На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 52

«Если у тебя задатки стрелка, неважно, из чего стрелять», — сказал он и, в общем-то, был прав. Вот только пули, в отличие от стрел, занимают гораздо меньше места, и их не нужно носить в колчане.

— Зачем погасили огонь? — шепотом спросила Селена. — Ладно, я. Но вы-то едва ли что увидите.

— Арнии летят прочь от огня, — пробасили ей в спину. — Стрелять ты будешь.

— Распоряжение Великого, — добавил кто-то.

Ей в руки сунули стальную двустволку. Селена нащупала спусковой крючок и закусила в улыбке губу. Значит, Грандиоз решил пойти на уступки и отправил с нею охотников в качестве охраны? Напрасно, она бы и сама прекрасно справилась.

Селена вскинула ружье, коснувшись щекой гребня, и уперлась плечом в приклад. Именно так говорилось в самоучителе по стрельбе. Охотник рядом с нею одобрительно кивнул. Оставалось лишь прицелиться. Она в предвкушении навела стволы на близстоящее дерево. «Хозяин леса», схватка и поражение — всё это глупости несусветные. Позорная, мимолетная слабость. Даже вспоминать тошно. Ее призвание — попадать в цель.

Она прищурила правый глаз, но тут сердце ни с того ни с сего подскочило к горлу и ухнуло в пятки. По коже подрал мороз. Мишенями Селены оказались блёклые, слегка отливающие голубым птицы-призраки, облепившие дерево, точно тля. Откуда они взялись? Ведь минуту назад не было!

Новоявленная охотница бросила вызов своему испугу. Живая арния или фантом — не всё ли равно?

А вот Киприан так не считал. Лунный луч, каким-то чудом прорвавшийся сквозь замысловатые сплетения крон, лёг ему на макушку, высветил левый ботинок, после чего выхватил из тьмы кусок развевающейся хламиды. Охотников немедленно объял суеверный ужас. Вокруг личности Киприана уже успел сложиться зловещий, нагоняющий страху миф. Только командир, хладнокровный, непрошибаемый, потянулся к стилету на поясе.

Селена не могла точно сказать, когда именно очутилась на спине. Ружье было переломано о колено, точно сухой стебель. Бравая дружина телохранителей — скована корневыми путами. А «хозяин леса» навис над Селеной — надо полагать, вовсе не затем, чтобы запечатлеть на челе долгожданный поцелуй.

— Нельзя стрелять в призрачных арний! — прошипел он. — Деревья вас проглотят! Живьем под землю уволокут!

— А вам откуда знать? — парировала Селена. Одну руку она утопила в его золотых кудрях, а другою с извращенным удовольствием обвила шею. Да так крепко — вот-вот задушит.

— Уж мне известно.

Сцепившись, они покатились по жухлой листве, пересчитывая каждую кочку и каждый камень. Киприан и рад бы прекратить поединок, но Селена отпускать не собиралась. Впилась, точно клещ.

— Мы уже как-то встречались, — навалившись на противника, процедила она. — Стрелы… Не припоминаете? За вами должок.

— Завязывай с этим, пока не случилось чего похуже, — предупредил Киприан, подминая ее под себя. В лесном мраке его взгляд казался особенно притягательным. Как если бы глаза вобрали весь летний зной, весь жар полуденного солнца и липкую сладость мёда. Селене захотелось остановить время и увязнуть в этом взгляде, распрощавшись с ничтожной гордостью. Пальцы разжались, из груди рвалось наружу безудержное желание. Она больше не принадлежала себе, когда дивный лик Киприана неожиданно исказила гримаса боли. Командир, единственный, кто не дрогнул при виде человека-клёна, сумел разрезать путы и вонзил стилет меж ребер по самую рукоять.

— Получай, мерзавец! — прорычал он, вынимая окровавленное лезвие. — Молодая госпожа, вы целы?

Он отпихнул Киприана, помогая девушке встать. Но, та, казалось, вовсе не была рада спасению и не приняла протянутой руки.

— Вы убили его?! — не то вопрос, не то утверждение слетело с ее уст.

— И поделом!

Они одновременно повернулись в сторону, куда был отброшен «хозяин леса». Селена — с мыслью во что бы то ни стало излечить страшную рану, охотник — с намерением добить. Но Киприана и след простыл. В пятне лунного света, на палой листве, блестела его вязкая кровь.

Воздух пах тревогой. Воздух пах ненавистью. Глава отряда выхватил ружье у одного из незадачливых охотников и пальнул по призракам не целясь.

— Он не мог далеко уйти! Ищите! Ищите же его, трусы! — взревел он.

Полоснул лезвием по корневым ловушкам. Стилет прочертил глубокие борозды, но разрезать не смог. Распались они лишь благодаря Киприану. Вернее, из-за того, что слишком быстро уходила из него жизненная сила. Тьма и широкий дубовый ствол скрыли его от посторонних глаз, но дикая усталость росла наравне с болью, усиливалась с каждым мигом, подчиняя Киприана своей непреклонной воле. Затем до него донесся вопль, придушенный, нечеловеческий. Потом — еще и еще один. Они молили, они заклинали небо и землю, дёргались в смертельных узлах, но душа леса была потревожена и жаждала возмездия. Киприан слышал мысли деревьев и знал: сейчас с ними не договориться, их гнев слишком велик. Он надеялся только, что той девушке удалось спастись. Ведь она еще почти дитя, неразумное, не нашедшее себя по-настоящему.

Крики оборвались, и тишина обрушилась на его, зажав в калёные тиски. Он почувствовал во рту привкус железа, поперхнулся. Хлынула горлом кровь, и Киприан с горьким отчаяньем осознал, что на подступах его собственная кончина.

«Нет, рано! Потерпи чуть-чуть!» — услыхал он голос Юлианы. Такой близкий, такой родной! Но откуда Юлиане взяться в этой глуши?! Невозможно. Скорее всего, просто мираж. Наваждение, прощальный дар леса. Отныне Киприану не будет места ни в верхних, ни в средних мирах. В нижних мирах его тоже не примут. Теперь он ни дерево, ни человек. Вот-вот сделается бестелесным духом, чтобы неприкаянно бродить под сенью крон и сожалеть…

Кто-то, ругаясь последними словами, разбавил мглу бледным светом и принялся стаскивать с него башмаки.

— Есть кого защищать, жди к утру. Как бы ни так! — ворчала Юлиана, швыряя ботинки в заросли папоротника и суетливо натягивая Киприану на ноги теплые гольфы. Застигнутый врасплох, папоротник зашуршал и дважды жалостливо тявкнул. Но Юлиане было не до него.

— Горе ж ты луковое! — выговорила она раненому и насухо вытерла его подбородок носовым платком. В свете масляной лампы Киприан походил на вынырнувшего из болот утопленника. Черты лица невообразимо истончились. Кожа приобрела мраморный оттенок. А под глазами залегли глубокие тени. Кровотечение остановилось, но рана на спине всё еще пульсировала.

— На тебя ведь могли напасть, — слабо проговорил Киприан. — Те же охотники. Или медведь.

— Ничего. Я живучая. И везучая. Медведи от меня шарахаются, за километр обходят, — попыталась отшутиться Юлиана. Но бравада начисто улетучилась, уступив место желанию хорошенько проплакаться у Киприана на груди.

Она самозабвенно рыдала, прильнув к нему, точно плющ прилипчивый, и бормотала в перерывах между судорожными всхлипами.

— Теперь ты будешь жить… Я успела… Всё хорошо…

— Интересно еще, кто кого здесь утешать должен. — Киприан попытался рассмеяться, но тотчас скривился от боли и застонал.

— На тебе же быстро заживает, да? — с надеждой спросила Юлиана, обратив к нему заплаканное лицо.

— Не будь тебя рядом, испустил бы я дух, — вяло усмехнулся он. — Если бы не ты…

— Ой, вот только не надо этих лирических отступлений! — сказала Юлиана. — Всё дело в чулках. А их вязала Пелагея. Не я.

Она громко шмыгнула носом и высморкалась в край его рукава.

— Радость ты моя ненаглядная! — заулыбался тот и поцеловал ее в лоб, отведя непослушную прядь окровавленными пальцами. — Как ты меня нашла? Неужели научилась слышать древесные беседы?

— Не беседы древесные, а тебя я слышу, глупый! Твою дурную головушку, как раскрытую книгу, читаю. А пошла следом, потому что сердцу неспокойно было.

Киприану, похоже, совсем полегчало. Если поначалу он сидел, прислонившись к стволу могучего великана, то теперь приподнялся и с хитрой усмешкой ткнул пальцем в сторону папоротников.

— А этот чего за тобой увязался? Тоже, наверное, переживал?