениц. Клайв пришел с родителями, в синем костюме, белой рубашке и начищенных до блеска ботинках, не то что этот псих, бледный как смерть, с лиловыми подглазьями, который сейчас сидел с ней рядом. После концерта Клайв похвалил ее игру на скрипке преувеличенно вежливо, чуть ли не с насмешкой. «Надеюсь снова увидеть тебя», — сказал он и подмигнул на прощание, а она подумала, что плохо расслышала, ведь до сих пор ни один парень не взглянул на нее дважды, насколько ей было известно. Аманда решила, что Клайв и явился причиной странного приглашения Синтии. Этот новый Клайв, похожий на привидение, и его бешеная езда вызывали беспокойство, но, по крайней мере, это был кто-то знакомый, кого можно было попросить вовремя завезти ее в школу на следующий день.

Клайв вопил как сумасшедший, прикладывался к фляге, которая переходила из рук в руки, но ему удалось пересечь мост Золотые Ворота и двинуться дальше, по автостраде 101, ни в кого не врезавшись и не попавшись на глаза полицейским. В Саусалито Синтия и еще какая-то девчонка сели в машину, устроились на сиденьях и отхлебнули из той же самой фляжки, не удостоив Аманду взглядом и не ответив на ее приветствие. Клайв широким жестом предложил Аманде выпить, и она не рискнула отказаться. В надежде немного расслабиться она отхлебнула обжигающей жидкости: в горле запершило, на глаза навернулись слезы. Аманда себя чувствовала неловкой, лишней, как всегда, когда она оказывалась в компании; вдобавок смешной, потому что ни одна из девочек не вырядилась так, как она. Нечем было прикрыть разрисованные руки: перед тем как залезть в машину, она сунула дедов кардиган в рюкзачок. Аманда старалась не обращать внимания на насмешливый шепоток, доносившийся с задних сидений. Клайв выехал из Тибурона и долго вилял по дороге, что шла вдоль залива, потом поднялся на холм и стал рыскать туда-сюда в поисках нужного направления. Когда они наконец приехали, Аманда оказалась перед особняком, отделенным от соседних домов стеной, с виду неприступной; перед входом были припаркованы десятки автомобилей и мотоциклов. Она вылезла из фургончика с дрожью в коленках и следом за Клайвом пошла через полутемный сад. У самого крыльца, под кустом, она спрятала рюкзак, но в мобильник вцепилась, словно в спасательный круг.