Безальтернативная история (СИ) - "Шлифовальщик" - Страница 36

И только тогда Виктор понял, куда он попал, но не понял почему. Его занесло в личный пропос, его интимную и сугубо личную частичку финитума, его персональный предел мечтаний. Вот почему он чувствовал невероятное спокойствие и умиротворение.

Он устал общаться, устал от толкотни, от людей и от собственной бестолковой жизни. Подавал надежды в школе, отличник, гордость родителей, в институте — победитель сначала студенческих олимпиад, потом — участник научных конференций, споривший на равных с преподавателями. А затем — оступившийся, вставший на скользкую дорожку жулик, уставший в первую очередь от себя, злой на весь белый свет.

Холодов всегда был общительным и обаятельным, но ненавидел общение. У него не было близких друзей, и всю свою сознательную жизнь он прожил одиноким волком. Общаться ему приходилось по необходимости; это получалось, но он этого терпеть не мог. Будь его воля, он бы заперся с книгами и не выходил бы сутками во внешний мир, витая в облаках теоретической мемористики. Кто знает, будь другие времена, он, быть может, и не стал бы преступником, а был бы если не учёным с мировым именем, то забавным странноватым сумасшедшим гением. Теперь его личный пропос давал ему такую возможность.

У него осталось одно-единственное желание: никогда не возвращаться отсюда в реальный мир. Может, мироздание сжалится и, используя какие-то свои законы, оставит его здесь? Он будет много работать: разработает какую-нибудь теорию, например, связывающую континуум, мемориум и потенциариум воедино. А повезёт, так теоретически выведет ещё какой-нибудь «чегониум»: у материи ведь бесконечное количество свойств, ибо она сама бесконечна. Она не только движется и отражается, не только может и хочет, но и чего-то ещё делает. Возможно, у неё бесконечное количество «чегониумов», и над этим следует поработать.

А утрами он будет рано вставать, спускаться к реке, купаться, а потом делать какую-нибудь грубую физическую работу: полоть грядки, колоть дрова, чтобы затопить старенькую баньку, стоящую в конце огорода. Он будет навещать родителей и бабушек-дедушек, а, может, иногда, редко-редко встречаться со школьными друзьями, если захочется. Но сейчас он настолько вымотан жизнью, что ему никого не хочется видеть, а хочется только одного: умиротворения и покоя.

Когда-то он, дурачок, спорил с учительницей литературы, грубо высмеивая булгаковского Мастера. Мол, как может писатель — знаток душ человеческих — в такое сложное время желать покоя, да ещё и с бабой! Виктор в силу юности и живости характера считал, что место писателя, тем более гениального — не где-то в уединении, а среди народа, в гуще страстей и событий. Только там настоящий мастер сможет понять людей и творить шедевры. Но теперь он сам в роли Мастера: финитум предоставил ему покой, только без Маргариты.

Виктор прилёг на ободранный топчан в углу, укрылся рваным полушубком, уютно свернулся клубочком и забылся крепким, как в детстве, сном.