Опции (СИ) - "Шлифовальщик" - Страница 9

Я немного попереживал за свою лоферскую неудачу. Ведь я нарушил первый пункт Устава и совершил полезную работу, сам того не желая. Страшнее всего то, что Алексеев общается с Чемоданом и может ему проговориться о моём провале.

"Ну и пусть, — утешал я себя. — В глубине души я всё равно останусь лофером, даже если Чемодан меня выкинет из братства".

Чтобы компенсировать свою неудачу, я до самого "Бабьего лета" бездельничал с удвоенной силой. По понедельникам писал еженедельные планы, по пятницам — еженедельные отчёты, а в остальные дни делал вид, что занимаюсь анализом потенциальных рынков сбыта идей. Сам при этом развлекался перепиской по чату, местными сплетнями и натравливанием сотрудников друг на друга.

Зато наша с Суховым поездка в Мелентьевск была просто триумфальной. Руководство завода немедленно рассмотрело и подписало соглашение о сотрудничестве. Мою ересь, которую я нёс на совещании, обещали внедрить в производство и щедро за неё заплатили. Нам с Суховым была выдана премия, а в середине сентября Сандалов порадовал досрочным окончанием моего испытательного срока и переходом в постоянный штат компании. Начальник креаторного отдела посетовал, что я работаю не у него. Мол, своими бреднями я мог вполне бы затмить знаменитого Рощина.

В лице Сухова я приобрёл замечательного товарища. Я никому не рассказал о его пьяных выходках не из-за собственного благородства. Просто понимал, что трепло Коля сам обо всём проболтается. Я даже знал, что через месяц-другой он будет хвастаться своими Мелентьевскими похождениями, безбожно привирая и приписывая себе невероятные пьяные подвиги. Теперь же Сухов следовал за мной по пятам, старался во всём угодить, делился со мной самым сокровенным и постоянно благодарил меня за то, что я его не выдал. Делал он это тоже не из-за благородных порывов души, а из-за выданной ему премии. Он ещё не знал, какую свинью я собирался ему подложить.

Турбаза "Сосёнки" располагалась на северном берегу озера Ирелань. Места были такие красивые, что тронули даже меня, стопроцентного городского жителя, скептика и циника. Пока вся шумная "Опционовская" гвардия распаковывалась, занимала места в номерах, таскала мангалы и банки с пивом, я стоял на берегу озера и страстно мечтал оказаться здесь один. Чтобы не было в десятке километров от меня этих похотливых, алчных и бестолковых созданий — моих коллег.

От высоких мыслей меня отвлекло сопение Даши:

— Любуешься?

Она подошла и встала рядом со мной.

— Нет, о работе думаю, — ответил я, надевая привычную маску записного остряка и балагура.

Даша вежливо засмеялась.

— Красивое озеро, правда? — спросила она, обводя рукой всю Ирелань.

— Ещё бы не красивое! Ведь оно возникло на стыке тектонических платформ и геосинклиналей. Типичное карстовое озеро позднемелового периода.

— Да ну тебя в баню! С ним серьёзно, а он кривляется, как шут гороховый! — надулась Даша и, задрав кверху вздёрнутый носик, пошла к коллегам.

На небольшой прокопчённой каменной площадке на берегу озера установили мангал, и вскоре вкусный сосновый воздух был отравлен удушливыми запахами жареного мяса и пригорелого лука. На весь берег раздавалось гоготание и чпоканье открываемых банок с пивом. Алексеев стоял на возвышении, с наполеоновским спокойствием он взирал на веселье своих холопов и демонстративно посасывал из бутылки минералку.

Я решил, что дольше неприлично оставаться одному и, вздохнув, направился к коллегам. Мне вручили тарелочку с мясом, снятым с шампура, протянули банку с пивом, и я принялся за еду. Жуя и прихлёбывая, я краем глаза высматривал Танечку Гребенщикову, ожидая удобного момента, чтобы к ней приклеиться и тем самым насолить Сухову. Я разглядел её тощую фигурку в студенческой штормовке на противоположном краю шашлычной площадки. Конечно, возле неё уже нарезал круги менеджер Коля, подтаскивая ей шашлычные куски. Задача довольно сложная — оттащить Таню от Сухова. Теперь он будет всё время ошиваться возле неё, как приклеенный.

Пока я раздумывал, как бы оттянуть внимание Коли от Гребенщиковой, ко мне подлетела жизнерадостная Аня с двумя стаканчиками, полными какого-то жутковатого пойла. Она была уже на взводе — спиртным от неё пахло на всю площадку.

— Мне водки налили в пиво креаторщики, — прошептала она мне в ухо, протягивая один из стаканчиков. — И я хочу выпить с тобой на брудершафт.

— Эй, коллеги, внимание! — зычно крикнула она на всю площадку. — Я сейчас буду пить с Андрюхой Дёминым на брудершафт.

Раздались радостные возгласы, хохот и пошлые советы. Я, неудобно зацепившись локтями с Пеструхиной, чувствуя себя полным идиотом, выпил мерзкую смесь, и мы с Аней смачно поцеловались.

— О, какой страстный поцелуй!

— Анька, не проглоти Дёмина!

— Я сфоткать не успел!

— Закуси им, Анька, закуси!

— Тащи её в номер, Андрюха, пока тёплая!

Коллеги от такого поцелуя в полный восторг.

— Кто там не успел сфоткать? — спросила Аня в толпу. — Фоткайте быстрее! Дубль два!

И снова надолго припала ко мне в поцелуе. Я был рад, что на эту вечеринку не поехал замдиректора Холин Ставр, по слухам — Анькин ухажёр. Конечно, за такие поцелуи он бы мне морду не набил, но неприятности на работе устроить мог бы. Всё равно доложат, черти! Тот же Сухов проболтается. Да и фотографии с подобных вечеринок в "Опционе" принято выкладывать на сервер для всеобщего обозрения. А фотодоказательств нашего поцелуя будет предостаточно — вот сколько рук с мобильниками.

От избытка чувств Аня под общий смех уцепила меня двумя руками за ремень, неожиданно легко оторвала от земли и потрясла мною в воздухе. Вот это девица так девица, коня на скаку остановит! Прёт из неё силушка богатырская! Когда она меня вернула на землю, я проделал с ней то же самое, только с большей натугой. Аня довольно засмеялась, и мы ещё раз поцеловались.

— Сколько я тебя знаю, ты меня ни разу не поцеловала, — обиженно прогудел над ухом Валера Рощин.

— Да, Валера, потому что с тобой скучно и тоскливо. А мы с Андрюхой — экстремалы, поэтому у нас родственные души. Так ведь, Андрюха — худое брюхо?

— Конечно, экстремалы! — заверил я Пеструхину.

— Какой он, нафиг, экстремал! — засомневался Валера.

— Самый настоящий! — вступилась за меня верная Аня. — Попробуй сам по проводам походи, узнаешь! Андрюха, есть идея! Давай им всем покажем настоящий осенний экстрим! Иди, переодевайся!

— Во что переодеваться? — испугался я.

— Плавки надевай!

Меня предупредили, что на турбазе будет организована сауна, и поэтому нужно взять с собой плавки и всякие банные принадлежности. Я убежал в свой номер переодеться и постарался как можно дольше копаться. Может, эта Анька передумает. Ведь уму непостижимо, что она задумала. Я боялся даже представить, что взбредёт в голову этой экстремалке, "вечному двигателю", как один раз назвал её Алексеев. Надеюсь, что она не соберётся погнать меня через озеро вплавь. До того берега километра три будет. Ладно бы летом, но сейчас, в ледяной воде…

Скоро в дверь нетерпеливо забарабанили.

— Андрюха, давай быстрее! Что ты там копаешься сто лет?!

Накинув поверх полуобнажённого тела ветровку, я вышел из номера, полный самых дурных предчувствий. Наверное, вид у меня был шутовской — в плавках, кроссовках и ветровке, потому что весёлая компания у мангала дружно рассмеялась. Аня была одета подобным же образом. Ногам было очень холодно. Всё-таки не месяц май на дворе. Я хотел подойти к ещё тёплому мангалу, чтобы погреться, но Аня потащила меня мимо площадки к самому берегу, где чернела устрашающая пятиметровая вышка для прыжков в воду.

— Сейчас мы тебе изобразим экстрим, Рощин! Водичка — градусов десять-двенадцать, а мы с Андрюхой прыгнем. Да ведь, Андрюха?

Отнекиваться под взглядами коллег было стыдно. Прокляв себя триста раз, что поддался на провокацию, я начал карабкаться на вышку вслед за неуёмным "вечным двигателем" Пеструхиной. Взвизгнув, Аня очертя голову сиганула в ледяную воду. Внизу раздался шумный всплеск. С берега донеслись шумные выкрики и аплодисменты. Поёжившись от промозглого осеннего ветра, я шагнул к краю вышки. Сейчас я сильно жалел о том, что занимался плаванием, а не прыжками в воду — может, было бы не так страшно. Собравшись с духом под подбадривающие возгласы коллег я, плохо соображая, что делаю, солдатиком прыгнул в озеро. Холодная вода ошпарила меня, сдавила сердце и я, мысленно дико заорав, выскочил на поверхность. Забыв обо всех стилях плавания, охая, саженками доплыл до берега и выскочил под бурю аплодисментов.