Шут и слово короля (СИ) - Сапункова Наталья - Страница 25

— Молодец, — уронил граф, улыбаясь своей еле заметной довольной улыбкой, которая иной раз была больше слышна, чем видна, — а чтобы тебя снова не начали мучить сомнения, даю тебе слово чести, слово Кана — я не подыгрывал.

— Спасибо, Граф, — Эдин был счастлив.

Для счастья ведь, на самом деле, иной раз так немного нужно.

Дни шли один за другим, как им и положено, а если оглянуться назад, лучше сказать — бежали, нет — летели. В Развалинах отпраздновали Новый Год, с пирогами, подогретым вином и медовым сбитнем, с горой жареного мяса, с большим костром, который горел во дворе весь день, и, конечно, с музыкой и танцами. Музыка была своя — сыновья Меридиты играли на дудках, и получалось у них очень ладно. А уж плясали, конечно, все, даже Граф разок вышел в круг — примета такая, хоть немного, насколько сил хватит, а нужно сплясать в такой праздник.

На Новый Год еще все ходят в гости, но в Развалинах веселились только свои — гостей не ждали, а нежданные не завернули на огонек. Барон Корренжи в знак внимания прислал бочонок вина, телегу дров и кабанью тушу, все пригодилось как нельзя лучше: вино выпили, причем Граф сам поднял чашу за здоровье барона, мясо съели, а дрова пошли в праздничный костер.

И где-то теперь цирк Бика, у какого новогоднего костра рокочет бубен хозяина, танцует Милда, показывает свои немудреные трюки медведь Вудуду? Эдин по ним скучал. Хоть бы ненадолго свидеться…

В Вердене, конечно, развернулась большая ярмарка, Эдин с Якобом и Аллиель ездили туда верхом. Было весело. Они купили несколько поленьев и бросили их в огромный праздничный костер на площади, потом зашли в храм, зажгли светильник на алтаре. В храме по поводу праздника было людно. Эдин поискал глазами старуху-нищенку — не нашел.

И цирк в Верден приехал, как же иначе, стоял на рыночной площади напротив праздничного костра — большой, богатый, незнакомый. Яркий разноцветный шатер из желтых, зеленых и красных полотнищ издалека был виден, так и притягивал взгляд — мимо не пройдешь.

— Якоб, мы ведь зайдем? — сразу загорелась Аллиель, — ну, пожалуйста!

У шатра как раз зазывала был в бубен, крича, что представление начнется вот-вот. Когда-то и Эдин этим занимался, и Дик, а вообще, они с братьями-акробатами часто тянули жребий, кто будет зазывать сегодня, а кто-завтра…

— Почему бы нет, леди, — согласился Якоб. — По виду, так цирк должен быть неплох.

Странно Эдину было сидеть в цирке зрителем. И почему-то сердце билось чаще от этого своего, привычного, на которое теперь можно было смотреть со стороны. Соскучился?..

Он и смотрел не так, как другие зрители, потому что многое сам умел и прекрасно знал, в каком месте начинает опасно ходить под ногой туго натянутый канат, как нужно правильно раскачать трапецию. Он будто сам это переживал — совсем не то, как если бы просто смотреть.

Как зрители смотрят — это отдельный разговор. Бывает, красивый пустяк принимают грохотом аплодисментов, а когда за этим идет что-то на самом деле затейливое, трудное — жалкие хлопки от тех, кто понимает. А понимает мало-мальски лишь тот, кому самому приходится не только посиживать в кресле, гоняя слуг с поручениями. Смешнее всего, когда какая-нибудь богато разряженная леди на все, что ей ни покажи, лишь снисходительно кивает, лучась самодовольством, а заставь её саму пройти не по канату даже, а по широкой доске, невысоко поднятой — будет визжать, хвататься за что попало и звать на помощь…

Аллиель оказалась замечательным зрителем, то и дело восхищенно ахала и хлопала в ладоши. И когда ученая собака складывала и вычитала в пределах двадцати, и когда огромный чернобородый детина ловко кидал ножи в цель. Хотя почему-то здешний метатель человека у цели не поставил. А зря, успех был бы много больший. Что касается собаки — все просто, собака, конечно, считать не умела, просто дрессировщик щелкал чем-то в кармане. И таем он не был, иначе ни к чему щелкать, просто мысленно давал бы собаке команды лаять. Эдин щелчков, как и зрители, не слышал, он понял это, потому что услышал собаку — изнутри услышал, как тай. И еще подумал — может, раздобыть смышленого пса и тоже сделать такой номер? И почему только раньше не догадался?

Потом на круг вышел здоровяк в зеленом костюме, рыжий, бородатый и почти квадратный, с тремя огромными литыми гирями, которые поставил в ряд и предложил желающим попробовать сдвинуть или хотя бы качнуть. Желающие, разумеется, нашлись и не преуспели, после чего сам рыжий принялся жонглировать гирями, словно они были, по меньшей мере, деревянными. Вглядевшись в лицо рыжего, Эдин чуть не подскочил. Он его помнил, это был знакомец мамы, навещал её когда-то в цирке Бика.

Когда номер силача закончился, на круг выбежали танцовщицы в длинных оборчатых юбках, а Эдин тихонько встал, радуясь, что сидел на скамье с краю — можно незаметно уйти.

Он обошел ряды зрителей и нырнул за кулису, никто не остановил. С одной стороны здесь было множество закутков, отгороженных пестрыми, латаными тканевыми ширмами, так же, как в любом цирке, и если бы рыжий нырнул в этот тесный лабиринт, искать его было бы непросто. Но Эдину повезло, рыжий просто сидел на табурете недалеко от выхода и не спеша пил что-то из чашки. Эдин подошел. Силач взглянул на него, особенно не удивляясь, этак вскользь и сквозь.

— Да, сударь.

— Прости, имени твоего не знаю. Ты помнишь Виолику? Из цирка Бика?

Вот теперь рыжий посмотрел внимательно.

— Я Гвен. Чего ты хочешь?..

— Я её сын.

Рыжий, кажется, не сильно удивился.

— А, вот оно что. Вырос, значит, — он протянул Эдину руку для пожатия. — А это что такое? — широким жестом он показал на одежду Эдина, на короткий меч у него на поясе.

— Это я служу у одного лорда… временно, — не придумалось ничего лучше.

— А… тогда понятно, — протянул рыжий Гвен. — А про Виолику я знаю, что нет её больше. Мир ее памяти, хорошая была девочка. Светлая. А так-то ты где, у Бика всё?

— У него, конечно.

— А значок уже получил? Нет пока? — он нашел взглядом правое запястье Эдина, на котором ещё не было знака Цирковой гильдии. — Бик, конечно, не так уж и плох, но и не настолько хорош, чтобы за него всю жизнь держаться. Получишь значок — уходи.

— Это да, я понимаю, — быстро согласился Эдин. — я про маму спросить хотел. Что ты знаешь о ней, что помнишь? Мне бы хоть что-нибудь. Она в тюрьме была, мне сказали — это же неправда?

— А, вон оно что, — протянул рыжий и опять посмотрел на него изучающе. — Ну, я-то про Виолику тебе много не скажу, парень — не знаю. Не слишком интересовался, да и к чему было в душу лезть? А совет дам. Про город Лисс слышал? Запомни, Лисс. Это туда, к востоку, — он махнул рукой, примерно обозначив направление. — Неподалеку от города замок баронский, тоже Лисс называется. Там нужно спросить госпожу Лейту Рени, супругу начальника замковой стражи. Она из наших, из цирковых. Но тебе не она, а ее матушка нужна. Вот у неё про мать и расспроси, она её с детства знает. Я ей от Виолики письма передавал, и после тюрьмы этой они, знаю, виделись. А что до тюрьмы — была она там, да. Только не от того, что злодейка и воровка. Бывает так, что выхода нет, вот и приходится через себя идти. Понял?

— Понял, — кивнул Эдин.

Значит, всё-таки это правда, про тюрьму.

— Ты так-то на круге с чем работаешь? — силач смерил его заинтересованным взглядом.

— Фехтовальщик. Дерусь на мечах, с сеткой, ножи бросаю немножко, из лука стреляю…

— А… И давно работаешь с этим? — поднял бровь Гвен. — Так это хорошо. И денежно. Да вот хоть бы и к нам приходи, или еще куда, многие возьмут. Вызовы на пари, конечно, не принимаешь, мелковат пока, ну да это дело времени…

— Вызовы не принимает, — подтвердил как из-под земли возникший Якоб, кладя руку Эдину на плечо. — А так он уже ничего. Я его учу. Мир тебе.

— А, Якоб Страшный! — вдруг обрадовался Гвен, пожимая руку Якобу, — так я ж знаю тебя, видел! Помнишь, в Гардане, на большой ярмарке три года назад? А с парнем мы, оказывается, давненько знакомы, только я его последний раз вот таким видел! — он показал на локоть от земли. — С тобой-то он не пропадет, да. Так вы у местного лорда, значит. Неплохо. А почему на время? Насовсем, что ли, не берет? Это тебя-то? В цене не сошлись? — он захохотал.