Охота за тенью (СИ) - "Velena Revers" - Страница 71

Мне всегда было на кого положиться. Всегда есть тот, кто прикроет спину и кому не страшно открыть душу. Даже после смерти Дариса я не чувствовала себя одинокой.

А сейчас пожалуйста, заявление. Взять и убить, его? Своими руками? Нет. Я никогда не смогу.

Я складываю пальцы рук в неполный замочек, оставляя указательные пальцы сложенными в треугольник. Детские суеверия, старые приметы. Так я когда-то отгоняла беду.

Прикрываю глаза и скороговоркой повторяю трижды:

— Пусть этого никогда не случится, пусть моя клятва не свершится. Пусть этого никогда не случится…

Темнота. Тишина…

Если б я ощущала тело, свернулась бы клубочком, закрыла уши руками. Но это слабость и нужно от нее избавляться.

Дальше. Я должна вспомнить, что было дальше…

…Вызов настигает меня на дороге. Я как раз наслаждаюсь редкими минутами покоя, расслабленно откинувшись в седле, и лениво смакую орешки, умиротворенно щурясь на тающий снег. С веток срываются капли, искрясь под солнцем как стеклянные бусины. Кое-где робко поднимаются первые подснежники на тонких ножках. Наконец-то оттепель. Можно стянуть шапку и греться под солнцем, воображая, что совсем скоро лето.

На запястье под курткой что-то стало быстро пульсировать. То разогреется, то леденеет. Закатываю рукав и с недоумением смотрю на браслет из кожаных ремешков с набранными на него бусинами-амулетами. Работает одна, темно-красная.

Это неприятная неожиданность.

Вызов — это значит, кто-то из охотников окропил кровью свой красный амулет, и зов о помощи разлетелся во все стороны, найдя ближайшего соратника. Меня.

Такой зов используется очень редко. В отличие от зеленого, который означает сбор для совместного дела, красный задействуется в крайнем случае. Тот, кто позвал меня, не просто нуждается в подмоге. Он уже попал в беду. Может, сейчас мертв.

Я минуту раздумываю, позвать ли мне тоже, если один охотник не справился. Но передумала. Если рядом есть еще кто, он и так услышал зов. А если на сотни верст больше ни одного охотника, то ждать помощи придется долго. У зовущего может не быть столько времени.

Снимаю бусину, зажимаю в ладони и прикрываю глаза. Представляю сплошную темноту, в которой нахожусь. Где-то в ней есть огонек, к которому тянется моя бусина. В какой же ты стороне?

Для этого не нужно магических способностей — амулет все делает сам. Перед глазами на северо-западе загорается тот самый огонек. Там находится амулет соратника. Надеюсь, сам он тоже в той стороне…

Я надеюсь успеть и гоню без передышки, изредка слезаю и бегу рядом, давая ему хоть какой-то отдых. Я не собираюсь задерживаться больше, чем на пару часов сна, и как можно реже.

Но по пути приходится миновать деревню, где меня замечают и сбегаются к центральной улице, умоляя очистить кладбище от трупоедов-зубарей. Тех за зиму развелось гораздо больше, чем когда-либо раньше.

Я растерянно оглядываюсь в седле, среди волнующегося людского моря. Со всех сторон только и слышится наперебой рассказ о местных бедах.

…Когда земля оттаяла, все свежие могилы разрыли, сожрали тела и растаскали кости по округе. А по ночам падальщики рыскают по крайним улицам и уже утащили пару собак. Взрослые прячут детей, по ночам боятся выходить даже в сени…

Не знаю что делать, только лихорадочно раздумываю. На этот счет постулаты ничего не говорят, действовать следует по ситуации. Но решать самой, кому помощь нужнее, оказалось труднее, чем я думала.

— Да помогите же, пожалуйста! — Не выдерживает женщина в черном траурном платке, и мне становится стыдно. Надо было проезжать мимо, а раз завернула, так теперь и расхлебывать. Ладно. Все равно пришлось бы остановиться на ночь и поспать, иначе из меня выйдет плохой помощник. Зубари легкая добыча, много времени не займут. А наутро, чуть начнет светать, я буду уже далеко отсюда.

Но судьба не хотела, чтоб я успела на помощь. Может, мне следовало раньше об этом догадаться, когда я пару раз едва не подвернула ногу, или когда Сивка то и дело спотыкалась на ровном месте. Я списала это на усталость, и может, так и было, но все равно стоило насторожиться. Беда редко приходит одна.

Кладбище удалось очистить. Трупоедам не хватало еды, за зиму они отощали, а сейчас не успели набрать силу. Так что я отделалась от них порванным рукавом на локте: зубы порвали верхний слой, достав до металлических пластин, вшитых в подкладку. То есть, отделалась бы, если бы один из них, недостаточно добитый, не ухитрился вцепиться мне в ногу и прокусить штаны.

Яд попал в кровь, и на этом память обрывается.

Я прихожу в себя хмурым вечером и женщина, что сидит у кровати, пытается скрыть правду. Но несмотря на слабость, я могу казаться злой, сильной и смотреть очень пристально. Она признается, что сейчас подходит к концу четвертый день.

Оказывается, меня вовремя подобрали и отнесли к знахарке. Там я и лежала в бреду и лихорадке. Зелья и иммунитет перебороли болезнь, но на это ушло много сил.

Встать удается с трудом. Но я сама перевязываю ногу, напоследок напившись заживляющего, и несмотря на увещевания хозяев, отправляюсь в ночь.

Все, что я понимаю, несмотря на спешку, несмотря на то, что до огонька остались считанные часы пути — что я все равно безнадежно опоздала.

…Место, куда привел зов, можно найти и без его помощи. Все окрестные деревни уже месяц живут на осадном положении, по ночам не выпуская за порог даже кошку. А уж за забор немногие отваживаются ходить и днем. Хотя разновидности нечисти и нежити в народе сильно упрощены, а в деревнях ее и вовсе равняют под одну гребенку, деля только на «упырей» «волколаков» и «погань с зубами» — местную беду мне четко определяют как вурдалаков. Очевидно, нечисть успела так примелькаться, что все знают ее характерные повадки.

То, что старый особняк на холме уже «съел» одного охотника, от меня сначала пытаются скрыть. Староста рассыпается в благодарностях, обещает щедрую оплату, приют и угощение высшего уровня. Но мне неинтересно ждать, пока он запутается в собственных показаниях, так что я перехожу к делу:

— Как выглядел охотник, ушедший туда до меня?

Староста, казалось, сейчас перекосится лицом от неискренней улыбки.

— Ну… мужчина. На вид постарше вас. Темноволос, лицо смуглое, приехал на соловой кобыле. Сказал, что не маг.

По лошадям я соратников не помню, увы. Не маг — это хоть что-то обнадеживающее. Это значит, что у меня может быть больше шансов.

Говорю я на ходу, уже спешившись.

— Так зайдете, отужинаете? — Интересуется он.

— Нет. Приду позже. Пока определите мои вещи куда-нибудь.

Боже, как бы хотелось надеяться, что еще можно спасти моего соратника, но… Разумом я понимаю, что слишком поздно. Я не только на охоту собираюсь, когда подбираю оружие и облачение, привожу себя в боевую готовность бодрящим снадобьем. Я иду на похороны.

…Дом на вершине холма, заброшенный уже лет шесть, даже весенним утром не произвел бы хорошего впечатления. А уж сейчас среди голых деревьев, в упор глазеющий на гостей пустыми окнами и раззявив дверной проем, отпугивает почище сказочного замка смерти.

Однако ни на подходе к нему, ни вблизи, я не слышу чужого присутствия. Он кажется мертвым, как пустое осиное гнездо. Никаких следов, никаких попыток напасть, ни одной засады. Стою на пороге в задумчивости, не потеряла ли чутье, как вдруг самым краем уха улавливаю движение на верхнем этаже.

Значит, не потеряла.

Внутри царит разруха и пыль. Серый пол, стены, потолочные балки, упавшие вниз и перегородившие выход из зала. Серые облачка пыли, вспархивающие от каждого шага. И поверх этой пыли повсюду, куда падает взгляд, застыли следы драки. Темные брызги на стене, царапины на полу, разбитое старое зеркало, цепочки следов, мазков, рассказывали о произошедшем не хуже отчета. Я обхожу весь первый этаж и поднимаюсь по скрипящей лестнице, все время озираясь и прислушиваясь: не только слухом.

Везде вижу трупы вурдалаков, усохшие до состояния мумии. Они разбросаны по дому в самых неожиданных местах, то частями, то скрюченные, то застывшие в темной луже — и до сих пор ни одного живого. Ни шороха, ни взгляда в спину.