Золотая тигрица (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 6

— Не сердись, пожалуйста. Рухнула в новое дело, всю ночь глаз не сомкнула.

— Я так и подумал, — без выражения откликнулся он, отложил книгу и инструменты и поднялся из-за стола. — Кофе будешь?

Я поднялась тоже, и некоторое время мы стояли вплотную, глядя друг другу в глаза. Ноги вдруг стали ватными, я испугалась, что сейчас упаду, и вдруг подумала: да гори оно огнем. Жили они счастливо, пусть и очень недолго.

И король так и не найдет пропавшего сына. Ну и дьявол с ними.

Дамьен мягко провел пальцами по моей щеке, и вязкая патока мгновения слабости пропала. Я будто бы опомнилась.

— Кофе будешь? — повторил Дамьен и тотчас же смущенно отвел взгляд.

Все вернулось на круги своя.

Сады Вестерлинга были моим любимым местом в столице. Здесь всегда было спокойно: шум огромного города оставался за какой-то незримой чертой. Если в своем начале сады были очень изящным парком с клумбами, фигурно выстриженными кустами и аккуратными дорожками, то постепенно, удаляясь от входа, они превращались в настоящий лес. Полиция откровенно не рекомендовала забираться в глубину садов, и мы с Дамьеном решили последовать совету.

По пути к переплетчику я заглянула в один из приличных ресторанов, и теперь в моей корзинке для пикника была еда на любой вкус: и куропатки, завернутые в промасленную бумагу, и ветчина, нарезанная почти прозрачными ломтиками, и сыр, изъеденный дырами, и пышные булки, и икра в прозрачной вазочке. Когда мы чинно устроились среди деревьев и разложили завтрак на траве, то в глазах Дамьена появилась грустная тень. Очередное напоминание о том, что он беден и никогда не сможет позволить себе хорошую еду.

Я ощутила горькую неловкость. Когда-то давным-давно я предложила Дамьену очень серьезную сумму за свое спасение. Он отказался с таким видом, словно я закатила ему пощечину при всем честном народе.

Насколько проще быть честным альфонсом — сидел бы сейчас да наворачивал икорку за обе щеки. И денежки на булавки в кармане нащупывал.

— Ты, конечно, не расскажешь мне о новом деле, — произнес Дамьен. Я соорудила ему такой бутерброд, на который не всякий рот разинется, и ответила:

— Поставили печать о неразглашении. Не хочется остаться без руки, — вздохнула я и вдруг подумала, что с Дамьеном снова придется расстаться на неопределенный срок. Господь знает, когда мы увидимся снова, может, к тому времени у него будет жена и стайка ребятишек.

Честное слово, я бы очень этого хотела. Тогда бы мне осталось беспокоиться только за себя.

— Но скажи хотя бы, как все идет.

Я пожала плечами. Хорошо, да не очень, плохо, да не совсем.

— Мой осведомитель ничего толкового не сказал, — Фюке, действительно, ничего не припомнил и пообещал найти что-нибудь завтра. Пришлось все-таки танцевать с ним и поцеловать еще раз. — Зато сегодня я нашла небольшую зацепку. Надеюсь, выйдет толк.

Дамьен вновь улыбнулся, и я подумала, что его робость просто очаровательна.

— Я чем-то могу тебе помочь? — поинтересовался он. Бутерброд, кстати говоря, уже был съеден. Я даже не заметила, как он исчез.

— Можешь, — сказала я. — Давай после пикника зайдем в магазинчик Эбруко, надо задать хозяину пару вопросов.

Да, такое вот дурацкое правило: женщины не имеют права входить в табачные и винные магазины и лавки без мужчины-сопровождающего. Конечно, девицы, сражающиеся за равноправие, плевали на него с высокого дерева, но мне не хотелось привлекать к себе внимание, устраивая скандал.

— А что это за магазинчик? — поинтересовался Дамьен, осторожно придвигая к себе куропатку.

— Табачные изделия, — ответила я. Двое франтов, проходивших по дорожке, одарили нас весьма выразительными взглядами. Что такая женщина делает рядом с таким убогим спутником?

По лбу бы им стукнуть.

— Ох, прости, — Дамьен посмотрел на меня с искренним сожалением. — У меня аллергия на табак, не переношу малейшего запаха. Прости, Вера…

— Да ничего, — улыбнулась я. Придется тащиться туда с Фюке.

Некоторое время мы молчали: когда я ем, я глух и нем. Потом Дамьен поинтересовался с плохо сдерживаемым любопытством:

— А твой объект… Скажи, какой он? Если, конечно, это можно.

Я помолчала, вспоминая, с какой резкой яростью Эвгар вбивался в тело Сладкой Осоки. Он ведь в тот момент ненавидел ее всем сердцем — и обожал с такой же силой.

Как ненавидел и обожал свою недостижимую женщину.

— Он жестокий, — ответила я и посмотрела на руку. На месте печати по-прежнему была чистая кожа, которая и не думала воспламеняться, и я добавила: — Жестокий и очень несчастный.

Фюке не оказалось ни дома, ни в конторе — я плюнула и приказала кучеру ехать к магазинчику Эбруко просто так. Ладно, притворюсь юной суфражисткой, пойду одна.

Дождавшись, когда из магазинчика выйдут покупатели, я решительно вошла внутрь. Продавец посмотрел на меня с интересом, но без возмущения: должно быть, уже успел привыкнуть к девицам, которые курят тонкие вишневые сигарки. Для начала я положила на прилавок золотую каруну и сказала:

— Есть разговор.

Продавец молниеносным жестом прибрал монету, и в его взгляде появилось искреннее желание мне услужить. Я открыла медальон, показала портрет и осведомилась:

— Когда он приходил в последний раз?

— О, господин Миерхольт! — воскликнул продавец. — Как же, как же, постоянный покупатель. Полтора месяца назад купил большую коробку сигар сорта каиба. Да вот, не угодно ли…

Продавец нырнул под стойку и извлек коллекционную коробку черного дерева, инкрустированную перламутром. Щелкнул серебряный замок, и я увидела ровные ряды сигар. Запах от них был такой, что становилось ясно: товар действительно уникальный и стоит своих денег.

— Господин Миерхольт всегда берет такие, — с достоинством произнес продавец и, вынув одну из сигар, снял с нее упаковку. — Вот, взгляните. Ручная работа, но не то, что крутят для всех. И очень деликатная кофейная нотка.

Я невольно сглотнула слюну.

— И когда вы ждете его в следующий раз?

— Думаю, через пару недель он зайдет, — сказал продавец и взял с полки картонную коробку с эмблемой магазина. — Сколько сигар вам завернуть?

Одним словом, из магазинчика я вышла с дюжиной сигар и информацией. Можно обрадовать его величество тем, что Эвгар был жив и здоров полтора месяца назад, и позволить службе безопасности короны обложить магазинчик со всех сторон и просто дождаться прихода принца.

Но я не успела этого сделать.

Паренек, внимательно изучавший объявления на пузатой тумбе, вдруг оторвался от своего занятия, цепко подхватил меня под локоть и прошипел:

— Не вздумай рыпаться, цыпа. Пойдем, до тебя дело есть у важных людей.

В мире есть несколько вещей, которые я ненавижу. Одна из них — когда ко мне прикасаются незнакомцы. А вторая — когда эти незнакомцы дышат на меня чесноком из нечищеной пасти.

Паренек, конечно, держал меня крепко. Но он не учел того, что пышное платье не мешает сделать мне удар ногой назад.

— Уййй, сука… — прошипел нахал, упав на колени. Сразу же нашлись сочувствующие, которые запричитали, заголосили и стали звать полицию.

— Дрянь какая!

— Курево покупала без мужчины!

— Он ейную честь блюдет, а она его еще и лупит!

— Где полиция?

Общение с охраной порядка в мои планы не входило, и меня от него избавил вполне приличный экипаж, остановившийся рядом. Открылась дверца, и мужской голос произнес с такими интонациями, что спорить не захотелось:

— Внутрь, оба.

Я подчинилась. Скулящий паренек забрался за мной следом, дверь захлопнулась, и экипаж быстро двинулся в сторону Речного вокзала.

— Хозяин, эта сучка мне яйца отбила, — всхлипывая, пожаловался паренек. Я устроилась поудобнее, расправила складки на платье и ответила:

— Не люблю, когда меня дергают за руки.

Человек, которого паренек назвал хозяином, выглядел истинным джентльменом, близким к верхушке общества. Очень хорошая стрижка, костюм с иголочки, булавка с бриллиантом такого размера, какой говорит о вкусе владельца, а не о его капиталах. Лицо вот подкачало: бледное, невыразительное, изъеденное оспинами, оно казалось маской. Живыми на нем были только глаза: пристальные, цепкие и внимательные.