Безальтернативная история (СИ) - "Шлифовальщик" - Страница 34

— А когда кривичи всех перебьют, то за нас примутся, да? — Холодов тоже удивился своей гортанной речи с акцентом и карикатурными словечками-паразитами, которые ввёртывают в речь кавказцы из анекдотов.

— Тогда я ещё усилю противоречие. Нацисты без врагов не могут. Кривичи поделятся на две группы — псковскую и полоцко-смоленскую и начнут меж собой выяснять, чей череп правильнее, да. Но, по-моему, до этого не дойдёт — они раньше друг друга перебьют.

Но Виктору было не до кривичей с вятичами. Одна мысль, зародившаяся ещё в прошлом пропосе, наконец, оформилась окончательно.

— По-моему, Бурлаков нас с тобой хочет угробить, — высказался он.

— Зачем, дорогой? — удивился Юшечкин.

— Меня, чтобы не выполнять своё обещание. Не нужно будет с судьёй договариваться. Просто меня тут зарэжут, а в реале я сойду с ума. Упекут Витю Сугроба в психушку-шмихушку — и дело закрыто.

— Что ты говоришь! А меня? — недоумевал ассистент.

Виктор пожал плечами.

— Наверное, много знаешь лишнего.

— Вах-вах, чего я знаю лишнего? — рассмеялся Юшечкин.

Виктор никак не мог уцепиться за кончик нити узелка, который уже почти распутался. Проклятые меминженеры Бурлакова изменили не только облик и говор путешественников, а ещё и напихали псевдопамяти. Поэтому, вместо мыслей о Бурлакове и его связи с Малыгиным и профессором Воздвиженским, в голову лезли дурацкие мысли о шашлыке из молодого барашка и какой-то красавице Лейли.

И тут фатумиста осенило. Он резко обернулся к ассистенту и гортанно спросил:

— Слушай, дорогой, что ты говорил о последней гипотезе профессора? Про отражение материи на саму себя?

Юшечкин тут же отреагировал, будто только что прервал разговор:

— Ну да. Изменение истории влечёт за собой изменение нашего мира, мамой…

— Значит, хистусилителем можно воздействовать и на наш мир?! — перебил Виктор, от волнения заговоривший почти без акцента.

Холодов расхохотался, в смехе его послышались истерические нотки:

— Ты спрашивал, для чего тебя нужно ухайдакать в финитуме, дорогой? Да потому что об открытии профессора знали только два человека — сам автор и ты. Бурлаков допросил Воздвиженского и понял, что хистусилителем можно менять реальный мир, да. И теперь он может перестроить мир под себя, сделаться императором или диктатором. Или договориться с Малыгиным, двинуть его в президенты хистусилителем и получить тёплое местечко в советниках!

Юшечкин подскочил и закричал в ответ:

— Да наш реал и без того уже превратился в мемориум! Виртуальные национальные проекты, президенты-шоумены, несуществующие стройки, в которые вкладывают реальные деньги. Мнимое величие страны, у которой нет ни производства, ни сельского хозяйства. Мы уже давно живём в выдуманном мире и сами превратились в прошляков! Поэтому и парадокс Демьянова-Розенгольца существует — это простой обмен судьбами двух прошляков, прошляка-сорва и истинного прошляка!

Виктор и ассистент стояли друг против друга, непроизвольно делая кавказские жесты руками. Они были настолько увлечены беседой на повышенных тонах, что не обратили внимания, как на улицах тихого русского городка, куда они попали, начался хаос. Впрочем, жителям города, а, может, и всего пропоса, выясняющим принадлежность к вятичам или кривичам, было не до двух горячих кавказских парней.

— Всё из-за телевидения и Интернета! — орал Юшечкин. — Напишет в Омнеопедии один баран, что сила гравитационного притяжения обратно пропорциональна не квадрату расстояния, а кубу, и тут же тысяча идиотов это разнесут по всему свету, укажут на этот лживый факт в своих статейках-шматейках! А миллионы баранов прочитают, и в их тупых башках уже сложится неправильная картина. И детям своим расскажут, а те — внукам, правнукам. Получается неверное представление о нашем мире!

— А теперь этими баранами будет управлять хитрый Бурлаков с фюрером Малыгиным! — кричал в ответ Виктор. — Эти два перекроят весь мир по-своему. И тогда даже твой олух-профессор не догадается, каков реальный мир на самом деле! Эй, боги! — обратился к небу Холодов, вспомнив предыдущую гипотезу Воздвиженского об мемориумах отрицательных порядков, — сделайте что-нибудь! Тьфу на вас!

Фатумист задрал голову и плюнул в небо. И, словно в ответ на «молитву», в голове раздался голос Бурлакова.

— Эй вы, уроды! — визгливо завопил полковник. — Вы чего наделали?!

Услышав визг ироничного и сдержанного Бурлакова, Виктор оторопел и моментально успокоился.

— Вы же весь реал обрушили!! — надрывался полковник. — Вы на кой леший финитум кромсать начали, умники?!

Ассистент, поняв по выражению лица Виктора, что тот разговаривает по мемсвязи, насторожился и начал прислушиваться к ответам напарника.

— Это я тебя хочу кое-что спросить, Саня … — ответил Виктор. — Что, карьерист, не вышло нас угробить?! Хоть в кого нас преврати, всё равно выпутаемся. Понял, гад?! Чихал я на твой реал, да!

— Что, что там с реалом? — встревожился ассистент и затряс Виктора за рукав.

— Вас кто просил хистусилителем размахивать?! — не слушая Холодова кричал полковник так, что у абонента начала болеть голова.

— Ты-то что орёшь? — хмыкнул фатумист. — Это нам с Юшечкиным орать надо…

— А потому, что вы, идиоты, таких дел натворили… — убито проговорил Бурлаков. — Если бы ты знал…

— Что ты кудахчешь, интриган! — начал сердиться Виктор. — Толком объясни, дорогой!

— Юшечкин с тобой рядом?

— Да.

— Возьми его тогда за шиворот, — посоветовал полковник, — стукни по башке хорошенько и объясни, что, разрушив идеальный мир националистов, он параллельно разрушил и либеральный рай, и патриотический. Плохо профессор ассистента готовил! Не объяснил элементарных вещей.

— А причём тут другие пропосы? — удивился Холодов.

— А потому, двоечник, что патриоты-державники, либералы-демократы и националисты — три стороны одного общества! Нашего общества! Убери одних, и вся система разваливается. И в финитуме они взаимосвязаны — сломай один, вразнос пойдут все остальные! И на реале это отражается. А ассистент, видать, мимо ушей это пропустил. Я и то понял!!

Виктор побледнел:

— Так что, всё у вас развалилось, что ли?

Неожиданно связь прервалась. Виктор, ошалевший от услышанного, испугался не того, что они с Юшечкиным теперь могут навсегда остаться в финитуме. Ничего, через месяц сработает аварийная разбуда, и они проснутся в своих мемкапсулах. Но это — такая мелочь, по сравнению с хаосом в реальном мире, лишённом цели.

По совету Бурлакова Холодов сграбастал умника-ассистента за шиворот и от души встряхнул. Юшечкин из ответов Виктора понял, что случилось там, в реале, и только бормотал:

— Я ведь не знал, Витя! Не знал, мамой кл… Думал, хрен с ним, с нацистским пропосом. Я же не думал, что весь финитум вразнос пойдёт…

— Не весь, дебил, не весь! — Холодов ещё раз встряхнул растерянного напарника. — Коммунячий пропос, скорее всего, нетронутым остался.

— От этого в реале потеряли цели в жизни и либералы, и патриоты… — убито прошептал Юшечкин. — Им и в реале конец наступит скоро… Одни коммунисты и прочая левая шушера останется…

— Именно, гад! И что теперь прикажешь делать? В реал возвращаться, чтобы в лагерь коммунячий загреметь? Чтобы расстреляли без суда и следствия?

Пряча глаза, ассистент успокаивающе бормотал:

— Да ладно… При коммуняках тоже жить можно…

Нервы Виктора, и так расстроенные за последние бурные два дня, окончательно сдали. Он отшвырнул от себя ассистента, сбил на землю, наклонился над ним и закричал:

— Жить при коммуняках?! Ходить строем? Носить хламиды вместо нормальной одежды? Жратву получать по талонам? Я чем заниматься буду при красных, а?!

— У них наука вроде ничего… — оправдывался Юшечкин. — Ты ведь кандидат наук…

— Наука, да?! Писать докторскую о значении мемориума для народного хозяйства? Горбатиться в НИИ за копейки? Я не хочу гнить от зарплаты до зарплаты и получать талоны на сахар! Я хочу зарабатывать, сколько смогу, и тратить от души, а не как велит партия! И жрать хочу в ресторанах, а не давиться в очередях за гнилой селёдкой!