Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген - Страница 1

На третий день Эрик и Скафтар Сторвальдсоны пошли в лес осматривать ловушки. Гест напросился с ними. Эрик возражал: что, мол, может моряк знать об охоте? Скафтар заметил: вчера ты не вёл такие речи, когда уплетал куропатку, которую добыл моряк. А Гест сказал, что хотел бы чему поучиться у потомственных охотников. Тогда Эрик сменил гнев на милость и разрешил пришельцу сопровождать их. Под ногами только чтоб не путался.

Сперва отправились на берег Эрны, на бобровые плотины. Как и ожидалось, добыча оказалась небогата: две ямы занесло так, что не отрыть, ещё две пустовали, в одной обнаружилась дохлая речная крыса, в другой — помёт и клочья шерсти росомахи. Только в последней лежал окоченевший бобёр, да и тот тощий как жердь. Шкурка, впрочем, сохранилась неплохо.

— Бобёр хорошо ловится по весне, — разглагольствовал Скафтар, — да ближе к осени. К Хаусту[1] как раз у них и жирок, и мех… Я однажды нашёл вот такенного, ну, чисто поросёнок. Помнишь, Эрик? Мать тогда сшила мне воротник на шубу!

— Этот, что ли? — Гест насмешливо подёргал Скафтара за вытертый пегий ворот.

— Не, — отмахнулся средний Сторвальдсон, — это волк. Их тут когда-то было что комаров.

— Тихо вы, — буркнул Эрик, — слышите? Кто-то ревёт.

Добытчики прислушались. Действительно, сквозь лес летел стрелой пронзительный высокий звук, отдалённо похожий на мычание коровы. Жалобный трубный зов, полный страха и боли. В сосняке нетрудно было определить направление.

— Олень, что ли? — Скафтар на ходу расчехлил короб со стрелами, принялся накладывать тетиву на лук. — Или лосяра попался?

— Ходу, — приказал Эрик, — эх, жаль, лыж не взяли!

В железных челюстях, однако, бился не лось и не олень, а молодая лань. Капкан перебил ей переднюю ногу, причём не так давно. Скотина мычала, плакала и пыталась сбросить ненавистного холодного зверя, но куда там: стальные зубы держали крепко, а цепь, вбитая в пихту, не давала зверю спастись бегством.

— Убери лук, Скафтар, шкуру попортишь! — Эрик достал нож, ухватил лань за загривок и попытался перерезать горло, но животина хотела жить и отчаянно брыкалась, несмотря на рану.

— Да держите её, чего уставились!

Гест не стал её держать, а вогнал скрамасакс в сердце, прервав ненужные мучения. Братья молча переглянулись, изумлённые молниеносным и точным движением. А Гест спросил:

— Ну что, Эрик Охотник? Проверь, цела ли шкура?

— Ты бы прирезал меня, коль эта тварь мотнулась бы, — недовольно заметил Эрик.

— Ни один смертный не погиб от моей руки случайно, — прохладно усмехнулся викинг.

— Ты и человека можешь так ловко подрезать? — наивно полюбопытствовал Скафтар, высвобождая ногу лани из капкана.

— Смотря что за человек, — пожал плечами Гест. — Не всем я дарил лёгкую смерть.

— Скотине подарил, — заметил Скафтар.

— Человек, который ведёт себя, как скотина, не заслуживает лёгкой смерти, — проговорил Гест, всматриваясь в лес, — на то и человек.

— Одногодка, — плюнул в снег Эрик, — заберу его. Хватит с меня на сегодня. Давай сюда бобра и поди проверь остальные ловушки, — с этими словами старший взвалил тушку на плечи.

— Помочь? — предложил Гест.

— Обойдусь, — Эрик зашагал к хутору, оставляя в снегу глубокие борозды.

— Коли мы услышали рёв, — сказал Скафтар, — то Серый и подавно услышит. А то и кто похуже.

— Кто, например? Медведь-шатун?

— Может, и медведь, — Скафтар огляделся по сторонам, — а может, и рысь. Или дикие собаки — много их развелось в последние годы. Может, кстати, и снэфард[2] — редко, но забредают сюда с гор. Вот помню, отец рассказывал, как им такой попался. Отцу тогда было, сколько мне сейчас. Здоровенный был снежный котяра! Дед сам убил его. Копьём грудину пробил насквозь! Потом его шкуру отвези в подарок Хабору конунгу, что сидел в Вингтуне.

— Хе! — усмехнулся Гест. — Не то дивно, что у вас водятся снэфарды, а то дивно, что водятся конунги! Нет, многовато всё же королей на севере…

— Хабор был большой конунг и достойный владыка! — обиделся Скафтар. — Он правил не только в Тольфмарке, но и в соседнем Фьёлльмарке, и в Сандермарке до самого озера Гормсэар!

— Нынче в Вингтуне, помнится, сидит Эрленд ярл, и он не родич Хабору, не так ли?

— Кабы не настоял Хруд Хродмарсон, люди на тинге не приняли бы его, — проворчал Скафтар.

— Слыхал я, — примирительно сказал Гест, — что племянник Хабора, Оттрюг Отважный, был достойным человеком и не просто так носил своё прозвище.

— Он пал при Хлордвике, — тихо сказал Скафтар.

— Поверь, это была прекрасная смерть, — столь же тихо обронил Гест. — Жаль, сын не в отца.

На это Скафтар ничего не сказал.

В ловушках больше ничего не нашли, но Гест высказал желание пройтись чуть дальше на северо-запад. Там начинался смешанный лес с высоким подлеском. Скафтар пожал плечами и двинулся следом. И весьма удивился, когда моряк обнаружил на горбике, поросшем можжевельником, логово рыси.

— Жаль, нет собаки, — Гест наклонился, заглядывая в чёрный лаз, — Скафтар, высеки-ка огонь да посвети. Сдаётся мне, тут есть чем поживиться.

Нора на первый взгляд пустовала. Присмотревшись, охотники увидели пять крохотных кошачьих трупиков. Тела окоченели недавно — может, сутки как.

— Погляди, у тебя глаз лучше, нет ли поблизости следов, — попросил Гест.

Скафтар осмотрелся, но ничего не заметил.

— Мать не вернулась, — проговорил бывалый моряк, и Скафтар поразился грусти в его голосе, печали на заросшем лице, сумраку во взоре. Викинг, боец и убийца, жалел кошачье отродье!

А Гест вдруг склонился над норкой, просунул руку и достал оттуда рысёнка. Живого. Пушистый слепой комочек шевелился, но не пищал, как это делают все котята.

— Повезло ублюдку, — Гест завернул малыша в полу плаща, ласково улыбаясь, — слабый, но жить будет. При должном уходе, конечно.

— Предлагаешь забрать его домой? — удивился Скафтар.

— А что в этом такого? Всё лучше, чем оставлять его здесь. Всяко мать бросила выводок.

— Уж пожалуй, — согласился сын бонда, — подарим его Соль, будет у неё двое сосунков.

Над бескрайним бором сверкали свинцовые тучи.

Сторвальд и Эрик сперва не обрадовались, что в дом принесли дикую кошку, но Соль так упрашивала, что рысёнка оставили. Молодая мать радовалась, как девчонка: в доме её отца всегда были кошки, и лесной хищник напомнил о детстве. Гест подумал, что, верно, несладко живётся Веснушке в Лисьей Норе.

— Назову его Энсейль, — дочь Хеста подогрела козье молоко и принялась кормить питомца. Рысёнок в тепле пришёл в себя, довольно урчал и попискивал, — будет с кем играть Флоси.

— Энсейль, — покивала старуха Астрид, — воистину, Счастливчик. Как ты его нашёл, гость?

— Я их нюхом чую, — хмуро пошутил викинг. — У нас на борту тоже был котище. Крыс давил.

— Спасибо тебе, Гест Моварсон, — сказала девушка, глядя гостю в глаза.

— Воспитай его достойным зверем, Соль Хестадоттир, как и своего сына, — грустно улыбнулся викинг, раскуривая трубку. — Не каждый, рождённый в грязи, обречён в ней прожить. Есть у народа сааров поговорка: не презирай слабого детёныша, ибо из него может вырасти барс[3].