О-Л 2 (СИ) - Лифантьева Евгения Ивановна "Йотун Скади" - Страница 31

— Ылек был умным. Он всегда делал все не как все, — гордо произнес совенок.

— Как это? — не понял я.

— А вот слушай, — перебил инфодуха мертвый шаман. — Я Ылека знал еще мальчишкой. И много про него могу рассказать. Но орки знают лучше, потому что им важно главное.

— Ничего себе лучше! — невесело рассмеялся я, вспомнив, как вчера мальчишка-пастух расписывал мои подвиги.

— Ничего ты не понимаешь, бог! — обиделся Убуш-ага. — Орки сочиняют сказки, чтобы сказать не о проходящем, а о главном.

— Ну и какие?

— Расскажи, уважаемый! — пискнул совенок.

— Ну, ладно. Только слушайте и не перебивайте. Эту сказку я сам рассказывал ученикам, а сочинил ее… впрочем, ее никто не сочинил. Она — самая что ни на есть правда.

Мертвый шаман помолчал, чтобы придать своим словам значительности, и начал говорить, слегка растягивая слова, словно выпевая их, и слова от этого становились почему-то более значительными, чем они есть:

— Когда Ылек был молод, на склоне восточной горы жил мудрый шаман. Сегодня имени старика никто не помнит, ведь жил он во времена спокойные, когда война Темного Властелина уже кончилась, и прославиться ему было нечем. Но все знают, что он был мудр, и многие молодые орки хотели стать его учениками. Всех, кто приходил к нему, старец заставлял сделать одно и то же. Недалеко от его юрты лежала поваленная ветром сосна. Шаман приводил молодого орка к выворотню, показывал на яму под корнями и говорил: «Проведи здесь ночь, а утром поговорим». Места под сосной было очень мало, юноши сжимались в комочек, упираясь спиной в сухие корни, и не могли заснуть. Утром шаман, посмотрев на усталое лицо юноши, отправлял того восвояси. А Ылек не любил неудобства. Когда старый шаман велел ему залезть под выворотень, Ылек попытался уместиться в яме, но у него ничего не получилось. Тогда он вытащил нож и обрезал торчащие корни. Потом он расширил яму так, чтобы можно было вытянуться в полный рост. После этого он убрал из маленькой пещеры мусор и выстелил пол мягкой травой. Когда пришел старый шаман, Ылек еще спал. Мудрец разбудил юношу и сказал, что будет учить его седлать духов. Потом шаман спросил: «Ты понял, почему я прогонял других юношей? Они же очень старались выполнить мой приказ! Они проводили ночь в крохотной яме под выворотнем, а на это способен только очень терпеливый и мужественный орк. А у тебя нет ни терпения, ни готовности следовать моим приказам». «А чего же тут не понимать? — удивился Ылек. — Применяясь, мы остаемся прежними, а изменяя — меняемся сами. Это все знают: и река, и дерево». «Да, это так», — согласился старый шаман.

Пока Убуш-ага рассказывал, у меня зародилось подозрение, что тот безымянный шаман — он сам. Но уточнять я не стал. Сказка была хороша и подкидывала интересные идеи.

— Что ж, ты прав, старик, — сказал я. — Надо спешить в Карод, чтобы подстелить травки.

Трепались мы долго. Духи — большие любители поболтать. Других удовольствий у них нет, вот и наслаждаются, как сказал Убуш-ага, «роскошью мудрой беседы».

Когда я наконец выбрался из капища, солнце поднялось уже почти в зенит, а пастухи угнали отару подальше от дороги. В стойбище остались женщины и давешний мальчишка-сказочник. Как его? Кажется, Илват. Он сидел в тени одной из юрт, спрятав голову в колени. Обидел кто-то пацана, что ли?

— Привет, молодой шаман! — улыбнулся я, подойдя к пацану.

Илват глянул на меня с такой злостью, словно я в чем-то перед ним виноват:

— Привет и тебе, бродяга!

— Что-то ты не в духе сегодня, — попытался я расшевелить мальчишку. — Что случилось?

— Ничего не случилось, — резко оборвала меня подошедшая орчанка. — И не случится, если ты, бродяга, не будешь задавать глупых вопросов. Ишь что удумал — чужих парней сманивать! Илька ведь не один уйдет, а со своим Скушем! А Скуш — лучший кобель из молодых! И за что только моего поганца выбрал! Не для пастуха волк, для того, что в поход идет! Мы, дурни, уж как радовались, когда Скуш его признал… Княжий сын на волка смотрел, а тот Илвата выбрал. Дурачок в поход не пойдет, шибко худой, зато в кочевье щенки хорошие будут… А тут ты!

Я с недоумением посмотрел на орчанку. Кажется, юный сказочник собрался упасть мне на хвост и уйти со стойбища, а его родня, естественно не согласна. Тем более, что волк у мальчишки — действительно загляденье: почти щенок, а попытался рыкнуть на Маню, когда тот принялся увиваться за местными волчицами.

— Твой сын, женщина, — сильный шаман, — как можно высокомернее сказал я. — Волк выбрал лучшего из молодых орков.

— Какой из него шаман? — махнула рукой орчанка. — Одни сказки на уме! Да и у кого ему учиться? Белый Мурат помер, Тасар-ага из Шимата ушел с воинами, а Будекай дурака на дух не переносит. Нет учителя — ни будешь шаманом.

— Так и я о том, мама! — подал голос Илват. — Бродяга — шаман, я же вижу. Он меня научит!

— Не пущу!

Не хватало мне еще стать причиной скандала!

— Уйди, женщина! — оборвал я орчанку. — Дай поговорить с парнем наедине. Клянусь, что не буду звать его с собой!

— Ты обещал, бродяга! А то не посмотрим, что щитоносец и что волк у тебя из Белогривых. Гырбаш-князь далеко и, может, и не вернется.

Окинув меня напоследок подозрительным взглядом, орчанка отошла к костру.

— Слушай меня внимательно, Илват, — обратился я к пацану. — Без учителя стать шаманом трудно. Но если рядом есть капища Того, Кто Скачет На Белом Льве, можно. Ходи туда каждый день и слушай бесплотную птицу. Спрашивай обо всем. Она многое знает.

Мальчишка скривился:

— Видел я ту птицу. Ничего она не говорит.

— Запомни имя: Асаль-тэ-Баукир. Иди в капище, принеси жертву и скажи: «Я хочу быть шаманом. Вас учил Асаль-тэ-Баукир, вы будете учить меня».

Илвар посмотрел на меня недоверчиво, но возражать не стал:

— Хорошо, Странник, я так и сделаю. Честно говоря, я мать огорчать не хотел, но надоело уже ждать судьбы, чтобы свела меня с учителем.

— Шаман и ждать должен уметь, — глубокомысленно произнес я. — Шаман многое должен — но не кому-то, а самому себе. Делай так, как считаешь справедливым. Иди!

Пацан наконец-то поднялся с земли и медленно побрел к капищу. Я свистнул Маню, оседлал его и выбрался на дорогу. Все равно завтрак я пропустил, а просить что-то у орчанок не хотелось. Даже не попрощался — слишком много чести. Мамаша Илвара по-своему, конечно, права, но меня всегда удивляли такие бабы: готовы костьми лечь, лишь бы дети жили по установленным ими правилам. Для психоаналитика случай — стандартный, но по башке ей стукнуть хочется. Ничего, если Илват подружится с духами познания, то этот род еще прославится великим шаманом.

Мы отъехали настолько, чтобы юрты превратились в еле различимые темные пятна на горизонте, когда дух Убуш-ага вдруг вытек из своего прибежища и сконцентрировался посреди дороги:

— Стой, Мышкун! Давай попрощаемся как положено!

Я удивился, но спрыгнул с Мани.

А мертвый шаман продолжил:

— Встретишь Белого Льва — скажи ему, что я не забыл его слов о том, что во всех мирах завтрашний день прорастает из сегодняшнего. Асаль-тэ-Баукир просил помочь тебе. Но помогать — не обязательно быть вместе. Когда-нибудь тебе пригодится то, что я собираюсь сделать.

— Ничего не понимаю, — удивился я. — Что ты затеял? И почему оно пригодится?

— Я возвращаюсь в стойбище и буду учить Ивата. Орки никогда так не делали, а вот у котов у каждого есть дух-покровитель из умершей родни. Коты — они к дому привязчивы, к семье… даже на пятое небо неохотно идут, у кого сила есть — с родней остаются. Охраняют.

— Думаешь, духи познания парня обучить не смогут?

— Обучат они, как же! — Убуш-ага фыркнул, как рассерженный кот, вроде тех, о которых он рассказывал. — Сами сопляки безмозглые, одним хорошо — помнят все. А вот соображать не обучены. Так что давай прощаться, бог!