Шут и слово короля (СИ) - Сапункова Наталья - Страница 29

— Граф?..

— Да-да. В тот самый первый раз я помог тебе выиграть. Но я не ожидал, что ты тут же выиграешь по-настоящему, потому что второй раз ни в коем случае не намерен был проигрывать. А ты догадался, пусть и несколько дней спустя. Не могу не похвалить твою наблюдательность, даже если понимание пришло не сразу — я старый лис, который умеет дурачить. Я горжусь тобой, Эдин.

Значит, так? Эдин был сбит с толку, и, пожалуй, расстроен. Или разочарован — так правильнее?

— Но разве вы тогда не дали мне слово, Граф?

Продолжая улыбаться, старик покачал головой.

— Ты помнишь дословно, что я говорил? Мое слово Конрада Кана, которое можно приравнять к клятве чести, не касалось твоего первого выигрыша, только последующих. А насчет первого, разумеется, я сказал тебе неправду, за что теперь прошу прощения. Прощаешь меня?

Не поднимая головы, Эдин кивнул.

— Конечно, Граф. Я понял. Спасибо вам.

— Понял? Я и не сомневался, — старик вздохнул. — Знаешь, это хороший способ кого-то чему-то научить — помочь незаметно, чтобы человек был уверен, что справился сам. Потом он действительно начинает справляться сам, я убеждался неоднократно. В случае с тобой это сломало некий барьер у тебя в душе, и всё удалось быстрее, чем я ожидал. И это отлично. Разумеется, я мог бы ни в чём не признаваться, но хочу, чтобы ты знал и умел всё, что я умею и знаю. И этот маленький трюк в том числе.

— Я понял, Граф.

— Тогда давай прощаться, — глаза старика смотрели тепло. — Хорошего тебе лета, мой мальчик.

Как и ради отъезда Аллиель, все обитатели Развалин собрались во дворе, чтобы пожелать Якобу и Эдину хорошей дороги. Что ж, каждый приезд и отъезд были событиями в этом маленьком мире, где Эдин успел стать своим. Хотя и тот, оставленный, трудный мир мишуры и дешевого блеска, тоже влек к себе — что ни говори, было время соскучиться.

Цирк Бика, оказывается, остановился на постоялом дворе на окраине. Бику не удалось получить квиток на работу в Вердене, так что тюки не распаковывали и шатер ставить не собирались. Все вроде было по-прежнему: те же потрепанные на вид, но добротные еще фургоны, те же лошади, с глубокомысленным видом жующие овес и понимающие Эдина, но не желающие признавать его главенство, тот же добродушно бурчащий Вудуду, который был рад встрече и с удовольствием стрескал подаренную Эдином пластину вареного сахара с орехами и изюмом. Тот же рассеянный, взъерошенный Димерезиус. Тот же хмурый дядюшка Бик, который кажется, один был им, Якобу с Эдином, совсем не рад, но это не удивляло. Дядюшка Бик, если верить своим глазам, никогда и ничему не радовался, что для хозяина цирка было даже как-то странно. И так же, как обычно, циркачи заняли самые дешевые и плохо протопленные комнаты. Впрочем, сам Бик, и еще Димередиус поселились в лучших, на втором этаже — тоже как обычно. И их с Якобом тоже ждала комната на втором…

Перемены, конечно, нашлись, стоило чуть осмотреться. Появились новые артисты — молодая пара Лин и Сьюна. Они жонглировали огнем, и номер у них, как утверждал акробат Фано, был очень хорош, так что следовало радоваться такому приобретению. Милда как-то изменилась, казалась взрослее и ещё красивее, чем раньше, и у неё появились длинные искрящиеся серьги в ушах, а на плечах — красная шерстяная шаль с широкой ажурной каймой. Милда, конечно, сразу бросилась на шею Якобу, а потом крепко стиснула в объятиях Эдина.

— Ну наконец-то вы вернулись! Вот не бросайте нас больше, а?

Эдин вручил ей кулек с конфетами, загодя купленными на здешнем рынке, а Якоб — коробочку с сережками, когда он их купил, Эдин понятия не имел. Серьги эти были попроще тех, что блестели в ушах Милды — кстати, к заметному неудовольствию Якоба. Что ж, Милда сразу заменила сережки, и Якоб несколько расслабился.

— Эй, а я разузнала про вашего Графа! — заявила она, как будто давно не чаяла сообщить эту новость. — Он бывший правитель этого графства, представляете? И король собирается выдать его дочку за шута! Вы что же, всё ещё не поняли, зачем ему Эдин?!

— Тише, девочка, — улыбнулся Якоб. — Кому как, а Эдину, кажется, эта идея нравится. При условии, конечно, что шутом будет он. Да, Эдин?

Тот растерялся и густо покраснел.

— Пойду я, к медведю схожу, — и он быстро унес ноги.

Потом он расскажет Милде про Аллиель и про Графа. Непременно, но это потом.

— Так вы знаете? — закричала Милда, отталкивая Якоба, лишь только за Эдином закрылась дверь — Вы знаете?! Ему же надо бежать без оглядки! И не говорите мне, что ему понравилась эта ломота беловолосая! А знаешь, что говорят про лорда Кана? Что он колдун, который управлял королевством, пока король не нашел на него управу! Он всё может, всё, понимаешь? Даже то, на что обычные люди не способны! И он ни перед чем не останавливается!

— Тише, девочка. Что за глупости? — теперь Якоб нахмурился.

— Ну, пораскинь же мозгами, Якоб! Графская дочка должна выйти за шута, верно? А на всю жизнь, или на один час — до этого никому дела нет? Граф сделает его королевским шутом, их с белобрысой леди обвенчают, и всё, Эдин больше не нужен! Ты понимаешь? Она год походит в трауре — и всё, можно замуж за кого угодно!

— Нет, милая, не думаю, что так.

— Да почему же нет? Ну скажи, почему? — взвилась Милда. — Граф ведь собрался сделать его шутом, верно?

— Потому что… — Якоб не знал толком, как бы ей объяснить то, что до конца и сам не понимал.

Впрочем, понимал, конечно, в общих чертах. Но Милда вдруг посмотрела на дело совсем с другой стороны, и нельзя сказать, что она совсем уж была не права.

— Милая, будь оно так, подошел бы любой шут, понимаешь? Кто угодно — если в мужья на час. Тогда Граф оставил бы Эдина просто шутом, к чему возиться? Ему как будто нужен Эдин, а не любой.

— Я всё равно не верю. Потому что лорду Кану доверять нельзя — так говорят!..

— Мало ли что говорят. Он когда-то спас мне жизнь. Меня чуть не казнили, поняла?

— Тебя?.. Чуть не казнили? — переспросила Милда, и глаза её стали размером с серебряный лен.

— Я был, пожалуй, виноват… немножко, — туманно пояснил Якоб. — Но он вмешался, хотя мог бы этого не делать. Он ведь понятия не имел, виноват я или нет. Просто узнал меня, и запретил вешать, а потом все уладилось.

— Вешать?..

— Ну да. Это было лет шестнадцать назад, девочка, во время Северной войны. Я служил десятником, а он приехал на наши позиции, уж не знаю, зачем.

— Но ты сказал, он тебя узнал?

— Мой отец служил при дворе, и меня тоже туда взяли, оттого и встречались.

— Погоди-ка, — заинтересовалась Милда. — И кем же ты был при дворе?

— Пажом королевы. С тринадцати лет.

— А твой отец?..

— Гм… — мгновение Якоб колебался, но ответил, — начальником королевской стражи.

— Погоди. Так ты, получается, лорд? Настоящий?!

Якоб усмехнулся.

— Я третий сын, Милда. Передо мной два брата. Это значит, о земле в наследство и мечтать не могу, так что какой я тебе лорд? Мне полагалась служба, и только. Ну, и кошелек от отцовских щедрот — может быть. Мой отец вовсе не богат.

— И все равно, ты сын лорда! Почему раньше не сказал?! — на глазах у Милды заблестели слезы.

— Кому это интересно, девочка? Я в семье паршивая овца, и давно уже, — Якоб осторожно обнял ее за плечи, но она ловко, по-змеиному извернувшись, выскользнула.

— И что это меняет, если ты — сын лорда? Значит, здесь тебе не место!

Во дворе Эдин встретил Вильену, она развешивала на веревке выстиранные… пеленки.

Пеленки? Эдин остановился, разглядывая Вильену. Пеленки, значит…

Ясное дело, вопрос, что могут означать пеленки, не стоил долгих раздумий. У Вильены ребенок, от хозяина, конечно. Значит, она теперь окончательно хозяйка здесь. У Мерисет вот не было детей, и дядюшка Бик вечно сокрушался по этому поводу. Шутка в том, что и теперь он счастливым не выглядел.