Лезвие сна - де Линт Чарльз - Страница 35

• Предыдущая
• 35/131
• Следующая

Иззи подняла руку с остатком «Старого дуба» и едва не попала учителю в глаз. Рашкин снова отступил на шаг, но на этот раз она не сдвинулась с места. Она перевела взгляд на обгоревший клочок холста, и глаза наполнились слезами. Ярость нисколько не утихла, просто затаилась внутри, но боль потери, которой Иззи не хотела замечать до разговора с Рашкиным, вырвалась из-под контроля и сломила ее.

Рашкин шагнул вперед, поднял было руку, чтобы дотронуться до ее плеча, но передумал.

– Вы... вы предали меня, – бормотала Иззи сквозь слезы.

– Изабель, – наконец смог заговорить Рашкин. – Это не твоя картина.

Сквозь пелену слез она уставилась на него непонимающим взглядом, потом снова посмотрела на обгоревший холст. Сейчас она почти ничего не видела из-за слез, но на автобусной остановке успела внимательно рассмотреть фрагмент картины. Она узнала характер мазков, сюжет, палитру красок.

– Я... я хорошо знаю свои работы, – произнесла она.

Но Рашкин покачал головой:

– Это полотно писал я.

– Вы...

– Меня заинтересовал твой выбор сюжета и использование светотеней, – сказал Рашкин. – Я хотел постичь сущность твоей работы.

– Вы копируете мои картины?

Иззи вытерла слезы рукавом куртки, чтобы как следует рассмотреть лицо учителя. Наверно, он издевается над ней. Но Рашкин только утвердительно кивнул.

– До сих пор я предполагала, что всё должно быть наоборот.

– Если художник перестает учиться, он или умирает, или это не настоящий художник.

– Да, конечно, но ведь ученица здесь я.

– Разве учитель не может чему-то научиться у своих учеников?

– Не знаю. Я никогда раньше не задумывалась над этим.

– Пойдем со мной, – позвал ее Рашкин.

Вместе они прошли в одну из пустых спален, которая использовалась в качестве кладовой. И там лежала картина «Старый дуб» и все остальные полотна, целые и невредимые, в том же состоянии, в котором Иззи оставила их в последний раз.

– Видишь? – спросил Рашкин. – У меня и в мыслях не было уничтожать твои работы. Я знаю, насколько ты ими дорожишь.

– Но... – Иззи снова подняла зажатый в руке обгоревший клочок полотна. – Но почему вы сожгли это?

– Потому что это твоя работа. Я просто изучал ее, и ничего больше. И я не хотел хранить подобную копию... Понимаешь, если я умру и полотна обнаружат в моей студии... Ты думаешь, кто-нибудь поверит, что я копировал твои картины?

Иззи медленно покачала головой.

– Вот то-то и оно. Когда я узнал всё, что хотел, я просто сжег свою копию, чтобы не было повода спорить о ее принадлежности. Я не хотел, чтобы даже ты знала об этих опытах, и старался уничтожить все следы своих упражнений.

– Но что же вы на самом деле надеялись узнать из моих полотен? – не могла успокоиться Иззи.

– Я тебе расскажу, – произнес Рашкин после минутного раздумья. – Но помни, ты сама подняла эту тему, я тут ни при чем.

Иззи кивнула.

– Дай мне этот обрывок, – попросил Рашкин.

Иззи протянула ему обгоревший клочок и увидела, как Рашкин бросил его в латунную урну, стоявшую у двери. Затем он увлек ее на кухню и налил две чашки чая, приготовленного еще до ее прихода. Пока они не сели за стол, Рашкин не произнес ни слова.

– Прежде мы уже разговаривали о духах, – наконец заговорил он. – И о том, что художники способны вызвать их из... впрочем, никто не знает, откуда именно. Но люди искусства могут привлечь духов при помощи своих картин, или песен, или любых других произведений, способных создавать мост между нашим миром и таинственным Садом Муз.

– Я помню, – сказала Иззи и посмотрела в его лицо более спокойно, чем прежде. – Но я до сих пор не могу до конца в это поверить.

– По крайней мере честно. Но это не имеет значения. В данном случае важно то, что я в это верю. Ты понимаешь?

– Более или менее.

– До недавнего времени я был способен вызывать духов, – продолжал Рашкин. – Я рисовал их дома и изображал на картинах тела, в которых они могли существовать. Мои работы создавали мост между двумя мирами. Но теперь всё изменилось. Видишь ли, я утратил этот дар. Теперь я просто пишу картины. Прекрасные в своем роде, я это знаю. Но после того как я был способен на большее, обычные картины не приносят мне удовлетворения.

– Но вы... Вы же сами учили меня развивать этот удивительный дар.

Весь разговор казался Иззи более чем странным. Она не верила в подобные явления, но в то же самое время испытывала разочарование при мысли, что вызвать духов теперь невозможно.

– Да, я учил, – согласился Рашкин. – И буду продолжать учить. Понимаешь, я помню, как это делал, но сам уже утратил способность вызывать духов. Лишился своего дара. Но ты – другое дело. Этот талант скрыт внутри тебя. Поэтому я и копировал твои картины в надежде снова нащупать связь с таинственным миром, если удастся разгадать, как это удается тебе.

– И как? – спросила Иззи, на миг позабыв о своем скептическом отношении к этой идее. – Это сработало?

– Нет, – покачал головой Рашкин. – Всё, чего я добился, – это превосходные копии твоих картин. После нескольких попыток я их уничтожил.

Иззи нахмурилась, пытаясь обдумать его слова.

– Значит, эти полотна способны вызвать духов и воплотить их в нашем мире?

– Да.

– И они будут вполне реальными?

– Что ты имеешь в виду?

– Если уж духи переносятся в наш мир, – пояснила Иззи, – то, значит, они становятся такими же, как вы или я?

– Они выглядят точно так же, но всё же отличаются от нас. Их связь с потусторонним миром не исчезает, и в них всегда сохраняется некое отличие. Внешне они могут быть похожими на обычных людей, но у них нет наших потребностей. Им не нужно ни пищи, ни отдыха. Они не видят снов. И они не могут мечтать, следовательно, не обладают способностью к творчеству.

– Значит, оттуда приходят люди? – спросила Иззи.

– Существа, – поправил ее Рашкин. – Но они не всегда имеют человеческий облик. Пойми, Изабель, они происходят из сказаний и мифов. Древние художники и скульпторы изображали таинственных существ – дриад и сатиров, ангелов и драконов, – но они никогда их не встречали. Наиболее одаренные вызывали этих существ в реальный мир. А остальные уже изображали то, что видели. Но это были всего лишь изображения вызванных в реальный мир духов.

– А что вы скажете насчет «Старого дуба»? Вы говорили, что картина обладает такой способностью. Значит ли это, что где-то появилось дерево?

Рашкин беспомощно пожал плечами:

– Я не знаю. Вероятно. Я никогда не задумывался над такими вещами, но считаю это возможным. Но этот дух будет лишен способности передвигаться. Он останется на том месте, где пересек границу между двумя мирами.

– Из ваших слов следует, что таким даром обладают не только картины. Я поняла, что мост может быть создан при помощи музыки или литературы.

– Это кажется мне вполне логичным, и так учил меня мой наставник, но я разбираюсь только в картинах. В остальных областях искусства мои познания ограниченны.

Последние слова усилили веру Иззи в искренность старого художника. Он рассказывал о самых невероятных вещах, но делал это чертовски убедительно.

– Вы действительно верите во всё это? – спросила она.

– Без сомнения, – ответил Рашкин. – Хотя, впервые услышав о таинственном секрете от своего учителя, я отнесся к его словам не менее скептично, чем ты относишься к моим рассказам сейчас.

В автобусе по дороге домой на Иззи в полной мере навалилась усталость. Пока она добиралась до студии и обвиняла Рашкина, ярость выбросила в кровь такое количество адреналина, что Иззи на время забыла обо всём. Но после объяснений в мастерской энергия иссякла. Пережив грандиозный взрыв эмоций, девушка едва могла сидеть на скамье в автобусе. Но она не переставала перебирать в памяти все события этого дня.

Иззи поймала себя на мысли, что в какой-то момент готова была без колебаний убить Рашкина. Очень просто. А из-за чего? Из-за картины. Несомненно, в каждую из них Иззи вложила частицу своей души, но картины можно было переписать. По сравнению с несчастьем, случившимся с Рашель, ее воображаемые беды не стоили таких переживаний. Ведь потери Рашель действительно невосполнимы.

• Предыдущая
• 35/131
• Следующая