Война за погоду - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/17
• Следующая

Мертвый тяжелый человек с голым черепом вместо головы…

Но не может такого быть! Не может, не может, не может! – повторял и повторял он, с ужасом глядя на чудовищно белую стену тумана с металлическим странным диском, непонятно как торчавшим из клубящейся массы…

«Растут фиалки, ароматные цветы…»

Но это не успокоило.

С высокого выступа, запорошенного сухим снегом, Вовка увидел, наконец, всю Сквозную Ледниковую. На фоне неба, усеянного звездами, смутно вырисовывалось длинное восточное плечо Двуглавого. Отражаясь от развеянного ветром снега, лунный свет размывал очертания предметов, делал все обманчивым и неверным.

Только стена таинственного тумана казалась неприступной, как и вонзившийся в нее диск.

– Белый!

Не было пса.

Исчез, растворился в неверном свете.

Первобытная тишина мертвенно отразила Вовкин зов.

– Белый!

Вместо ответа ударил с моря гулкий орудийный выстрел.

«Подлодка?…»

Прислушался.

«Нет, – понял. – Сжатие началось… Льдины выпирает на берег…»

– Белый!

Не откликался пес.

Вовка заторопился. Не смотрел на страшную стену. Не должно тебя это интересовать… Искал взглядом черную палатку. Справа осталась дымящаяся полынья. «Растут фиалки, ароматные цветы…» Где-то там захоронен боцман… Голый череп… Мрачно всхлипывает в полынье загустевшая от холода вода…

Прислушался.

«Белый?… В полынье?…»

Обходя промоины и ледовые завалы, Вовка шел на поскуливание пса, старался не смотреть на страшную белую стену, перегородившую полгоризонта. Почему он не видел эту стену вчера? Ну да, мело… Воздух был насыщен ледяными кристаллики… За двадцать шагов ничего не видно…

Неожиданный порыв ветра обдал Вовку холодом, поднял снежный шлейф, сверкающий, затейливый, отражающий все капризы разостланного под ним рельефа. Мириады мельчайших ледяных кристалликов, беспрестанно двигаясь, ярко вспыхивали, диковато преломляли лунный свет. На какую-то секунду туманная стена как бы вздрогнула, колыхнулась, но гигантский диск все равно остался неподвижным…

Как можно вмерзнуть в туман?

– Белый!

Опять услышал из снежного марева жалобное поскуливание.

«Тоже мне, путешественник…» Он не знал, себя ругает или Белого.

Наверное больше себя. Ему следовало искать черную палатку, а он искал Белого. Ему следовало думать о зимовщиках, а он думал о том, как это чудовищный металлический диск, диаметром метров в триста, не меньше, может вмерзнуть в колеблющуюся, кипящую стену тумана. Ему надо было возвращать украденную фашистами погоду, а он искал Белого, рискуя заблудиться, упасть в ледяную трещину, из которой никто его не вытащит…

Ему повезло.

Он нашел пса.

Ему повезло. Пес вывел его к палатке.

Он не знал, сколько времени провел в пути.

Но чувствовал, что вышел к палатке раньше, чем надеялся Лыков.

Натянул антенну. Подключил питание. Со страхом глянул на ключ. Поймут его неуверенную морзянку? Нацепил на голову холодные эбонитовые наушники. Вспомнил: у Кольки Милевского были такие же, только покрытые пористой резиновой оболочкой. Удобные. Подумав, надел поверх наушников шапку.

Радиолампы медленно нагревались и вдруг разом, вырвавшись как бы из ничего, взвыли дальние эфирные голоса.

Дикий свист.

Неистовый вой.

Таинственные шорохи, шипение, писк морзянки.

«Будь Колька рядом…»

Но Кольки рядом не было.

Даже Белого не было. Пес смирно лежал у входа в палатку.

Оглянувшись на Белого, Вовка положил руку на брошенный поверх ящика журнал радиосвязи, но работать в этой позе было неудобно. Тогда он убрал журнал. Он все еще боялся, но пальцы легли на ключ.

Точка тире тире…

Точка точка точка…

Точка…

Тире тире…

Всем! Всем! Всем! – повторил он.

Я – Крайночной!.. Я – Крайночной!.. Прием!..

В наушниках дико, хрипло свистело.

Прорывалась резкая норвежская речь, неслись обрывки торжественной похоронной музыки, сипела паровая труба, булькал рвущийся из чайника кипяток, – не было лишь ответа, на который Вовка рассчитывал.

Всем! Всем! Всем! – повторил он.

Я – Крайночной!.. Я – Крайночной!.. Прием!..

Его испугало внезапное оживление в эфире.

Сквозь свирепый рев и треск атмосферных разрядов вдруг прорвалось сразу несколько радиостанций. Забивая друг друга, стремительно стрекоча, они будто специально явились помучить Вовку – он ничего не понял в их стремительном сорочьем стрекоте.

Точка точка точка тире тире…

Точка точка точка точка тире…

Точка точка точка точка точка…

Тире тире тире тире…

Цифры!

Ну да, он попал на кодированную передачу.

Но тут же запиликала, запищала самая обыкновенная морзянка.

Никого не боясь, морской транспорт «Прончищев» открытым текстом запрашивал у Диксона метеосводку. Диксон деловито отвечал: …единичный мелко битый лед в количестве двух баллов… тире точка тире…видимость восемь миль…точка тире… ветер зюйд-вест двадцать метров в секунду…

Всем! Всем! Всем! – уже более уверенно выстучал Вовка. – Я – Крайночной!.. Я – Крайночной!..

Переключившись на прием, внимательно вслушался в далекий писк неизвестных станций, но никому, совсем никому не было дела до полярного острова, взывавшего о помощи.

Точка тире тире…

Точка точка точка…

Точка…

Тире тире…

Всем! Всем! Всем!

Вовку или не слышали или не понимали.

В сущности, это было все равно – не слышат его или не понимают.

Но все же Вовка предпочел бы первое.

Крайночной!.. Крайночной!.. – донесся вдруг птичий писк, замирающие цыплячьи звуки. – Я – REM-16!.. Я – REM-16!.. Прием!..

Он боялся ответить.

Он боялся переключить рацию.

Он боялся потерять волну, боялся нечаянно оборвать столь неожиданно возникшую ниточку, мгновенно связавшую его со всем остальным миром.

Я – Крайночной!.. Я – Крайночной!..

Он заторопился.

REM-16!.. REM-16!..

Кто на ключе?… – немедленно откликнулся REM-16. – Кто на ключе?… Прием…

Лыков… – машинально отбил Вовка. – Краковский…

И вдруг с ужасом понял: он забыл фамилию радиста!

Имя хорошо запомнил – Римас. Вроде как древний Рим… Ну, что-то вроде… А вот фамилия улетучилась… «Река Миссисипи ежегодно выносит в море почти пятьсот миллионов тонн ила…» – это тоже помнил… Со школы еще… И помнил, что «…гуано образуется не там, где есть птичьи базары, а там, где не бывает дождей…» Но имя радиста…

«При чем тут Миссисипи? При чем тут гуано? – ужаснулся он. – Мне нужна фамилия радиста! Мне никто не поверит, если я не назову фамилию или назову ее неправильно. Лыков предупреждал… Правда, – спохватился Вовка, – зачем обязательно перечислять все фамилии?…»

Крайночной!.. Крайночной!.. – чуть слышно попискивала далекая морзянка. – Я – REM-16!.. Я – REM-16…! Прием!..

• Предыдущая
• 14/17
• Следующая