Дом ночи и цепей (СИ) - Аннандейл Дэвид - Страница 45

Намокший от дождя головной убор Адрианны висел в моей руке. Я не знал, как Мальвейль убил ее. Возможно, чтобы сделать это, он вытащил кошмар из моего прошлого. Теперь я мог поверить, что этот дом способен почти на все. Даже на это. И постепенно я осознавал жестокое значение убийств Адрианны и Тервина. Мальвейль убил их потому, что они имели отношение ко мне. Их смерти произошли лишь по одной причине. Мальвейль забрал их жизни для того, чтобы причинить боль мне.

«Они знали, почему умерли? Трон Святой, наверное, знали. Это хуже, чем умереть в незнании. Это более жестоко».

Я проклинал Мальвейль. Я проклинал Девриса Штрока и то, что он сделал с нашей семьей. Я стоял на краю бездны отчаяния. Казалось, что нет смысла бороться дальше. Наследие моей семьи было дурной шуткой. Моя миссия на Солусе – тоже не более чем злой иронией. Мой путь искупления был ложью. Грех, лежавший в основе могущества Штроков, был слишком велик, чтобы когда-либо искупить его.

Пока я шел, в моей душе возникло желание покинуть Мальвейль навсегда. Уйти прочь, идти и идти, пока я не найду желанное забвение. Это желание было мучительным, непреодолимым – но недолгим. Пронзив мою душу, оно исчезло. Исчезло лишь по одной причине.

Элиана.

«Я поклялся, что не покину тебя. Я буду верен тебе, любовь моя. Я не оставлю тебя снова. Я спасу тебя».

Мои губы вновь и вновь шептали эту клятву, и наконец я снова увидел Элиану. Она была далеко. Я проходил уже последний отрезок дороги, ведущей к Площади Щедрости Императора, и Элиана появилась в нескольких сотнях ярдов впереди меня, у входа на площадь. Ее силуэт то пропадал, то появлялся снова, тонкий и зыбкий. Она была дальше от меня, чем когда-либо с тех пор, как я начал видеть ее призрак. Если она не сразу простила меня, я не мог ее винить. Но она снова была здесь. У меня был шанс.

Какую бы ненависть я не испытывал к Мальвейлю, он все же вернул мне Элиану, хоть и ненадолго.

Это имело значение. Это было для меня всё. Этим я руководствовался, делая выбор до этой ночи, и так же поступлю и в будущем. Я не искал оправданий этому решению. Это было единственное решение, которое я мог принять, и сейчас оно казалось мне единственной вещью в моей жизни, за которую я не испытывал сожаления.

Когда я вышел на площадь, Элиана исчезла снова. В тумане горя, чувства вины и скорбной надежды я шагал по скользким камням площади к собору. Двери были заперты, но из ниши среди горгулий ко мне подлетел серво-череп. Его зубы щелкали в механическом ритме, пока он выполнял сканирование. Узнав меня, серво-череп испустил бинарный визг, и запирающий механизм открыл двери собора, позволив мне пройти.

В соборе было темно. Лишь несколько тусклых люменов, установленных с промежутками в десять ярдов один от другого, горели вдоль нефа, освещая мраморный пол слабым багровым светом. Освещения было едва достаточно, чтобы я нашел путь к ризнице. Надо мной и по сторонам царила кромешная тьма. Казалось, что я иду по узкому мосту посреди пустоты.

Во тьме что-то шуршало. Тишина превращалась в шипящий шепот. Эхо моих шагов отдавалось смехом. Щупальца Мальвейля тянулись даже сюда, в это святое место. Я зашагал быстрее, словно надеялся обогнать призраков.

Покои кардинала находились в задней части собора, и соединялись с основным зданием через ризницу. Еще один серво-череп идентифицировал меня и улетел будить Риваса. Я не стал ждать, и застучал в двери ризницы, не столько для того, чтобы мне открыли, сколько чтобы заглушить шепот призраков.

Через несколько минут Ривас открыл двери и пригласил меня в ризницу. Там было тепло и светло, и я благодарно рухнул в кресло, которое Ривас предложил мне. Он сел рядом, взволнованно глядя на меня.

- Что случилось? – спросил он.

- Слишком многое…

Еще дрожа от холода, я рассказал ему все, что произошло со времени нашего последнего разговора. Тени в комнате, казалось, сгустились, но шепота больше не было слышно. На какое-то время я нашел убежище. Но лишь ненадолго. Ужас – и долг сражаться с ним – ждали меня в ночи снаружи.

Когда я завершил свой рассказ, Ривас печально сказал:

- Я же просил, чтобы ты сообщал мне о происходящем.

- Я сообщаю сейчас.

- Ты знаешь, что я имею в виду.

Я кивнул.

- Были вещи, которые я должен был сначала понять сам, - я посмотрел на своего друга. – Итак? Мою семью уже не спасти?

- Я надеюсь, что это не так. Очень надеюсь. Штроки всегда были оплотом Солуса против Монфоров. Вы воплощаете то, к чему должна стремиться наша знать.

- Могут благие дела искупить то, что сделал Деврис?

- Одни благие дела, увы, нет. Для очищения твоего дома от этой скверны нужно заступничество Императора.

- Это возможно?

- Я хотел бы сказать, что да. Но сначала мне нужно свериться со священными книгами. Нам предстоит бой.

Когда он сказал «нам», я сжал его руку.

- Спасибо, - выдохнул я.

- Ты мой друг, - ответил Ривас. – Мы боремся не только за твою семью, но за душу нашего мира. Если ваш род будет уничтожен, Солус больше никогда не освободится от власти Монфоров.

- Чего я не понимаю, - сказал я, - так это почему нас не уничтожили еще давно. Почему Монфоры не использовали ту картину против нас? Почему Вет Монфор не использовала ее против меня? Если я действительно опасен для нее, почему не уничтожить меня сейчас?

- Она не может использовать ее, - ответил Ривас. – Эта картина – самое неопровержимое доказательство ереси Девриса, но доказательство настолько опасное, что его невозможно использовать. Оно всегда должно быть спрятано. За одно лишь владение такой проклятой вещью Инквизиция может приговорить Монфоров к смерти. Если бы они предъявили эту картину сразу после того, как заполучили ее, это было бы другое дело. Но они так не сделали. Они решили сохранить ее у себя, и для каждого следующего поколения Монфоров это решение становится все более гибельным. Твой род своими деяниями пытается искупить преступление одного предка. А тайна, которую хранят Монфоры, все больше и больше усугубляет их преступление. Им нужно какое-то другое доказательство.

- Картина стала ловушкой и для нас, и для них.

- Если зло может быть изгнано, ты станешь свободен. Картина тогда станет преступлением одних Монфоров.

- Значит, мы должны готовиться к бою.

- Где твои дети? – спросил Ривас.

- Я точно не знаю. Они должны были вернуться поздно.

- Не настолько поздно. Сейчас уже почти рассвет.

Чтобы прийти сюда, мне понадобилось больше времени, чем казалось.

- Тогда они, наверное, в доме, - сказал я.

- Они должны уйти оттуда. Скажи им, когда увидишься с ними. Они должны уйти и не возвращаться туда.

- Думаю, будет лучше, если ты им это скажешь, - заметил я. – Твои слова будут более весомы.

Я вспомнил реакцию Зандера, когда пытался поговорить с ним об Элиане. И Ривас будет точно знать, говорит он с настоящими детьми или нет.

«А сам Кальвен настоящий?»

«Да. Я больше нигде его не видел. Я только что держал его руку в своей».

- Хорошо, - сказал Ривас. – Я поговорю с ними. А тебе пока лучше остаться здесь. Когда я буду готов, мы сразимся с Мальвейлем вместе.

- Нет. Я должен вернуться.

- Во имя Императора, почему? Я еще раньше просил тебя покинуть Мальвейль. И умоляю не возвращаться туда сейчас.

- Я понимаю. Но ты должен понять, что я должен туда вернуться.

- Я не понимаю.

- Сегодня ночью я снова видел Элиану, - сказал я. – В прошлый раз я покинул ее. Если я не вернусь, то нарушу свою клятву ей.

- Это не Элиана!

- Это она. Она настоящая. Я знаю это всем сердцем. Она такая же настоящая, как и я.

«Она более настоящая, чем все остальное вокруг меня».

- Один день, - умоляюще произнес Ривас. – Дай мне один день.

- Я не могу.

- Ты знаешь, чем рискуешь?

- Думаю, да. Если я погибну, пусть будет так. Да и нет смысла мне прятаться где-то еще. Призраки всегда следуют за мной. Я видел их в городе. Я видел Элиану у моста Кардинала Рейнхардта. Видел ее на площади. Слышал призраков в соборе.