Сороковник. Книга 3 (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 25

Мага поднимается из-за стола.

— Схожу за картой.

Я жмусь к перилам, но он проскакивает мимо меня, конечно, не заметив. Николас порывается пойти вслед за братом, но, передумав, остаётся на месте. А я, не утерпев, подхватываюсь наверх.

— Ох, Ива, — встречает меня возглас, и я готова заплясать от радости: неужели Мага меня видит? Но вдруг соображаю, суженый мой, упершись лбом в оконное стекло, и говорит с самим собой. — Что ж ты вечно влипаешь неизвестно во что? И почему я тебя не запер?

Яростно чешет бровь над повреждённым глазом. Идёт к одному из стендов с оружием, поворачивает как створку на петлях, из открывшейся ниши вытаскивает объёмистый бумажный рулон. Уходит вниз. Я с грустью смотрю вслед.

Они ещё долго обговаривают детали: порядок осмотра каких-то квадратов, возможность привлечь добровольцев со стороны, тактику общения с новыми посланниками от Омара. Я же в тоске сижу на своём посту и думаю: хоть бы деться куда-то или проснуться уже… Что толку здесь торчать?

Обсуждение ведётся в спокойных и сдержанных тонах, до тех пор, пока мой суженый внезапно не ломает с треском линейку, с помощью которой что-то определял на карте. Буркнув что-то, извиняясь, он сгребает щепки и уходит к очагу. Швыряет обломки в огонь и сверлит их взглядом единственного глаза, сунув руки в карманы. Мужчины замолкают.

Сэр Джонатан, подойдя, участливо кладёт руку на плечо моему мужу. Да, кажется, я привыкаю так его назвать. Надеюсь, мужу, не вдовцу. Надеюсь, это всё-таки сон или видение, а не мытарства моей неприкаянной души.

— Не могу забыть, — глухо говорит Мага. — Так и стоят перед глазами…

— Маркос, мальчик мой, это всего лишь пальцы. Мы регенерируем ей новые, а возможно, прирастим и эти, лишь бы найти её живой. Живой, всё прочее несущественно, ты понял? Но будь готов ко всему: такие, как Омар, не церемонятся с женщинами.

— Знаю. — Мага поворачивается к сидящим. — Отец, чего он всё-таки хочет? Что ему нужно кроме Ивы?

— Передела власти, — отвечает ГЛАВА. — Собственных сфер влияния. Похоже, он сделал ставку на поддержку Игрока — и прокололся. Почему, как ты думаешь, в самом разгаре боя одновременно из нескольких точек были проставлены несколько порталов в город, и как раз в те места, где совсем недавно была обесточена сеть? В сражении вместе с нами участвовало не более восьми Магистров Огня, остальные отсиживались здесь: для чего? И не по домам сидели, а рассредоточились по всему городу по определённой схеме.

— Готовили прорыв?

— Не просто готовили. Обеспечили. Только вот под ногами у них кто-то запутался. — Дон тянется за новой сигарой и добавляет едко: — Одна бестолковая Обережница, которой велели сидеть дома и которая вечно влипает в неприятности… — Хлопает входная дверь. Покосившись в сторону вошедших, ГЛАВА довершает: — … и не менее бестолковый ведун, вчерашний выпускник магической школы. — Рорик робко подсаживается к столу, смотрит виновато, довольная же Нора лезет со всеми здороваться. — Угораздило же эту зелень вмешаться… Мало того, что они выправили Сеть; они ещё и Игрока запечатали в его теле! — ГЛАВА с нескрываемым удовольствием смотрит на ведуна, тот стремительно заливается краской.

— Запечатали? — обычно степенный сэр Джонатан так и подскакивает на скамейке. — Тимур, ты ничего не говорил об этом! Выходит, теперь…

— Теперь, господа, мы можем начать свою Большую Игру и показать, наконец, кто в этом мире хозяин. Маркос, сын мой, и ты думаешь, что мы позволим пропасть женщине, которая предоставила нам такую возможность?

Озадаченно смотрю на дель Торреса-самого-старшего. Это он обо мне, что ли? Какую это возможность я им предоставила?

Тянусь к перилам, чтобы подняться — за время сидения порядком затекли ноги. Но вместо гладкого, отполированного множеством прикосновений дерева встречаю влажную шероховатую холодную стену. С удивлением наблюдаю, как она растёт вширь, заполняя всё видимое пространство, и почти сразу меня охватывает густой подвальный холод, до мурашек, до гусиной кожи, пробирающий до костей. Потому что вместо уютной тёплой кухни с двумя пылающими очагами пребываю на деревянном топчане в каком-то затемнённом каменном мешке, иначе не назовешь, с сиротливым крошечным оконцем прямо под потолком.

Озираюсь по сторонам, но всё вокруг тает во мраке, только играют на каменных откосах отблески пламени — должно быть, во дворе разведён костёр. Да какое там окно — щель в два-три кирпича; крыса пролезет, я — нет, да и не допрыгну, от пола метра три будет. Но насчёт подвала я не ошиблась, потому что снаружи в оконный проём переползли одуванчики и клочья пырея, значит, проём вровень с землёй. Порыв ветра кидает снаружи горсть песка. Попала…

Ох, я попала…

Тотчас становится нестерпимо жалко себя, любимую и несчастную. Болит всё… да и не переставало болеть, к шрамам на руке, к ожогам прибавилась ещё и порядочная припухлость над левым глазом, куда меня так хорошо гвозданули, чтобы вырубить. На правую руку мне даже не хочется смотреть, но я всё-таки скашиваю глаза. Ничего не изменилось, не отросло. Сволочи, думаю в бессильной злобе, тряпку пожалели — руку мне замотать! И как я кровью не истекла! То-то у меня голова "плывёт" — кровопотеря, должно быть, сказывается. Поёживаюсь, потираю плечи, чтобы согреться, — куртку с меня стащили, по-видимому, чтобы помёрзла, как следует. Доски, на которых я сижу, голые, нет даже намёка на подушку и на классическую охапку гнилой соломы, о которой любят упоминать в романах. Двинув ногой — хорошо хоть не разули! — слышу звяканье. Лодыжку охватывает железный браслет, от которого к заржавленной скобе в стене тянется цепь.

И вдруг, несмотря на весь трагизм положения, меня пробивает на хихиканье. Нервное ли это, начало ли истерики — но мне становится смешно. Мизансцена под названием "Несчастная бесправная узница" выдержана на совесть. По идее, сейчас я должна удариться в панику, завопить, зарыдать, кинуться к двери, в общем — выдать весь набор, ожидаемый от глупой бабы, изнеженной домашним воспитанием и получившей впервые в жизни по физиономии, по почкам, по печени. Ещё малость поднажать — и меня можно брать тёпленькой и заставлять делать, что угодно, лишь бы не били.

Вытираю проступившие от смеха слёзы. Не выйдет, Омар ибн Рашид.

Будь я одна — может, так и случилось бы, не буду зря хорохориться. Но хвала наследию Рика, от которого, должно быть, и осталась у меня способность к видениям-снам: я точно знаю, что не одна. Сейчас я готова расцеловать даже дона Теймура, явись он тут в полном блеске славы. Хотя, может, и не успеет, он сам говорил — сектор большой, погрешность при поисках значительна… Я всё прекрасно понимаю. Рахимыч мог утащить меня вообще за край мира, даже в другую локацию, ведь неизвестно, сколько времени я провела в отключке… Минуту. Дон говорил, что парламентёр со зловещей посылкой перехватил его "час назад, при въезде в город". Значит, прикидываем: придушили меня… ну, пусть около десяти утра, доставили сюда, чиркнули по пальцам… ежусь, понимая, чей вскрик тогда услышала. Приблизительно столько же времени затем ушло на то, чтобы посыльный разыскал дона…

Это не другая локация. Это место не так уж далеко от Тардисбурга, в четырёх-пяти часах езды верхом, в моём случае — неспешной езды, потому, что везли меня, хоть и бесцеремонно, но не быстро. Разброс для поиска действительно большой, будем реалистами, мои спасатели могут не успеть. Я не знаю, что от меня нужно Омару. Я не знаю, какую тактику он выберет — жёсткого немедленного прессинга или взятия на измор. Сколько у меня времени?

И всё же…Я невольно расправляю ноющие плечи. Честь и хвала моим мужчинам. С гордостью повторю: м о и м мужчинам, не у каждой женщины наберутся такие защитники. Но только не следует мне сидеть, сложа лапки, в ожидании принцев на белых конях, это может оказаться непозволительной роскошью. Судьба, говорят, помогает тому, кто сам что-то делает.

В который раз пытаюсь оглядеться, но при столь скудном освещении почти ничего не вижу; а стоит заглядеться на мизерное оконце в скупых отблесках невидимого костра, ещё хуже: отведёшь глаза — и на чёрном фоне пляшет светлый прямоугольник, и нужно пережидать, когда глаза снова привыкнут к темноте. Да, вот чем следует запастись — так это терпением.