Дорога в Ад (СИ) - Кравченко Ольга - Страница 10

Дмитрий уставился на кофеварку и без вступления начал трудный разговор:

— Когда тебя перевели отсюда, приход потерял почти четверть прихожан и львиную долю пожертвований, Анатолий. Если я пущу к тебе людей, нас будет ждать то же самое, когда ты уйдешь. Я не могу допустить этого.

— На все воля Господа, — ответил Анатолий.

Настоятель поджал губы:

— Ты… Ты хороший человек, Анатолий. Но я прихожан не смей трогать. Прости.

— Мне нужна лишь келья. Я могу жить среди монахов. Поверь… — батюшка замялся — … я понимаю твои сомнения. Но ты не можешь запретить мне говорить с людьми.

Дмитрий зло нахмурился. Его правая рука сжалась в кулак и опустилась на стол:

— Хорошо, выделю тебе келью, Анатолий. Подожди в коридоре, тебя проводят…

Вздохнув, батюшка вышел, сел на скамью в коридоре и подумал, что прозвучало это вполне буднично. «Я выделю тебе келью». Осталось лишь понять, насколько хреново все будет продолжаться. Потому что началось, прямо скажем, по худшему сценарию.

***

Как всегда, после тяжелого разговора, Анатолий решил позвонить брату, но тот не взял трубку. В его случае это было обычно, он частенько перезванивал через час-другой. Немного поерзав на лавке, святой отец решил пройтись по небольшому коридорчику, но передумал. За последнюю неделю он находился столько, что лишний раз вставать не хотелось.

В кабинет настоятеля зашел монах, коротко поздоровавшись с Анатолием, и буквально через пару минут вышел, рассыпаясь в извинениях:

— Отец Анатолий, не узнал, простите! Старый дурак, глаза в кучу, пролетел, даже не глянул!

— Ну что ты, Игорь, столько лет прошло! Я немного изменился, — Анатолий похлопал себя по животу.

— Даже не думайте на себя вину брать, отче! Дурень он и есть дурень, я вас должен был так и так узнать! С того света вернули, а я… Эх… — монах с досады махнул рукой. Он осекся, вдруг что-то сообразив, и сказав, — я сейчас, — вернулся к настоятелю прежде, чем Анатолий успел остановить его.

На этот раз Игорь был там значительно дольше и вышел только после того, как настоятель на него рявкнул.

— Не стоило, — сказал Анатолий, вставая. — Что, дальняя келья?

Монах горестно вздохнул и развел руками.

— Какая мелочь, — улыбнулся Анатолий. — Можно подумать, я там ни разу не был.

— Иногда я не понимаю, что двигает отцом Дмитрием… И не только я, — сказал Игорь.

— И, тем не менее, — заметил святой отец, — непослушание — грех.

— Одно дело ослушаться Бога, другое — не послушать злого слова человека! — горячо возразил Игорь.

Монаху явно было неловко, когда он открыл и запустил Анатолия в крошечную келью, переделанную из старой кладовой. Зимой тут бывало действительно холодно, но в разгар лета это не было проблемой.

— Ступай, Игорь. Я немного помолюсь, — спровадил монаха Анатолий, опустился на пыльный матрац и прикрыл глаза.

***

Духовная семинарии — не место для слабых духом. Частенько диспуты о слове Божьем продолжались и за стенами аудиторий, а при отсутствии академических доказательств — в ход шли кулаки. Анатолий и сам был в этом деле не промах — детство с братом приучило отстаивать свое мнение не только горлом.

В тот день они доспорили до того, что сцепились в темном углу как дикие звери. Яростно нанося удары, Анатолий свалил противника, тот ударился виском об угол прикроватной тумбочки, коротко вскрикнул и мешком свалился на пол.

— Леха, ты чего?! — он схватил его за плечо, перевернул лицом верх и отпрянул.

Височная кость почти на сантиметр ушла вглубь черепа, а из пролома вяло лилась кровь. Анатолий испугался. Не за себя, нет. За то, что убил человека. Помешал ему прожить долгую, насыщенную жизнь. В смятении, он возложил руки на место травмы и истово зашептал молитвы, прося Господа исправить его глупую ошибку и вернуть человеку здоровье, несправедливо отнятое.

В чувство его привел толчок Лехи и слова:

— Ты чего?! — пацан сбросил руки с головы, встал и убежал, испуганно озираясь.

Лишь кровь на руках Анатолия доказывала, что будущему святому отцу это не приснилось. Лешка так и не вспомнил об их ссоре, а шрамов на его виске не осталось. Зато Анатолий больше никогда в жизни не поднимал руку на человека.

***

Из полудремы его вырвал звонок:

— Звонил, Толь? — голос нетерпеливый, злой. Как, впрочем, практически всегда.

— Да. Привет, Игнат.

— Что случилось?

— Да ничего особо, — святой отец с кряхтением сел. — Просто хотел поговорить.

— Обязательно сейчас? Я очень занят!

— Ну, можно и позже…

— Перезвоню! Бип… Бип… Бип…

Анатолий сдержал крепкое словцо, готовое сорваться с языка, потушил экран смартфона, и, оглядевшись, принялся приводить келью в жилой вид. В прошлый раз он провел в этой клетушке полгода. В этот — планировал продержаться хотя бы пару лет, и ночевать без простыней не собирался.

Того часа, что Анатолий провел, отдыхая с дороги, Игорю, видимо, хватило для того, чтобы найти кладовщика, потому что когда пресвитер явился к нему, монах показал на сверток, лежащий на столе:

— Это вам, отче. С прибытием! — он тоже прятал глаза, и Анатолий, вздохнув, забрал сверток и удалился.

За земными и оттого приятными хлопотами по уборке комнатки, его и застал Дмитрий.

— Обустраиваешься? — одобрительно проговорил он, заглянув через порог.

— Ага, — Анатолий прервался. — Заходи, располагайся.

Дмитрий шагнул было внутрь, но сообразил, что в узком проходе вдоль кровати не разойтись и застыл, нависая над Анатолием со своего почти двухметрового роста.

— Ах, извини! Не получится! — развел руками пресвитер. — Тут немного тесновато!

— На обед не опоздай, — зло буркнул Дмитрий, уходя.

Анатолий поморщился, коря себя за поведение. Смирение — слишком большая благодетель для современного мира. Туго с ним было не только у Дмитрия.

***

Случай с Алексеем мог пройти бесследно для кого угодно, но не для Анатолия. В детстве мать не раз и не два рассказывала ему про отца — талантливого хирурга, и даже отчим — суровый мужчина, который даже с Игнатом, родным для него сыном, вел себя жестко, никогда не прерывал мать. Возможно, потому, что и своей жизнью Николай был обязан его таланту?

Анатолий не только отказался от насилия. Он стал более прилежен в учебе, параллельно заинтересовался медициной — как традиционной, так и современной. И, наконец, он принял свой крест, осознал цель служения Господу. Позже, по окончанию семинарии, когда целебные свойства его молитв и наложения рук стали известны многим, его отправили в Белогорский Каменобродский Свято-Троицкий мужской монастырь.

Именно здесь Анатолий вылечил множество людей, а еще больше обратил к Господу. Именно здесь вырвался на волю его колючий характер. Именно здесь его Вера прошла самые жестокие испытания. Именно здесь из трепетного юноши он стал взрослым мужчиной. Да, цена была уплачена немалая. И жизнь супруги и их неродившегося ребенка — лишь малая ее часть.

Глядя на людей, выходящих из большого, комфортабельного автобуса, Анатолий улыбался. Когда-то София точно так же вышла из ПАЗика и, накинув косынку поверх пышной гривы черных волос, принялась кланяться и креститься по примеру матери. Воспоминания о жене всегда вызывали в его душе свет и радость, но оставляли после себя разочарование и грусть. Вот и сейчас улыбка покинула губы святого отца, а в глазах заблестели слезы, которые, впрочем, быстро высохли, так и не пролившись.

Из разговоров послушников он уже знал, что в Часовне выставлена икона Божьей матери «Троеручица», обладающая известными лечебными свойствами. Когда ее привозили первый раз — семь лет назад, Анатолий с Дмитрием и поссорились.

Сама икона, может быть, и не лечит людей. Как не лечит скальпель хирурга и разговор с психологом. Но Вера — Вера в то, что икона лечит… и, конечно же, в Господа — они могут творить чудеса. И в конечном итоге — какая разница, кто является инструментом в руках Господних — икона или Анатолий? У каждого свои преимущества. Икона безучастна и бессловесна, как острый скальпель, а Анатолий — умен и сострадателен, как психолог, но оба они великолепно исполняют свою функцию — трансляцию воли Господа.