Темнота в солнечный день - Бушков Александр Александрович - Страница 21

Каждый, конечно, выбирал по своему вкусу. Сенька упор делал на западные романы, особенно детективные и приключенческие (правда, не так уж часто попадавшиеся). Доцент – на то, что казалось ему интересным, коллекционировал фантастику (и подобрал уже восемь томов из двадцатипятитомной «Библиотеки современной фантастики»). Батуала был падок на те книги, которые характеризовал так: «секс-насилие-убийство». А в общем – что покажется достойным внимания, то и улетучится вместе с ними. Иногда сам, если сегодня улова нет, поможешь кенту – если он покажет тебе книгу, держа ее вверх ногами, значит, она ему нужна, но места под свитером уже нет.

У всех троих была мечта – заполучить «Анжелику». Сначала они в седьмом классе всеми правдами и неправдами просочились на два фильма о прекрасной маркизе, шедшие с грозной надписью на афишах о детях шестнадцать лет. А три года назад вышел толстенный роман, о котором упоминалось в титрах. Это было нечто… В семьдесят третьем удалось посредством сложных обменов заполучить одну-единственную книгу, которая обошла всю кодлу, даже тех, кто не особенно чтением интересовался, – столько там было подробно описанных эротических сцен… Книга выдавалась очередному читателю всего на сутки со строжайшим наказом не вырывать страниц и не задерживать очередь. Ну, предположим, не вся кодла познакомилась с французским шедевром – когда неначитанными оставалось человека четыре, редиска Буратино, по пьянке отправившийся куда-то вечером с «Анжеликой», по пьянке ее и потерял, сам не помнил где, – кому-то крепенько повезло. За что разгильдяй Буратино, опять-таки по пьянке, был легенько бит, но книгу это не вернуло.

Увы и ах… Надыбать «Анжелику» во время пиратских рейдов не представлялось возможным. Как грустно сообщила библиотекарша, когда они о такой книге спросили:

– Утащили, давно уже…

Кто-то их цинично опередил. Есть же прохвосты, для которых нет ничего святого, нахально ворующие книги из советских библиотек! И как их только земля носит, волков позорных?

…Раздолбанный магнитофон орал давно знакомым хриплым голосом. Запись, конечно, была скверная, не запись, а бог весть какая перезапись, но другой и взять неоткуда, это все прекрасно знают…

Катай сосредоточенно слушал – годившийся им всем в отцы мужик… впрочем, нет, как и полагалось правильному зэку, пусть и завязавшему десять лет назад, слова «мужик» Катай не переносил. Не оскорбительное для него, но категорически его былому статусу не подходившее. Годившийся им всем в отцы человек интересного телосложения – на полголовы ниже самого низкорослого из них Сеньки, но вот чуть не раза в два пошире. Стрижка ежиком, квадратная физиономия старого шоферюги, каковым Катай последние девять лет и пахал.

– Ну, что… – сказал он, когда кассета кончилась. – Песня хорошая. Люблю я хрипатого, у него песни за душу берут. И хоть сам не сидел, иные так написаны, будто не один срок чалился… Я про другое. Гармонист этот, от чьего лица поется, – пидор конченый. В хорошем смысле слова…

– Почему? – с любопытством спросил Батуала.

– А ты подумай и прикинь хрен к носу… Сразу ясно, что он раздолбай и хозяин косорукий! То в огороде недород, то скот падет. Во множественном числе «скот» – значит, не одна у него коровенка или там овечка. И падает у него одного – про других ничего не сказано. Я сам деревенский, за скотинок говна повыгребал… Если нет никакой эпидемии, скот только у раздолбая падёт… Теперь – гуси. Гусей некормленых косяк… Косяк – значит, много. А что же они некормленые? Значит, сам не покормил, а ведь по песне не алкаш, должен за гусями смотреть. И что у него за баба, если гусей некормлеными оставила, а он ей в репу не дал? Собак самое малое две: цепные псы взбесились… По всему выходит, хозяйство немаленькое, а присмотра за ним никакого. Кто ж ему тут виноват? А потом еще хлеще. Обосрал он смотринам всю малину. Чего-то жениху нашептал такого, что тот в побег сорвался, так что его ловили и били. И драка, есть такое подозрение, не без его шепотков началась, ежели сопоставить со всем прочим. Нет, гнилой должен быть экземпляр, на весь организм гнилой… Ладно. Соловья трухой не кормят… Вы же ждете, чтобы я вам расклады дал?

– Да оно бы хотелось, – сказал Батуала, и Доцент с Сенькой навострили уши.

– Расклады… Дело вы задумали копеечное, на которое человек солидный в жизни не подпишется. Только если я вас буду отговаривать, вы ж все равно пойдете, у вас еще детство в жопе играет. Как у меня в ваши годы… Так что придется вам совет дать… Во первых строках – заранее готовьтесь, что можете запороться. Всегда надо допускать, что можешь запороться, чтобы у мусоров вести себя грамотно, а не на ходу придумывать – тык-мык… Если уйдете чисто, потом вам ничего не докажут. Запороться можете исключительно на деле. Могут взять трех, могут двух, а могут и ни одного. Все равно заранее знайте, как лепить горбатого. Если возьмут всех или двоих, быстро прочухают, что вы из одной кодлы. Карпуха первым опознает. А если одного, пусть стоит на своем: с кем был, знать не знает. Только что познакомились в забегаловке или у ларя, раздавили пузырь, побазарили, решили подломать ларек… Тогда и спрос чуток меньше, не пришьют ни «организованную группу», ни «по предварительному сговору». Нажрались, кураж пошел, вот и решили брать первое попавшееся… Просекли?

– Чего ж тут не просечь…

– Теперь… Заметут вас или не заметут, готовьтесь, что ущерба на вас торгованы повесят больше, чем вы наворотили. Все свои недостачи на вас спишут. А в том ларьке обе бабы, долго думать не надо, – те еще профуры ломовые. Я сам туда хожу, да вы и сами их сто раз видели. И пакши[25] видели. Пальцы грязные, а на пальцах рыжья понадевано… Когда мы с Филей, царство ему небесное, спалились в первый раз на магазине, торгаши на нас повесили столько, что четверо не унесут, все свои растраты и недостачи – да еще, очень может быть, когда утром увидели подломанный магаз, раньше, чем мусоров вызвать, по сумке себе нагребли. Ларь был не простой, а орсовский[26]. Ну, мы с Филей и без того взяли столько, что на срок хватало – у них там и коньячок хороший был, и сухая колбаска, и сыр с дырками, и курятина в собственном соку. И еще разное. Только торгашам не обломилось. Мусора точно знали, сколько мы взяли, – нас тот пидор и заложил, к которому мы с мешками пришли и на хранение оставили… И все равно на срок хватало, да и условный на обоих висел… В общем, это тоже учитывайте. Теперь так… Даже если что и припишут, отмотаетесь. Ущерб, пусть и не копеечный, всё равно не тяжелый. С одной стороны, кража со взломом и хищение социалистической собственности, а с другой – у вас анкеты чистые, даже приводов нет. Жалко, что вы двое не комсомольцы. Ну, все равно характеристики с работы напишут хорошие, залетели по первости, вину осознаете, чистосердечно раскаиваетесь и обещаете загладить ударным трудом на благо советского общества… Ну и адвоката не забудьте, про которого я вам бумажку написал. Берет недорого, у нас тут не столицы, а дело знает. С вашими получками будет и ненапряжно. А главное – не попадаете ни под какую кампанию. Хуже нет, когда у нас объявят кампанию: неважно, по борьбе с чем-то или за что-то. Тут уж всем, кто под кампанию попал, решают по полной, не «от», а как раз «до»… – Он ухмыльнулся не без некоторой мечтательности. – Хотя бывают кампании и полезные. Я под такую при Лысом попал. Лысому очередная блажь стукнула в дурную башку: что граждан преступников можно перевоспитать честным трудом в здоровом коллективе. Вот и шуранула кампания – за гуманизьм в отношении бритых ежиков, то есть нас. Какие рэцэдэ[27] под эту кампанию откинулись[28], вы б видели… Мне навесили семерик, отсидел год, тут как раз кампания. Выпустили меня на «химию», тогда как раз в Знаменском бетонный завод строили. Повкалывал я там годик ударно – освободили вчистую, и пошел я на свободу с чистой совестью. Ну лично я тогда и завязал, только не из сознательности, а потому, что стало ясно: толкового вора из меня не получится. Так и буду, как Косой в кинокомедии: украл, выпил, в тюрьму… Завязал и не жалею. Короче, вы все поняли? Ладушки. И еще запомните намертво: за решеткой и за проволокой романтики нет. Я тут послушал вашего Гуню, как он вам про тюремную романтику заправлял, а вы и уши развесили, будто вам девки минет делают… Дурак ваш Гуня. Просто-напросто свезло – попал на путную зону, да по вашей родной двести шестой[29], да по самой легкой части. Год отсидел, вышел условно-досрочно с оставшимся годом. Таких на зоне тьма-тьмущая, их не прижимают особо, но и за серьезных людей не считают. Одно слово – «старый вор по кличке Жопа». Зато выйдут – блатари блатарями. Не столь блатные, как доходные. Анекдот есть. Мамаша соседке жалуется: «Мой Ванечка с зоны пришел такой блатной, такой блатной… Попрошу курей покормить, отмахнется: «Пусть хрен клюют!» Попрошу свиней покормить – отмахнется: «Пусть хрен жуют!» И кличка у него страшно блатная: Машка-Пидарас». Усекли? И вот что еще. Перед делом не бухать – так, по глотку, чтобы пахло. И перчатки наденьте, а то пальцев наляпаете там и сям. Вот и все вроде. Ну, за науку и мне парочку прихватите. – Он улыбнулся одним лицом, без участия глаз. – Говорят же – вербованное всегда слаще. А теперь поговорим, как вам засветить дятла. Есть простые придумки, старые, но надежные, работают как часы…