Монохромный человек (СИ) - Поспешная Юлия - Страница 31

Корнилов оглядел фотографии и рисунки на стенах.

Изображения, нарисованные чёрной ручкой и фломастерами представали футуристическими черными силуэтами и тенями.

Стас различил там неясные искаженные человеческие фигуры. А так же силуэты зверей… Олени, птицы, собаки (или волки) деревья… и нечто ещё, не подвластное определению.

На фотографиях в основном были родители Ксении.

Ольга и Евгений Гудковы. Корнилов задержал взгляд на нескольких фотографиях где, Гудковы в горах, с рюкзаками, с ледорубами и прочим альпинистским оборудованием. Особое внимание привлекла фотография где её родители с дюжиной других людей, стоят на фоне массивной заснеженной, пирамидальной формы горы.

Стас обратил внимание на лица людей. Он почему-то почти не удивился заметив среди них знакомые, помимо родителей Ксении.

Ксения, как ни в чем не бывало продолжала рисовать.

Возле неё на столе лежала россыпь чёрных фломастеров, карандашей и маркеров.

Стас подошел уже достаточно близко, чтобы увидеть, что она рисовала.

Силуэт человека за столом. И два высоких человеческих силуэта по обе стороны от него.

Корнилов почувствовал вскарабкивающуюся по позвонкам въедливую, покалывающую морозь.

Она вкрадчиво просачивалась меж позвонков вселяя зыбкое, пульсирующее напряжение в мышцах тела и сознании.

На рисунке Ксении была она и они с Сеней, подходящие к ней сзади.

Внезапно девушка перестала рисовать. Стас, хотевший подойти ближе, застыл. Сеня последовал его примеру.

Несколько секунд они вдвоем смотрели на неё. Корнилов внимательно следил за головой под черно-белым, полосатым капюшоном.

Голова Ксении странно дернулась и медленно обернулась в их сторону.

Стас увидел её лицо. Сеня тоже. Стас умел сдерживать любые эмоции. Сеня не умел, и потому не сдержал нервного, судорожного выдоха.

Лицо Ксении было разделено на две половины чёрной и белой краской.

На одной стороне лица, с чёрной кожей, половинка губ была белой, на другой, где была белая кожа, губы были чёрными. Бровь слева была идеально белой, а бровь справа чернела надломанной чертой.

Только глаза, радужки её голубых глаз оставались не тронутыми контрастом черно-белых цветов.

Голубые глаза меркло сияли из-под капюшона на раскрашенном, черно-белом лице девушки.

И этими двумя тусклыми льдинками девочка угрюмо, недружелюбно и сердито осматривала Стаса и Сеню.

— Вы… вы нарушаете баланс… — яростно и громко прошептала она. — Вы предаёте гармонию!

От её голоса у Корнилова по коже шеи распространилось ощущение, неприятной, робкой щекотки.

Словно кто-то не смело, едва-едва касаясь водил тонкими волосками по его коже.

Неприятное, мерзко, неуютное чувство. Чувство подступающего кошмара.

Но, Корнилов не выдавал ни чувств, не эмоций. Его серебряные глаза лучились уверенным и мягким спокойствием.

Он подошел ближе.

Девушка не двигалась, не сводила с него глаз.

— Прости, мы… мы не хотели… — он оглядел свои синие джинсы и пастельно-аквамаринового цвета рубашку в клетку. — Я… Я понимаю…

Он бросил взгляд на Сеню. Тот тоже был в джинсах, ярких кроссовках-джорданах, и лимонного цвета футболке с черным, имперским орлом.

— Я понимаю, — с сочувствием повторил Стас, снова взглянул на девушку. — Дело в наших одеждах? Да? Прости… Нам стоило бы одеться более… сбалансированно. Ты согласна?

Она чуть заметно кивнула.

Стас одобрительно усмехнулся.

— Я бы хотел поговорить с тобой о том, что случилось с твоими родителями, Ксения.

Девушка чуть склонив голову продолжала взирать на него с холодным, угрюмым равнодушием.

— Скажи… Твои родители кем они были?

Ксения ответила не сразу, с заметным, неохотным бесстрастием.

— Мама работала… фармацевтом… Папа был кризис-менеджером. Они работали в одной фармацевтической компании.

— Вот оно, что. — проговорил Стас. — Твоя мама, в детстве наверняка частенько угощала тебя разными витаминами?

— Да. — кротко уронила Ксения. — Бывало… А вас?

— Меня, к сожалению не часто. — усмехнулся Стас.

Контакт установлен.

— Скажи, а… а где вы отдыхали по выходным? Ну, когда хотели провести время семьёй?

Ксения опустила взгляд. Стас прочел грусть в её глазах. Он увидел, как девушка сделала жесткий, трудный глоток.

Ему не хотелось причинять ей боль, заставляя обращаться к счастливым воспоминаниям об убитых родителях.

Но он был вынужден. Это поможет ей оттаять, отстраниться от своего нынешнего состояния. Может быть было бы даже не плохо, чтобы она поплакала. Не много.

— Мы… — Ксения сделала ещё глоток.

Она явно собиралась с силами. — Мы ездили в парк… в парк Горького… Мы… Мы ходили в планетарий… Бывали в большом аквариуме на Чистых прудах…

— М-м, — кивнул Стас и улыбнулся. — Я знаю это место. Моя дочь любит ездить туда.

Гудкова не ответила, она продолжила отстраненным, замогильным голосом.

— Ещё мы ходили в кино…

Стас мягко кивал, с сочувственным видом.

— У вас был свой, семейный любимый фильм?

— Да. — подумав, тонким голосом пролепетала девушка. — Нам очень нравились… «Пятьдесят первых поцелуев»…

— О, — вскинул брови Стас. — Я знаю этот фильм. Там играет Адам Сендлер. Верно?

— Да. — всё ещё глядя вниз, проговорила Ксения. — Родители его… обожали…

— Да, — проговорил Стас с доброй улыбкой. — Есть за что.

Девушка снова кивнула.

— Но вы… ведь пришли не за этим? Верно? — спросила она с долей обвинения в голосе.

— Нет. — глядя в льдинки её глаз, ответил Стас. — Нет, меня интересует, что ты видела в тот день… Кроме убийства своих родителей? Ты обратила внимание на что-то ещё?

Она смотрела на него слегка глуповатым, пустым взглядом.

Она молчала довольно долго. Около минуты они со Стасом просто смотрели на друга.

У Корнилова начало пощипывать глаза. Но Стас понимал, что моргать нельзя.

Нельзя прерывать сиюминутный зрительный контакт.

Эта незаметная мелочь, может поставить крест на их дальнейшем диалоге.

— Я заметила… — проговорила Гудкова и глаза её чуть сузились. — Я заметила, что он… он убрал из дома всё лишнее.

— Лишнее? — повторил Стас и плавно кивнул. — Он уничтожил твои детские книжки…

— Потому, что они нарушали гармонию! — вдруг громко и запальчиво воскликнула Ксения.

— Ты восхищаешься им? — спросил Стас. — Он ведь убил твоих родителей.

— Они были не правы! — немедленно отозвалась Ксения и её губы расплылись в жутковатой, но счастливой улыбке.

— Не правы? — мягко переспросил Стас, и качнул головой. — В чём же?

Он знал, в чём. Он хотел услышать это от неё.

Она перестала улыбаться.

Гудкова чуть наклонилась вперёд.

— Они существовали вне баланса! — с лихорадочным, злым торжеством прошептала она. — И я это поняла! Я это почувствовала! И я… я поняла, что… что… он… он…

Она откинула свой капюшон. Её волосы так же были окрашены в черный и белый цвета.

— Он сделал им подарок! Он ведь вам не какой-то несчастный, кровожадный убийца… Он не просто убивает… — шептала она с восторгом. — Он… Он… Он заполняет их собой! Он делает нас частью себя! Частью баланса! Частицей… гармонии! Делает нас всех частью себя! Себя!.. Он дарит… Неужели вы не понимаете?! Он дарит нам её! Гармонию!.. Это… это не убийство! Это… благодать! Его благодать! Он… Он единственный способен дать это! Способен подарить нам понимание… чувство… осознание… и вечную жизнь в гармонии…

Он перевела дух, нервно сглотнула.

Стас не отводил от неё чуть нахмуренного, изучающего взгляда.

Сеня, стоявший поодаль наблюдал за девушкой с откровенной опаской.

— Понимаете? — наконец выдохнула Ксения.

Глаза её поблескивали оживленным, диким и безумным счастьем.

— Понимаю. — тихо, мягко, грустно ответил Стас. — Понимаю, Ксения.

Он вздохнул. И обернулся на стену.

— Это ведь твои родители, вон на той фотографии? Верно? Если я не ошибаюсь это Чогори? Гора в Пакистане.