Зов пустоты (СИ) - "Lone Molerat" - Страница 19

— На первом этаже, кажется, ванная была, — проговорила Эмили еле слышно. — Я посмотрю, что там с водой?

Вода почти не фонила — по крайней мере, счётчик Гейгера оставался спокойным. Бойлер не работал, но на кухне удалось найти две кастрюли. На ванну этого не хватило бы, конечно, но чтобы смыть грязь и дождь — вполне.

Пока вода грелась, они пили чай на кухне из кружек, найденных в дальнем углу буфета — одна носила на себе эмблему фабрики «Корвега», другая была совсем старой, со стёртым золотым ободком по краю. Эмили досталась та, что с «Корвегой». Бежали минуты, и вот уже сумерки обернулись бархатной безлунной ночью, и недопитый чай на дне кружки давно остыл — а Эмили всё продолжала сидеть за столом, бездумно обводя пальцем очертания красной машинки под слоем растрескавшейся глазури.

— Ну что ты? — Харон тревожно заглянул ей в лицо.

— Мне страшно, — призналась она. — Страшно, что для тебя это какая-то пародия на нормальную жизнь. Сидим тут на кухне, ужинаем… как люди.

— Это странно, конечно, но не смешно, — он взял кружку из рук Эмили и поставил обратно в буфет. — Тут хорошо. Хотя мы оба понимаем, что в любой момент сюда могут нагрянуть рабы, работорговцы, чёрт знает кто ещё…

Эмили понимала. Но почему-то была уверена: никто не придёт. Прежний хозяин уже сдал вахту. Им.

Снаружи шумел дождь, царапались о стекло еловые лапы. На прикроватной тумбочке лежал «Пип-бой». Неровного зеленоватого мерцания хватало, чтобы осветить небольшую комнату на втором этаже: широкую кровать, вывернутый наизнанку спальный мешок, брошенный поверх колючего одеяла…

— Что мы делаем? — прошептал Харон.

— Воспоминания, — улыбнулась Эмили.

Они были вдвоём — по-настоящему вдвоём. А значит, к радости Эмили, наконец-то можно было пошуметь всласть. Имя Харона просто создано было для того, чтобы произносить его так — стонать, выкрикивать, выдыхать почти неслышно — и замирать, ловя своё отражение в синих глазах. И потом, обессилев, лежать рядом, рука в руке, вдыхая общий запах усталости и любви, балансируя на грани яви и сна…

— Чудесно, — проговорила она, прижимаясь щекой к его плечу, к шершавой, словно смятой, коже. — Здесь чудесно. Хотя и страшно, что кто-нибудь заявится в гости без приглашения.

— Это поправимо, — задумчиво отозвался Харон, глядя в потолок. — Электричество здесь есть, значит, можно наладить сигнализацию. Заменить дверь, поставить решётки на окна.

— Турели у входа, — подсказала Эмили. — И парочку роботов-охранников — по одному на этаж.

— Я серьёзно, — проворчал он. — Дом в хорошем состоянии. Мы могли бы остаться. Хотя работы уйма, конечно. Надо что-то делать с газовой колонкой, с канализацией… Думаю, Уинтроп не отказался бы помочь.

— А я бы всё перестирала и, хм, разобралась бы с подвалом. Нет, Харон, правда? Мы можем тут жить?

— Если ты хочешь, маленькая.

— А ты?

— Это было бы слишком хорошо, — он поцеловал её в висок. — Но я постараюсь. Если только тебя не смущает вид из окна.

— Нормальный вид, по-моему. Лучше, чем на «Латунный фонарь».

— Точно, — он усмехнулся. — По крайней мере, здешние соседи невзыскательны к нашему моральному облику.

— С нашим моральным обликом всё в порядке, — сердито сказала Эмили. — Это в Мегатонне одни ханжи.

— Может, и так. Только всё равно не надо завтра обсуждать это с мистером Данфордом.

— Завтра — не буду. А вообще я не собираюсь прятаться вечно, — она вздохнула. — Папа должен понять.

В приоткрытое окно тянуло горьковатым дымом со стороны переправы и мокрой землёй.

Харон не спал. Лежал с закрытыми глазами, ровно дышал, но Эмили точно знала, что он ещё здесь, с ней.

Она осторожно поцеловала его в уголок рта — и почувствовала губами его улыбку:

— Спи, маленькая.

— Не спится, — виновато ответила она. — Как-то неспокойно.

— Отец? — догадался Харон.

— Да.

— Говорил же, что это дом с привидениями, — она почувствовала на шее его горячее дыхание. — Мы завтра пойдём к нему. Обязательно.

— Я не хочу, — Эмили отвернулась, глядя на полосу лунного света на полу. — Я же знаю, что будет. Он найдёт для меня какую-нибудь дурацкую работу, которую можно доверить гуманитарию, и я стану носиться по Мемориалу, приумножать хаос, а папины коллеги будут на тебя таращиться…

— Это я переживу.

— А потом он попросит меня остаться, и я опять наговорю ему кучу гадостей — о том, что он-то в своё время не остался, и всё по новой… — она поморщилась. — Я хоть когда-нибудь стану хорошей дочерью?

— Ты хорошая.

— Ага. Хорошая бы помчалась в Мемориал прямо из Сто Двенадцатого. Да ладно. Я ведь могла зайти к нему перед свадьбой. И вчера утром. И сегодня вечером…

Он крепко обнял её. И этого хватило, чтобы всё стало хорошо — на несколько часов. Потому что потом хорошо уже не было.

*

Её разбудил громкий механический стрёкот. Стёкла мелко задребезжали в рамах, заныли на разные лады потолочные балки. Люстра заметалась из стороны в сторону, разбрызгивая по стенам дрожащие отсветы хрусталя. Эмили села на кровати, испуганно моргая.

— Харон, что это? — спросила она.

— Винтокрылы, — он враз посерьёзнел. — Их ни с чем не спутаешь.

Эмили подбежала к окну — под босыми ступнями гневно заскрипел паркет. Потянула на себя раму — еловая ветка обдала ладонь холодными брызгами. Ветер подхватил занавеску, взметнул её парусом.

Массивные чёрные туши темнели на фоне рассветного неба. Огромные, неповоротливые — как они вообще удерживались в воздухе?

— Они к Цитадели летят? — напряжённо спросила Эмили, обхватив плечи руками. По голой коже побежали мурашки — скорее, от дурного предчувствия, чем от холода.

— Похоже на то, маленькая. Неужели и правда Анклав?

— Это вообще кто? — она в панике повернулась к Харону. — Их же Братство победило?

— Там мутная история, — он нахмурился. — Если они опять схлестнутся, и чёрт бы с ними, если честно.

Анклав. Слово не будило никаких личных воспоминаний, никаких эмоций. Дурацкая радиоволна с записями старых выступлений. Облезлые робоглазы с радиаторами, залепленными грязью, — эти роботы чаще встречались Эмили на прилавках старьевщиков, чем в Пустоши. Анклав был историей, достаточно давней, чтобы перестать быть страшной…

Мысль, короткая и чёткая, ослепила её, выбила из лёгких воздух: папа. Что-то не так с папой.

Анклав или не Анклав, но эти винтокрылы летели на юг. А на юге располагалась не только крепость Братства Стали.

Эмили бросилась к изножью кровати. Сорвала с деревянной перекладины свитер, злобно выругалась: ну конечно, за ночь он не высох. Вот дёрнул же её чёрт постирать эту проклятую тряпку!

— Эми, скорее всего, их действительно интересует Цитадель, — Харон обернулся к ней. — Что им до Мемориала?

— Это же рядом! — она яростно затянула ремень на талии. — Мост перейти — и готово!

Он не стал спорить. Но и утешать не стал. Молча спустился за ней на первый этаж, взвалил на плечо рюкзак.

— Вещи оставь, — Эмили помотала головой, лихорадочно рассовывая патроны по карманам разгрузки. — Мы туда и обратно.

*

Снаружи было утро. Красивое, наверное: Эмили мало что замечала вокруг. Между небом и землёй тянулась алая полоса рассвета — как свежий шрам, как итоговая черта.

Они с Хароном шли быстро, действительно быстро; но, чёрт возьми, что такое жалкие пять миль в час? Эмили то и дело теряла терпение и срывалась на бег. Это было неправильно, она знала: от бега начинало колоть в правом боку, сбивалось дыхание, спрыгивало с ритма сердце, — а потом перед глазами появлялись знакомые чёрные круги, и приходилось замедлять темп, замедлять так, что обнулялись, если не уходили в минус, все секунды, выигранные безрассудным рывком…

Обычно Харон не разрешал ей тратить силы впустую. Он вообще не любил надрыва. Но сегодня он позволял Эмили бежать — и это пугало её до чёртиков, пугало едва ли не больше, чем винтокрылы.

Звуков сражения со стороны Цитадели не доносилось. Это хорошо, думала Эмили. Значит, при идеальном раскладе Братство уже победило. Или ладно, к чёрту. Всё равно никогда они не сбываются, эти идеальные расклады. Люди на винтокрылах захватили Цитадель и направляются дальше — в Ривет-Сити… и в Мемориал, да. Даже если они уже там — это ещё не конец. Папа — один из лучших умов Пустоши, как и доктор Ли. Никому не выгодно убивать учёных, их ведь можно заставить трудиться себе на пользу, так? А значит, даже если папа в плену, у нас есть время. Немного, но есть.