Безальтернативная история (СИ) - "Шлифовальщик" - Страница 32

— Давай полы мой, — смягчился голос дежурного. — Сейчас парткомиссия придёт. Если полы будут грязными, и с нас снимут переходящее знамя, я буду драить пол твоей башкой, а потом расстреляю тебя как врага народа. У меня есть такое право. Ты понял?

— Как не понять, товарищ дежурный.

Виктор наклонился к Юшечкину и вполголоса спросил:

— Как ты думаешь, почему этот дневальный нам помогает?

Ассистент пожал плечами:

— Может, местный диссидент какой…

— Не нравится мне это, нутром чую, что тут нечисто.

— Давай хистусилителем воспользуемся?

— И что ты собираешься сотворить? — хмыкнул Холодов. — Ковёр-самолёт?

— Есть одна идейка. Надо расшатать этот пропос, а дальше он резонировать начнёт.

— Чего?

Юшечкин с удивлением посмотрел на напарника.

— Ты же меморист по образованию! Изучал боевую социологию?

Виктор из этой дисциплины помнил ровно столько, сколько из школьного английского. Поэтому он неопределённо пожал плечами.

— Ну и зря! — упрекнул его Юшечкин. — Тебе, как… практику, это бы пригодилось. Я вот чего хочу…

Ассистент понизил голос и быстро зашептал:

— В любой социальной группе, включая и целую страну, и всё человечество, можно найти точку противоречия, которая делит эту группу на две противоположные части, или больше. Если на эту точку нажать хистусилителем, то группа пойдёт вразнос.

— В смысле?

— Господи! Ну, возьмём капиталистическое общество начала двадцатого века. Точка противоречия — собственность на средства производства, которая делила общество на две части, два класса — буржуазию и пролетариат. А разнос системы — Октябрьский переворот.

— Похоже, боевую социологию используют наши патриоты в предвыборной гонке, — догадался Виктор.

— Разумеется, — не удивился ассистент. — Сам посуди, против патриотов действуют три силы: националисты, либералы-западники и левые. Если они объединятся, патриотам хана. Поэтому нужно найти точки противоречий. Берём сталинские репрессии — националисты объединяются с либералами против коммунистов, берём гей-парады — националисты с коммунистами против либералов, берём вопрос с мигрантами — коммунисты с либералами против националистов. Всё просто.

— Но тут ведь коммунизм, — вернул Юшечкина к текущим вопросам фатумист. — Точнее, коммунизм в представлении антикоммунистов. Попробуй-ка найти противоречия в бесклассовом обществе.

Юшечкин на некоторое время задумался.

— Ну и что? — наконец выдал он. — Точку всё равно можно найти.

— Так ищи, думай, — зевнул Виктор и начал снова рыться в столе в поисках чего-нибудь интересного.

Ассистент помялся и, наконец, осторожно проговорил:

— Боюсь, как бы последствий не было…

— Каких последствий? — рассердился Виктор. — Разрушить этот пропос боишься? Ну и развалится он, велика потеря! Мемтуристов тут нет. Разве что в режиме бога глазеют какие-нибудь ультралибералы и потом детей своих коммунизмом пугают…

— Последствия могут сказаться на реале.

Холодов от неожиданности чуть не уронил стул.

— Причём здесь реал?! Боишься, что этот коммунистический ад исчезнет? По-моему, этого никто в реале и не заметит, за исключением замшелых демократов…

— Всё сложнее, Витя! — Юшечкин впервые назвал напарника по имени. — Мне Воздвиженский за пару недель до твоего появления рассказал о своей новой теории. Вот ты, меморист, разве не думал о мемориуме как о базе данных?

— Это не только я, это все так считают, — снисходительно посмотрел на ассистента Виктор.

Он хотел ещё что-то добавить, но тут за дверью послышался топот множества сапог, и раздались голоса:

— Чья очередь за пайками идти?

— Пятое звено.

— Что на ужин дают?

— Кормовая свёкла и морковный чай с сахарином.

— Свёклу ведь на обед давали!

— На обед турнепс был, дурень!

Ассистент, возбуждённый научным разговором, не обратил ни малейшего внимания на шум.

— Так почему никто до сих пор не сказал, где этот гигантский сервер находится?! — почти кричал он. — Куда записывается каждый миг копия нашей Вселенной? В параллельный мир, что ли?!

— Не ори. Какая разница, где находится? Ну, пусть это будут параллельные миры. Каждый мир — своя копия. Это никому не интересно.

— А зря! — торжествующе посмотрел на Виктора Юшечкин. — Потому что запись каждой резервной копии производится на реал. У нас нет другой Вселенной, другого сервера. Резервная база копируется на саму базу! Если множество отображается на само себя, то это преобразование, а не просто отображение! Вот и материя отражается на саму себя, а, значит, и преобразовывает! И это правильно, потому что отражение материи — это взаимодействие материальных объектов.

— Ну и что? — Холодов, отвыкший от теоретических изысканий, никак не мог сообразить, чем эта очередная теория профессора может помочь им в нынешнем положении.

— Ты точно кандидат наук? — скривился ассистент. — Это говорит о том, что и мемориум имеет влияние на континуум. Изменяя историю, мы вполне может изменить и наш мир. Обратная связь. Нельзя безнаказанно менять историю. Сломаю я этот коммунистический ад, и в нашем уютном реальном мирке что-нибудь обрушится…

Холодов не успел ничего высказать по поводу новой теории одиозного профессора, как в замке каптёрки застрекотал замок. В дверях показалось очень много народу: спаситель со шваброй в руках, дежурный по бригаде, рослый парень в кожанке с нарукавной красной повязкой, и ещё с полдесятка коротко стриженых молодых людей в юнгштурмовках.

— Эти, — указал шваброй на путешественников спаситель.

— Хвалю за бдительность! — улыбнулся уголком рта юноша в кожанке. — Можешь получить двойную пайку.

Подлый «спаситель» обрадовался и, фальшиво спев первый куплет «Интернационала», мигом умчался вместе со шваброй. А «кожанка» вперился глазами в путешественников и ледяным тоном спросил:

— Кто такие?

Виктор, чтобы не брякнуть лишнего, молча протянул «кожанке» заполненные собственноручно бланки, проклиная себя, что не помог ассистенту воспользоваться хистусилителем. Парень принял бланки и долго их изучал, шевеля губами.

— Из лагеря? — спросил он.

Наверное, эти бланки заполнялись для бывших заключённых. Холодов осторожно кивнул.

— В третью бригаду направляетесь?

— Ага. — Виктор порадовался, что в графе «Бригада назначения» он поставил цифру три, вспомнив объявление на казарме об обмене жёнами.

— Тогда почему вы здесь прячетесь, когда ваши товарищи работают?! — немедленно вскипел «кожанка». — От работы отлыниваете?! Обратно в лагерь захотелось? Я вам могу впаять ещё по пятку лет!

— Не надо, господин… товарищ… э-э-э… начальник, — залепетал Юшечкин, решив поучаствовать в разговоре. Виктор толкнул его ногой, но «кожанка» уже спрашивал:

— Какой ещё господин?! Мы что, при капитализме живём? Издеваешься?!

— Извините его, товарищ, — вмешался Виктор, спасая болтливого напарника. — Он контуженный. На него в лагере сосна упала, когда мы план перевыполняли.

— Он бы меня ещё вашим благородием назвал! — неостроумно ответил «кожанка», но его юнгштурмовцы дружно захохотали. Но парень нахмурился, и хохот тут же оборвался.

— Быстро дуйте в свою казарму и скажите дежурному, что товарищ Синицын, то есть я, вам по три наряда вне очереди дал.

Виктор, мысленно перекрестившись, быстрым шагом, чуть не срывающимся на бег, рванул к выходу. Вслед за ним засеменил ассистент, сообразивший наконец, что нужно помалкивать. Возможно, профессор прав, и существуют какие-то божественные силы в мемориумах отрицательных порядков, потому что напарников никто не стал сопровождать. Только неугомонный Синицын крикнул вслед:

— Сами дорогу найдёте?

Виктор, сделав страшные глаза Юшечкину, крикнул в ответ:

— Так точно, товарищ Синицын!

Холодов, завернув за угол казармы, подождал нерадивого напарника, и путешественники что есть мочи рванули в ближайший лесок, не разбирая дороги. Перепрыгивая через многочисленные расстрельные рвы, пустые баки из-под гексогена и зарина, противогазы с выбитыми стёклами, Виктор думал, что он сделает с Бурлаковым, когда вернётся в реал из погружения. О том, что нужно искать Малыгина, путешественники уже и думать забыли. Да и где его тут найдёшь, в этом огромном трудовом лагере, где обычные граждане загнаны в казармы, разбиты на трудовые бригады и трудятся за скудную пайку, которой бы заключённый Бухенвальда побрезговал.