Просто друзья (СИ) - "PaperDoll" - Страница 52

— Пожалуйста, перестань, — заскулил парень, но я не собирался этого делать.

— Ещё немного и станешь постоянным пациентом в травматологии. Приготовил носовые платочки? Кажется, сейчас из твоего носа польется много крови, — парировал я, прежде чем со всей силой ударил Вуди ещё раз по лицу, отчего из его носа в действительности хлынула кровь. Зубы окрасились в красный, глаза заслезились. Парень даже не пытался отбиваться, изворачиваясь вместо этого от боли, постанывая так, будто я переломал ему, по меньшей мере, все ребра.

Когда я вернулся обратно, Джо заметила избитые костяшки, но не произнесла и слова. Час спустя, встретив Вуди посреди коридора, где его избитого утешала Джорджина, Джо произнесла едва слышное «Спасибо».

***

Джо проиграла выборы. С небольшим отрывом, но всё же проиграла. Я был рядом с ней, когда оглашали результаты, и она не подала даже виду, будто это её хоть сколько-то задело, хоть мне самому стало обидно. Я переживал о том, как это заставит её уйти в себя на некоторое время, оградившись от меня, что было так эгоистично, но так похоже на меня. Но Джо удивила, наверное, всех, когда подошла к Джорджине и поздравила её, обняв ту так, будто они были лучшими подругами. Грустная улыбка не сходила с её лица, и всё же успокаивало то, что она улыбалась, а не разразилась слезами, которые я бы не знал, как остановить.

Вернувшись ко мне, всё чего Джо попросила это большой пиццы с ананасами. И весь оставшийся день мы провели вместе. Заказав, по меньшей мере, три огромных пиццы, мы застряли дома у девушки, где смотрели её старые школьные видео, где время от времени мелькало и моё лицо. В своей растерянности перед неожиданным поражением Джо обратилась к инфантильности, и не будучи по свей натуре сентиментальным, даже я проникся умилением, наблюдая за девочкой, которую упрямо не замечал всё это время.

Я краем глаза наблюдал за Джо, когда на редких кадрах мелькала Нэнси, рядом с которой неизменно оказывался я, но она будто бы не замечала этого, тыкая пальцами то на одного, то на другого случайного знакомого, заражая меня искренним смехом своей наружной беззаботности.

— Всё в порядке? — спросил я, прощаясь с девушкой на проклятом перекрестке, где нам вошло в привычку расставаться.

— Да, — она неуверенно кивнула головой. — Это неприятно, но как есть. Жизнь продолжается. Мне нужно всего-то немного времени, чтобы определить свою следующую цель, чтобы было к чему стремиться, а там будет, как будет, — девушка стегнула плечами, не поднимая на меня океаны своих глаз.

— Поскорей бы, — ответил я, не планируя и единого дня жизни, пуская ту на самотек. У меня не было ни цели, ни стремлений. И всё же при одном неосторожном взгляде на Джо, в голову закрадывалась мысль о том, что был хотя бы призрачный смысл всего моего существования, заключающейся в ней одной. Странно, неправильно, и более того, непривычно. Прежние попытки оградиться от Джо, словно от прокаженной, завершились неудачей, будто я, действительно, пытался сделать это, вместо того, чтобы напротив быть к ней ближе, что изначально не входило в планы. Я был бесповоротно болен, что было уже напрасно отрицать.

Поэтому когда мы прощались на том перекрестке, в голове повторялась единая мысль — «не отталкивай меня в этот раз», словно ещё одно длительное молчание, что начинали входить для нас в привычку, могло убить меня окончательно. И Джо улыбнулась, не ответив на это ни слова. Она развернулась и ушла, что сделал и я, дорогой всё время оборачиваясь, чтобы безучастно наблюдать за тем, как её фигура отдалялась от меня всё дальше и дальше, оставляя на затворках возродившейся души иней.

И всё же поражение не смогло сломить Джо. По крайней мере, она продолжала не подавать виду. Мы переписывались каждый день. Когда я несколько раз предлагал встретиться, у неё постоянно не находилось времени. И всё же это было лучше, чем ничего. Утешался обществом Дженны, которая хоть и продолжала быть соблазнительно молчаливой, но всё же оставалась Дженной, которую я даже вопреки самому сильному своему усилию не мог бы полюбить.

Единственным разнообразием в скудном графике стал неожиданный приезд Эллы, растормошивший не только меня, но и родителей. Несмотря на то, что я привык к одному пустому месту за столом, занятое сестрой оно не царапало глаз. Казалось, будто она и не уезжала никуда, всё время оставаясь с нами, словно последние два месяца переменчивой осени ничего не менялось.

Элла много говорила об университете. Перемены в жизни явно пошли ей на пользу. Внешне сестра не переменилась, но внутри неё появилось кое-что отличительное от прежней её версии. В глазах появилась серьезность и осмысленность того, что теперь ответственность за любое действие, совершенное забавы ради или же невзначай, лежала на ней. Исчезли искры беззаботной легкости, которой девушка была преисполнена и, тем не менее, повзрослевшая всего на два месяца, она выдавалась лучшей версией той, что и без того была моим предполагаемым образцом для подражания.

Вечер прошел легко и незамысловато. По большей мере, говорила Элла. Моя забота была лишь молчаливо её слушать и не обращать на себя лишнего внимания. Мне даже было интересно слушать её россказни, хоть я был уверен, что добрую половину своих приключений Элла упустила, оставив для себя в качестве памятного знака.

И всё же вернувшись в комнату после принятия душа, я сильно испугался, когда обнаружил на кровати распростершееся в виде звезды тело Эллы. Девушка лежала в темноте, но когда я включил свет, то обнаружил, что глаза её были открыты. Взгляд её был задумчивым, от прежней легкости не осталось и следа.

— Чёрт, ты напугала меня! — я схватился театрально за сердце, но девушку это не развеселило, а это означало, что напугать меня не было истинной целью её неожиданного визита. — Всё в порядке? — набросив первую попавшуюся футболку и спортивные брюки, расположился на стуле напротив сестры. Скрипя зубами, как столетняя старуха, из разбитых костей которой сыпалась пыль, Элла поднялась на локтях и посмотрела на меня измученным, томным взглядом затуманенных карих глаз.

— Случилось кое-что, чего я не могла рассказать родителям, — девушка прикусила нижнюю губу и смолкла, заставив меня томиться в длительном ожидании признания, что несло лишь плохие опасения. Она набрала полную грудь воздуха, но затем, открыв рот, не могла произнести и слова, шумно при этом выдохнув.

— Ты беременна? — без тени иронии спросил, опасаясь худшего.

— Ты дурак? — лицо сестры в тот же миг переменилось. Её плечи немного расслабились, на лице появилась тень снисходительной улыбки. — Один из тех сценариев, которые я не давала прочитать отцу, я отправила ещё полгода назад в один из лондонских театров. Он не так уж знаменит, но когда-то отец водил нас туда во время одной из поездки. Так вот… — Элла снова сделала большой вдох, когда я внимательно внимал тому, что она должна была произнести. — Они его приняли, — сестра улыбнулась. И вместе с этой улыбкой с её глаз прыснули слезы.

— Ты, должно быть, шутишь? — кажется, меня преисполнила большая радость, чем Эллу. Я не понимал, чем она была так сильно омрачена, ведь новость эта была потрясающей. — В чем же проблема? — наконец-то спросил, когда сестра после непродолжительной паузы ничего не ответила.

— В нашем отце! Он посылает свои сценарии чуть ли не во все лондонские театры, но их все отвергают, а у меня всё получилось так просто, что мне не по себе от этого. Его это огорчит…

— Элла, скажи мне, что шутишь, — я не удержался от того, чтобы не закатить глаза. Неудачи отца были малейшим из зол, что девушка должна была брать в расчет. В конце концов, не под его ли влиянием у неё всё получилось? Это должно бы обрадовать его, но шестнадцати лет жизни с ним всё же оказалось достаточно для того, чтобы изучить его, как нельзя лучше. Элла была права, его это немного покоробило бы, и всё же мне это доставляло лишь большее удовольствие. Видеть его лицо в момент, когда его же дочь превзошла его, исполнила мечту, к которой он наугад добирался, исследуя самые сложные пути, о большем я и не мечтал. Я искренне радовался за Эллу, и в то же время не мог избавиться от злорадства. — Когда ты присылала свой сценарий, на что ты рассчитывала? — вернув голосу серьезности, спросил я.