Просто друзья (СИ) - "PaperDoll" - Страница 78

Я не осмеливался спрашивать у неё о своих подозрениях напрямую, в чем она могла мне и не сознаться. Хоть Джо была совершенно плоха во вранье, думаю, мне бы не хотелось, чтобы она делала это, даже ради благой цели. Мне нужна была правда, сказанная в лицо, напрямую, без лишнего утаивания во имя защиты моей чести, но больше того жизни. Я не просил у Джо жестов доброй воли, подобных этому, не из-за чувства долга, ведь я не мог ей предложить большего, чем самого себя, а потому, что это было слишком. Райан мог запросить слишком большую плату за её упрямо настойчивую просьбу забрать заявление, и я даже не хотел придумывать лишнего, чтобы не извращать собственное воображение в попытке угадать, что Джо ему неохотно предложила взамен на это.

Всё это казалось абсурдным, а потому сводило с ума ещё больше. Я хотел бы набраться смелости вытолкать Джо прочь из моей жизни, но в то же время не представлял, как без неё жить. Любые уговоры или просьбы не вмешиваться ударялись волнами о скалу её упрямства, что одновременно возвышало её решимость над моей, делая нас обоих сильнее. Было странно думать, что рядом с Джо я чувствовал себя под защитой, но именно так и было. Она первой бросалась в бой, защищая то, что было уже давным-давно разрушено и не имело шанса возродиться. Ей казалось, что она видела меня, хоть делала это через закрытые глаза, рисуя в мраке действительности другого меня. И я хотел быть человеком, которого она видела. Иногда и сам задавался вопросом — точно ли внутри меня жило то, что она едва сумела разглядеть или выдумала это качество с целью изменить меня, подавив моё желчное «я».

Воздействие Джо на меня было в разы сильнее, чем прежде Нэнси. Казалось, если я ненароком потеряю её, то мир распадется на части, начнется конец света, умрут все вокруг, но я всё же паду первым. Я всё больше пытался убедить себя в том, что это было не по-настоящему. Пытался совладать чувствами, игнорировать их, разрушать, но те становились лишь сильнее, как только одна самая невинная мысль о Джо раскаленным углем касалась стенок моих внутренностей, создавая пожар, что превращал меня в пепел. И я не мог не воображать Джо, когда продолжал писать о Нэнси. Вынуждал себя вспоминать её черты характера, создавая, казалось бы, несвязные предложения, соединены в одну историю, которую прежде сумел рассказать лишь одному человеку, прежде чем умолкнуть об этом навсегда.

Я в точности до малейших подробностей помнил день, когда совершался суд над мистером Греем. Мама нарядила меня в дурацкий костюм с бабочкой, будто я должен был выступать на свадьбе, читая умилительный стих, а не давать показания. Я изрядно устал от постоянных расспросов следователей о том, что я знал, но я никак не мог решиться рассказать им целостную историю, которую ошибочно превратил в иллюзию, возникшую из-за большой наблюдательности, что не всегда приводила к хорошему. Но в этот раз я намеревался рассказать всё и будь, как будет. Это съедало меня изнутри, не давало спать и дышать.

Меня заперли в кабинете судьи. Было жутко страшно, хоть мама всё время была рядом, держа меня за руку. Ладони жутко потели, а потому я постоянно вытирал их о брюки. На лбу проступали капли пота. Мама предлагала от всего отказаться, полагая, будто виной всему был жар, но я был решителен в желании говорить с судьей. Прошло не больше часа, как он зашел, желая провести со мной беседу.

Это был старик со строгим лицом, который при встрече тут же подал мне руку, что снова ужасно вспотела. Он улыбнулся, и его лицо вмиг преобразилось, вызывая к себе доверие. Я неуверенно попросил, чтобы мы остались наедине. Мама сопротивлялась, но, в конце концов, ей пришлось выйти. Не знаю, как он понял хоть слово из того, что я пытался ему рассказать, потому что говорить я не умел, как и теперь, а потому мне самому рассказ выдавался сумбурным и непонятным, хоть мужчина кивал головою в ответ, не перебивая меня ни на секунду. К завершению нашей памятной беседы я расплакался. Мама вернулась. Судья поблагодарил меня, а я не произнес и слова ещё два дня к ряду.

Теперь я выливал всё это на пустой лист, открытый передо мной на экране ноутбука, печатая медленно слова, словно кончики пальцев не хотели выпускать их на волю. Только перед глазами была не Нэнси, лицо которой потерялось в прошлом, а Джо, страх за которую теперь был сильнее всего остального.

Она уехала. Отправилась с Линдой в гости к бабушке и дедушке в Уэльс, откуда должна была вернуться только к окончанию каникул. Я проснулся рано утром, чтобы проводить её, но времени было мало, а людей вокруг слишком много, чтобы я сделал хотя бы попытку всё прояснить. Мы обнялись на прощание, она оставила на моей щеке теплый поцелуй. Я запомнил, что губы её были сухими, сохранив это в памяти, словно это больше могло и не повториться.

Вернувшись домой, попытался вспомнить были ли в поведении девушки намеки, что дали бы мне понять, произошло ли что-то плохое. Она была беспечна и беззаботна, как прежде, хоть я и был уверен, что в её голове роилось миллион мыслей, ни одну из которых у меня по-прежнему не было возможности прочитать. Улыбалась, как всегда, смотрела с теплотой, обняла и поцеловала. Её жесты и мимика не указывали на то, что она выражала сожаление или стыд. В глазах не было обиды и боли. Ничем она себя не выдавала.

И я мучился в догадках, искал выход из лабиринта собственных мыслей, которого, казалось, там и не было. Все дни сливались в бесконечность, когда я перестал считать их и следить за временем. Джо писала мне всё время, и я не медлил отвечать ей, перечитав её сообщение раз десять, но так и не находил и малейшего подвоха. И я стоял возле окна в гостиной, дожидаясь, когда закипит чайник, читая её ежедневный отчет о том, чем она занималась. Как обычно, ничего занимательного, но это позволяло на расстоянии быть ближе, чувствовать, будто я был рядом. Я не умел расписывать свой день в таких же тонкостях, а потому набрал быстрое «Всё, как всегда» на заданный ею вопрос, чем я занимался в течении утра.

Она не успела прочитать отправленное сообщение, покинув предварительно меня наедине со своим призраком. Перечитал по привычке её сообщение ещё дважды, прежде чем выключить телефон и спрятать в карман. Поднял глаза, чтобы посмотреть на небо, что в этот день оказалось открытым. Весь снег остался лежать на земле, оставив попытку замучить до смерти облака, извергающие холодные хлопья, в которых Джо неизменно находила красоту.

Мои глаза так и не успели обратиться к небу, когда я заметил в окне напротив фигуру, что смутно напоминала Райана. Приглядевшись, я всё же убедился в том, что это был он. Мужчина о чем-то спорил с Лив, вид которой свидетельствовал о том, что самая интересная часть их времяпровождения прошла. Её волосы были в полнейшем беспорядке, на плечи бегло был наброшен шелковый халат, не как следует запахан. Он кричал, она слушала. Странно, что было не наоборот.

Я не стал терять времени, дожидаясь пока Райан ускользнет от меня, поэтому выключил не успевший закипеть чайник и бросился ломиться в двери близстоящего дома. В спешке даже не успел надеть куртку, не завязал шнурков на ботинках.

Двери открыла Лив. Она осторожно выглядывала из-за двери, кутаясь в тонкий халат.

— Джонни нет дома. Он вернется около шести, — женщина скромно улыбнулась, намереваясь захлопнуть передо мной двери, пока я не успел возразить. Я поставил ногу, воспретив ей делать это.

— Мне нужно поговорить с Райаном, — процедил сквозь зубы.

— С чего бы ему здесь быть? — она тихо и неуверенно засмеялась, что не убедило бы меня в правдивости её слов, даже если бы я не видел мужчину из окна. — Его здесь нет. Я даже не знаю, где он. Тебе об этом стоит поговорить с Джонни.

Я хотел силой оттолкнуть Лив, чтобы та перестала мне препятствовать, но не мог сделать этого в силу своего воспитания. Она была не самым лучшим человеком, но всё же оставалась женщиной, что сильно мешало. И всё же я решил не отступать, мешая ей запереть перед моим носом двери.

— Фред, пожалуйста, — она угрожающе зашипела, подобно змее. Её просьба была резкой, но вовсе не умоляющей. Лив хотела, чтобы я убрался не меньше, чем я хотел ворваться к ней в дом.