На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 44

Так или иначе, со своей задачей целительницы Пелагея справилась на отлично. Пациентка помолодела разом лет эдак на десять, принялась пританцовывать и пообещала, что больше не будет ходить в рваной юбке, вымоет дома все окна, созовет гостей и устроит пир, какого мир еще не видывал. На пир она, разумеется, позвала и Пелагею с Теорой. Но Пелагея вежливо откланялась, в мягкой форме сообщив, что у нее дел по горло.

По дороге домой Теора призналась, что хочет поскорее закончить здесь со всем, вернуться в Энемман и увидеть, наконец, лик своего Незримого.

— Знаешь, я так скучаю по его прежнему облику! — сказала она, поднеся руки к груди.

— Ну еще бы, — усмехнулась Пелагея.

— И если спасать миры не для меня, тогда что я здесь делаю?

— Резонный вопрос.

— Я обязательно спасу Вааратон, так и будет! — не смолкала Теора. — Погода портится из-за того, что ловят арний. Нужно всего-то остановить толстяка. Я справлюсь. Я уже почти придумала план. Пробраться к толстяку — раз, растолковать ему гнусность его поступков — два… Как думаешь, он поддаётся внушениям?

Она закрыла зонтик, хотя по-прежнему лило, как из ведра. Белые пряди липли к лицу, щёки горели неестественным румянцем. Пелагея ускорила шаг и потянула ее за собой, в лесные чертоги. Она сомневалась, что план Теоры хоть сколько-нибудь состоятелен.

На выкованную из железа, покосившуюся букву «т» села механическая бабочка-лимонница — чудо техники, выпущенное на волю безумным изобретателем. Ветер сдул ее в мгновение ока — и этого хватило, чтобы буква качнулась и с лязгом свалилась на ступеньки Бюро печатных услуг «Южный ветер». Вернее, некогда над входом действительно красовалось именно такое название. После промчавшегося по Вааратону урагана первой сдала позиции буква «ж». Поэтому, если нужно было срочно что-нибудь напечатать, жители Сельпелона без колебаний направлялись в Бюро «Юный ветер». Василиса еще кое-как могла с этим смириться. Но сегодняшнее событие совершенно выбило ее из колеи.

— Вот скажите, кто станет пользоваться нашими услугами, если «Южный ветер» превратился в «Юный веер»?! — бушевала она. — Елисей, чем ты занимаешься? Почему до сих пор не вернул буквы на место?! Почему буквы на соплях, спрашиваю?!

Младший брат Василисы сутулился, втягивал голову в плечи и сбивчиво объяснял, что стремянка слишком мала, а клея раздобыть он не смог.

Сестра ударила Елисея по лбу свернутой в трубку газетой.

— Что ты там мямлишь? Клей? Стремянка? Какая бессмыслица!

Елисей пригнулся, и на сей раз удар газетой пришелся по его печатной машинке. А гнев Василисы сменил направление.

— Пересвет, увалень, почему чаи гоняешь? Готова статья?

— Готова, готова, — примирительно отозвался тот, протягивая начальнице пахнущий чернилами листок. — Только вот не уверен, что стоило использовать для статьи низкопробные сплетни. Так чернить имя человека, который даже защититься не может… Я имею в виду управляющего Грандиоза. Если он сбежал, наверняка были причины.

— Ух я тебе! — замахнулась Василиса. — Твоё дело выполнять приказы начальства. И не заниматься во время работы посторонними делами! Я тебе за что плачу?!

Она вырвала листок из рук Пересвета и бегло просмотрела статью.

— Ужас, — вынесла приговор Василиса. — Переписать!

Когда она умчалась из кабинета, хлопнув дверью, Пересвет с Елисеем дружно вздохнули.

— И почему только моя сестрица такая склочная? — задумчиво изрёк Елисей. — Готов спорить, в погоне за сенсацией она не остановится ни перед чем. Кстати, за статью, которую ты сейчас пишешь, — тут он понизил голос до таинственного шепота и наклонился к столу Пересвета, — ей обещан сумасшедший гонорар! Да не кем-нибудь. Самим Грандиозом!

— После моей статьи, — точно таким же шепотом отозвался Пересвет, — никто не посмеет укрывать у себя сбежавшего управляющего. Думаю, на это и весь расчет.

Он огляделся, достал из рюкзака бутерброд и слопал его в один присест. А затем вставил в печатную машинку пожелтелый лист и принялся что-то увлеченно строчить. Елисея так и подмывало заглянуть ему через плечо, но он крепился из последних сил. Лишь когда на столе Пересвета собралась приличная стопка, ухитрился незаметно стащить верхний лист.

— Ого-о-о! — протянул он с восторгом. — «Книга правды»? Неплохо звучит!

— Это рабочее название. — Пересвет попытался отобрать у Елисея листок, но тот отбежал подальше, к окну, и оттуда процитировал пару строчек.

— Ого! Да ты писатель! — изумился он. — И какой! Если книга пойдет в массы, восстание обеспечено.

Пересвет подскочил к нему и выхватил листок.

— Ладно, ладно. Только сестре ни слова.

— Ясное дело! Ты писатель. А писать может не всякий. Идти к мечте, несмотря на кучу забот… Эх, уважаю! У меня, вон, всё из рук валится, ни на что силы воли не хватает. Неусидчивый я. А так давно бы шедевр создал.

Пелагея заготавливала травы и варенье на зиму. «Это только кажется, что зима не за горами, — любила повторять она. — Золото осени быстро сменяется снегопадами. Не успеешь и глазом моргнуть, как понадобятся витамины».

Теора вертелась на кухне, кое-как управляясь с мытьём банок и помешиванием яблочного варенья в кипящем черном котле. Несколько банок постигла печальная участь: Теора расколотила их вдребезги, причем совершенно без злого умысла. Услыхав звон, кот Обормот на мягких черных лапах подкрался к бисерной занавеске и, по старой привычке, разделался силой взгляда с остальными банками. Они треснули и разлетелись на мелкие осколки, как если бы внутри у них взорвалось по небольшому фейерверку. Обормот проделал этот трюк, даже несмотря на отсутствие его главного врага, Марты. У Пелагеи хватило терпения не наподдать ему в тот же час. Вместо этого она спустилась по «поющим» ступенькам в погреб и выволокла на свет просмоленную бочку, где некогда хранился изюм.

— Не горюй, дорогая, — сказала она Теоре. — Где-то у меня был прочный поддон. Ага, вот он! В бочке наше варенье прекрасно переждет суровые времена.

— Как же нехорошо вышло, — сокрушалась Теора. — Видно, я, и правда, ни на что не гожусь.

— Глупостей не говори, — без зла сказала Пелагея. — Просто ты еще не нашла себя.

— А ты нашла?

— О! — Пелагея заулыбалась, припомнив, сколько на ее долю выпало приключений. — Мне пришлось пробороздить Глубокое море, спуститься на дно колодца, пережить великую сушь и не раз пройти стену насквозь, прежде я смогла хоть капельку приблизиться к своему истинному призванию. Не так-то это легко.

— Но ведь я из верхних миров, — с грустью возразила Теора. — И правила там другие.

— Сейчас ты здесь, — гулко донесся из бочки голос Пелагеи. Она забралась туда по пояс, решив основательно почистить стенки изнутри. — Тебе будет удобней, если станешь следовать здешним правилам. Это как с воздухом и пирогами. Часть ваших правил в средних мирах попросту не работает. Скажи, разве я не права?

— Права.

Теора вздохнула уже с меньшей обреченностью, взяла мочалку и принялась чистить бочку снаружи.

Покончив со стиркой занавесок, Марта вспомнила, что ей приснилось сегодня ночью, и двинулась на кухню, где Пелагея с Теорой потчевали Пересвета чаем и яблочным вареньем. Пересвет, как всегда, был весел и беззаботен. Громко рассказывал историю про какие-то отвалившиеся буквы, хохотал. Марта напустила на себя строгость, расправила складки на черном переднике, смахнула капли с носков черных туфель и вошла на кухню, как карающая богиня.

— Ну, к чему такая похоронная мина! — крикнул Пересвет. — Я половину книги написал! Хоть бы порадовалась за меня.

Марта сделала вид, будто его не существует, повернулась к Пелагее и доверительно поинтересовалась, к чему снятся улитки.

— Улитки?! — на восходящих тонах переспросил Пересвет и зашелся невыносимым смехом. — Ой, у-улитки! А-ха-ха-ха! Умора!