Солёный ветер (СИ) - "_YamYam_" - Страница 25

— Ладно, — вздыхает она, нахмурившись, и поднимает на него взгляд, отрываясь от созерцания чужих губ, — тогда как возвращению «Сапфира» посодействует то, что ты решил объявить меня своей женщиной?

Ей спрашивать подобное совершенно неловко — щёки мгновенно обжигает румянец, а губы поджимаются, словно стесняясь того, что только что произнесли. У Чонгука вдруг с лица пропадает улыбка, и он громко сглатывает, заставляя девушку напрячься, а потом отталкивается спиной от кровати, переворачивая их, и нависает над Инён, руки свои тут же запуская под её спину.

— А вот чтобы узнать это, придётся влюбиться в меня, — усмехается он легкомысленно, а девушка впервые совсем-совсем не верит ему.

— Ты ведь пытаешься отвлечь меня? — щурится она, пока невольно выгибается ему навстречу, ощущая, как проворные пальцы проходятся по чувствительному позвоночнику, добираясь до самых лопаток. — Мы так не договаривались.

Чонгук целует её в шею, губами накрывая бьющуюся от переизбытка эмоций жилку, движется выше, заставляя неосознанно запрокидывать голову сильнее, подставляясь под касания всё откровеннее.

— Скажи, — неожиданно раздаётся почти у самого её уха, — сколько мужчин у тебя было до меня?

Инён едва не фыркает, поражаясь тому, что Чонгук решил обсудить это именно сейчас — когда её ладонь столь однозначно скользит по его груди всё ниже, а ей в бедро столь же однозначно упирается его возбуждённая плоть. Она поворачивает голову, стараясь ухватить его губы, утягивая в поцелуй, да вот только Чонгук мастерски обходит этот её манёвр и, довольно посмеиваясь, сильнее вжимает её в постель.

— Такое не пройдёт, — усмехается он, рукой соскальзывая с её спины и, коснувшись бёдра, с силой сжимает его в пальцах. — Не скажешь?

— Двое, — выдыхает Инён, с самого начала не собираясь ничего скрывать, и тут же получает мокрый укус-поцелуй в самый подбородок. — Я встречалась с двумя, но… — запинается она, не зная, как сказать правильно, — в физическом плане был только один.

— Американец? — тянет заинтересованно Чонгук, неожиданно серьёзно смотря в её глаза.

— Меня, конечно, предупреждали, что мужчин всегда волнует то, что было до них, — давится смешком Инён, пальцем разглаживая образовавшуюся морщинку между его нахмуренных бровей, — но не думала, что всё настолько серьёзно.

— Американец? — снова спрашивает Чонгук, пропуская, кажется, все её слова мимо ушей, и Инён закатывает глаза, правда не понимая, почему он не нашёл для подобных расспросов более подходящего времени.

— Американский китаец, — тем не менее признаётся она, обнимая лицо парня ладонями и притягивая ближе к себе. — Мы можем не говорить о нём? Он бросил меня не один год назад, так что давай просто…

— Бросил? — снова хмурится Чонгук, но уже спустя секунду на его лице появляется такое выражение, что Инён становится не по себе. — Хочешь, я его тоже откуда-нибудь брошу?

— Брось уже себя, — нетерпеливо кидает Инён, — на меня.

У Чонгука забавно дёргаются брови, и девушка только в тот момент понимает всё то, что сорвалось с её языка. Щёки в очередной раз заполняет румянец, а парень усмехается так довольно, будто только что сорвал огромный куш. Он тут же подхватывает её под бёдра, придвигая ближе к себе и заставляя съехать с подушек.

— Ты должна гордиться, — обнажает Чонгук зубы в улыбке, снова нависая над ней, — тем, что я берёг себя для тебя.

— Не неси чепухи, — пуще прежнего вспыхивет Инён, легко хлопая его по плечу. Вот уж на кого Чонгук не похож совсем, так это на девственника.

— Я не вру, — наигранно обидчиво тянет Чонгук, вытягивая в трубочку губы. — Ты правда первая девушка, с которой я встречаюсь.

Он тут же целует её, прижимаясь к её телу изо всех сил, сжимая её кожу пуще прежнего, явно оставляя красные следы от пальцев на её бёдрах. А ещё губами своими заставляет забыть обо всём на свете.

Инён с Чон Чонгуком действительно хорошо. Даже несмотря на то, что он вечно пропадает где-то в Сеуле, разбираясь с одному ему ведомыми делами, даже несмотря на то, что появляется чаще всего лишь под самую ночь, и несмотря на то, что появляется не один, а затем на долгое время запирается в рабочем кабинете вместе с товарищами. Им хорошо вместе даже несмотря на то, что отец Инён до сих пор щурится и хмурится, заставая их в объятиях друг друга, и несмотря на то, что от Чонгука сильно пахнет алкоголем, когда ночью он добирается до комнаты и согревает, наконец, холодную без него кровать. Он снова и снова обещает найти время, раз за разом целует её в висок, говоря, что обязательно сводит её на свидание — сделает всё, чтобы показать, что она для него совершенно особенная. Инён не по себе от подобной его прямолинейности, но ещё более неловко от понимания того, что она, кажется, абсолютно ненормальная, если ей от него никаких свиданий не надо совсем: лишь бы возвращался не таким уставшим, лишь бы возвращался таким же здоровым, лишь бы возвращался в хорошем настроении.

Лишь бы просто возвращался.

Ведь, едва только Чонгук пропадает на несколько дней, не объясняя причин и не предупреждая, Инён места себе не находит. Она телефон не выпускает из рук ни на мгновение, дожидаясь привычных: «Думаю о тебе» или «Скучаю» — таких излишне сладких и излишне «излишних», но всё же очень важных. Чонгук никогда не отвечает на её вопросы, всё так же отписываясь лишь общими фразами, но Инён обижаться на него не в силах — уверена почему-то, что все эти слова он пишет абсолютно искренне.

Она часто выбирается из особняка в сопровождении тётушки Хеми и Ким Усина, который, как оказалось, говорит совсем не хуже, чем серьёзно исполняет каждое сказанное Чонгуком слово. Он совершенно неразговорчив, однако спустя какое-то время Инён приходится признать, что в этом есть какое-то особое очарование. Девушка раз за разом так и порывается выбраться в клинику, но снова и снова себя останавливает, понимая, что не знает, как будет объяснять своё частое отсутствие. Она даже посещает несколько мероприятий, что ещё месяц назад показались бы высокосветскими раутами, на которых пришлось бы скалить зубы в искусственной улыбке и делать вид, будто ты здесь абсолютно своя. На деле же всё проходит спокойно и весьма мило, удивительно дружелюбные Риан и Ёнджи всё время находятся где-то поблизости, помогая и поддерживая, а госпожа О Мисон, являющая собой едва ли не лидера среди всех присутствующих женщин, и вовсе относится к ней по-особенному тепло. Они с Ёнджи и Риан вообще видятся очень часто — и всегда в отсутствие мужчин: обсуждают совершенную ерунду, громко смеются, иногда позволяя себе разделить две бутылки красного вина на троих, и, пока девушки всячески хаят своих мужей, Инён только смеётся, наблюдая за ними.

— И он говорит мне, — хмурится Риан, закидывая ногу на ногу, пока глазами следует за макушкой марширующего по гостиной двухлетнего сына, — мол, давай заведём девочку?

— Кажется, его сильно задели слова Ильхуна, — смеётся Ёнджи. — Собирается воспитать папину дочку, души в нём не чающую?

— Убеждена, что так, — кивает недовольно девушка, а Инён не может сдержать улыбки, на коленях качая удивительно милого Джисона — такого хорошенького со своими пухлыми щёчками и беззубой улыбкой, что невозможно не взять его на руки, особенно когда он сам тянет свои маленькие ладошки. — Не понимаю — Джин меня за инкубатор считает?

Ёнджи прыскает, а потом, не сдержавшись, закидывает голову на спинку дивана и громко смеётся. Джисон следует за ней, забавно похрюкивая и всё пытаясь засунуть указательный палец в рот — зубки у него только начали резаться, и страдают в доме Кимов теперь все.

— А я тебе говорила, что на двоих вы не остановитесь, — улыбается Ёнджи, успокаиваясь и кивая по очереди на серьёзного Ильхуна и всё ещё веселящегося Джисона, что, не добравшись как следует до рта, теперь не оставлял в покое нос Инён. — Поэтому и не следовало так быстро прощаться с презервативами.

— Ты же знаешь этих мужчин, — тянет девушка: — «Риа-ан, ну с ними совсем не то!»