Душа оборотня - Николаев Андрей - Страница 18
- Предыдущая
- 18/67
- Следующая
— Успокоить хотел, — сказал Олег, — мол, иноземную выпивку не пожалею, вот я какой. Что и говорить, приветливый был хозяин.
Со второго этажа послышались гулкие удары. Ставившая блюда на стол Павлина присела, со страхом глядя в потолок.
— Чой-то?
— А, мужик этот страхолюдный приспособу хозяйскую крушит. Покажи, где хозяин спал.
Девка провела Олега через кухню в комнату хозяина. Ведун огляделся. Массивный сундук в углу, покрытый то ли ковром, то ли расписной попоной, широкая лавка, отдельный выход на задний двор, слюдяное окошко. Крепкие засовы на дверях — видно, хозяин не слишком доверял своим подельникам.
— Товар краденый он здесь хранил? — спросил Середин.
— Не, там сараюшка есть, — махнула Павлина в сторону заднего двора, — замок на двери заморский. Меня он туда не пускал.
Олег прошелся по комнате, откинул ковер с сундука. Провел рукой по резной крышке, попытался приподнять, но сундук оказался заперт. Павлина, сторожившая каждое его движение, сбегала, принесла топор. Олег вставил топор в щель, поднажал. Дерево заскрипело. Поднажал сильнее, и язычок замка вылетел из пазов, полетели щепки. Ведун откинул крышку. Сундук до половины был заполнен дорогой одеждой и серебряными с позолотой кубками и чашами. Были тут кафтаны, прошитые золотой нитью, тончайшие шелка, женские сарафаны, украшенные бисером и жемчугами, высокие боярские шапки. Олег вытащил несколько кубков и велел отнести в зал — дескать, будем гулять красиво. Его внимание привлекли вощеные досочки для письма и берестяные свитки, аккуратной связкой лежавшие в углу сундука. Олег развернул один, — попытался разобрать корявые записи, вязью покрывавшие бересту. Старославянское письмо он бы еще попробовал разобрать, но хозяин вел записи небрежным почерком, явно не ожидая, что кто-то будет их читать.
— Позови Невзора, — попросил он девку.
Дожевывая на ходу, пришел дружинник с кубком в руке.
— Грамоте учен? — спросил его Олег.
— Читать могу, писать могу, но не люблю, — честно признался Невзор, — криво выходит.
— Ну-ка, почитай, что тут хозяин писал.
Шевеля губами, Невзор проглядел записи, то и дело покачивая в удивлении головой.
— Здесь, — отложил он в сундук вощеные дощечки, — прибыль, расход. А вот здесь, на бересте, полагаю, опись товара, что купцы убиенные везли. Кому сколько плачено — видать, добычу делили. Почитай, народу десятка три загубили. Что делать будем?
— Как что? Запалим воровское гнездо — пусть горит все синим пламенем.
— Ой, не жгите, не губите…
— Да тебя-то кто тронет, — оборвал Олег крики Павлины, — выжжем гнездо змеиное, а вы — гуляйте.
— Куда ж идти-то? Ни кола ни двора. Я тут чуть горб не нажила — одна на все руки, и ночью покоя нет. Нешто не заслужила?
— Угомонись, — поморщился Невзор, — все одно сама не потянешь хозяйство.
— Зачем одна, — удивилась девка. — Молчун поможет. Он мужик хоть и страшенный, зато работящий, уж я приметила. Вместе и жить станем.
— Гляди, как все разложила, — подивился Олег, — а его спросила? Может, не люба ты ему.
— Притерпится, — безапелляционно заявила Павлина. — Ложь все в сундук, раз жечь не будем. Коли я хозяйка, так и неча тут распоряжаться.
Середин только крякнул.
— Это называется: дай бабе волю.
— Ты особо не командуй, — прищурился Невзор, — никто тебя еще на хозяйство не поставил. Место это нехорошее, надо, думаю, все же огнем пройтись — он все очистит, — добавил он, подмигивая Олегу.
— Не надо огнем, — твердо сказала Павлина, — я тут все отскребу-отмою, воровским духом и пахнуть не будет! Пойдемте лучше, гости дорогие, закусим, посидим. Путников загубленных помянем, а? — умильно заглянула она в глаза Середину. — А я знаю, где вино заморское хозяин держал.
— Ха, ну, лиса, — усмехнулся Олег, — так и быть, владей хозяйством. Один уговор: как кто из нас мимо едет — без платы кормить-поить, спать класть…
— …и девку на ночь, — добавил появляясь в дверях Вторуша.
— Девку с собой вози, — отмахнулась Павлина, — а пить-есть, на ночлег приютить — это завсегда, благодетели.
На том и порешили. Кликнули сверху Молчуна. Он долго не мог уразуметь, какое у него теперь положение.
— Чего тут думать, — втолковывал ему Вторуша, — постоялый двор твой, баба твоя…
— Да ить нету бабы…
— Вот она, — Вторуша царским жестом указал на Павлину. — Владей, пользуй, не забижай.
— Так не обженились.
— Это недолго, — успокоил его купец, — али не нравится?
Молчун поскреб затылок корявыми пальцами, соображая.
— Вроде, ничего.
— Хорошая баба. Откормишь маленько, эх, как заживете!
Павлина собрала на стол, присела с краю, подливая гостям и искоса поглядывая на Молчуна. Тот махнул чарку меда, утер бороду, крякнул. За окном занимался рассвет. Уж не в первый раз заорал петух; слышно было, как завозилась скотина в хлеву, затопотали лошади у коновязи.
— Ты чего сидишь, как у праздника, — вдруг рявкнул Молчун. — Скотина не кормлена, двор не метен. А вожжами не хошь?
Олег от неожиданности выронил кубок с вином, поперхнулся, залился смехом так, что слезы выступили. Ему вторил купец, рассыпая мелкий хохоток. Даже Невзор хмуро улыбнулся. Павлина подхватилась и, подобрав подол, метнулась в двери.
— Сидит и сидит, — пробурчал Молчун, — за бабой догляд нужен, уж я-то знаю. У меня не шибко побалует.
— Ай, молодец, — хлопнул его Вторуша по спине, — ну, за новую семью.
Хорошо пошло за новую семью. Закусили, налили по новой, помянули невинно убиенных. Молчун оказался из северян. Родную весь под Курском каждый год приходилось отстраивать — уж больно часто печенег набегал. Народ в лесу хорониться привык, а добро с собой не утащишь. Хорошо, если скотину успеешь увести. Вот в последний раз налетели вороги, а народ в поле. Согнали всех на майдан, стали вязать, да вдруг среди печенега шум, крик — еще кто-то припожаловал. Думали, дружина княжеская, ан нет: тоже степняки, но одежа другая, орут страшно, речь уж совсем непонятная. И стали они с печенегами сечься. Крики, звон, кровь. Пока степняки разбирались, кому полон уводить, народ и разбежался. Так и непонятно, кто победил, да только деревню под корень выжгли, скотину какую увели, а какую забили да и бросили.
— На сходе решили уходить под Киев — надоело вполглаза спать. А я подумал, — Молчун печально кивнул, допил из чаши вино, утерся рукавом, — и решил: чего я под Киевом не видал? Родня померла, семьи нету, один хозяйство не потянешь — и ушел. С прошлой осени так и мотаюсь.
— Что за степняки на печенегов напали? — заинтересовался Невзор. — Оружие, одежду, повадки не приметил, часом?
— Какое там, — Молчун подпер кулаком щеку, горестно вздохнул, — едва ноги унес. А повадка у них у всех волчья: урвать кусок да в степь бежать.
Олег задумался, вспоминая историю. Знал бы — в школе лучше учился. Но кое-что в памяти все же наскреб.
— Печенега, слышал я, — начал он осторожно, — давят из степей. Новый народ пришел, вроде как половцами называется.
— Новый народ? И что, тоже, поди, не землепашцы?
— Куда там. Еще хлеще печенега. С этими мир так мир, война так война, а новые на крепость пробовать станут.
— И чего не живется людям, — с тоской сказал Вторуша. — И-эх, выпьем, покуда живы.
Со двора прибежала Павлина, засуетилась, растапливая печь. Молчун покосился на нее, соображая, как бы еще проявить неожиданно пришедшую власть.
— Ты, давай-ка, яишню, что ль, спроворь, — наконец придумал он. — Сколько можно холодным кормить — уже и в горло не лезет.
— Сейчас сделаю, — кротко ответила Павлина.
Она принесла лукошко с яйцами. В печи уже весело потрескивали дрова. Невзор принялся выспрашивать у Середина про половцев, Вторуша с Молчуном, обсудив урожай, завели про обычаи дедов-прадедов. Запахло жареным салом, луком, зашкворчала яичница. Павлина подала ее на стол, разложила по плошкам, мимоходом коснулась Молчуна, ожидая одобрения. Олег подивился, как изменилась женщина за несколько часов. Куда делся равнодушный взгляд, усталая походка. Лицо у нее помягчело, разгладились морщинки, спина выпрямилась. Чистый платок аккуратно прикрывал волосы, длинную рубаху она сменила на простой сарафан со скромной вышивкой по подолу. Уже не дворовая девка услуживала постояльцам, а хозяйка угощала дорогих гостей. Молчун одобрительно крякнул, пробежав взглядом по фигуре новоявленной жены. Вторуша, не удержавшись, огладил ее по бедру, подмигивая масляно заблестевшим глазом. Павлина вывернулась, хлопнула его по руке, покосившись на мужа.
- Предыдущая
- 18/67
- Следующая
