Под Одним Солнцем (СИ) - Шалимов Александр Иванович - Страница 99

Я «отдыхал». Из прорезей в одежде, от датчиков, навешанных на меня, тянулись разноцветные провода к записывающему блоку — мой «отдых», как и моя усталость, контролировались чувствительными индикаторами жизненных процессов. Время тянулось утомительно. Я поминутно бросал взгляд на часы, словно это могло подогнать темп движения времени, и мечтал о настоящем отдыхе, когда исчезнет эта всепроникающая тяжесть. Неожиданно, как бы отвечая моим желаниям, движение камеры начало постепенно замедляться и скоро прекратилось совсем. Я с удовольствием потянулся и, пододвинув к себе микрофон, спросил:

— Что случилось? Еще тридцать минут…

Мне никто не ответил. В некотором недоумении я начал отсоединять провода, намереваясь выйти из камеры. Отключив себя от блока, я направился к двери, но внезапно она распахнулась. Вошел незнакомый человек маленького роста, сухонький, с резкими энергичными движениями. За ним появился Онр, механик центрифуги, неся в обеих руках клетки с различными животными. Меня они словно не замечали.

— Эту поставьте… куда бы ее поставить?.. вот сюда, а эту, пожалуй, лучше поместить здесь. Она не свалится в таком положении? Нет? Ну хорошо… Можете идти, спасибо. Идите, вы мне больше не нужны. Камеру разгоните, как я вас просил, на удвоенный вес… Если понадобится больше, я сообщу. Вы поняли меня?

— Отлично понял, мазор-са.

— Вот, пожалуйста.

Онр ободряюще кивнул мне и вышел. Мы остались вдвоем, если не считать животных, которые, как мне казалось, вели себя в клетках чересчур активно. Движения их выглядели неестественно резкими и сильными, словно они были возбуждены до последней степени. Незнакомец достал из сумки михуру и просунул по несколько кусочков в каждую клетку. Когда его подопечные начали жадно поглощать лакомство, он, наконец, повернулся ко мне:

— А вы что здесь делаете?

— Отдыхаю, — сказал я и только тогда понял всю нелепость своего ответа.

— Чудесно! То есть, постойте, что я говорю? Чепуху говорю!.. Какой здесь отдых? Здесь же…

Он на несколько секунд замолчал, потер левый висок и заговорил снова:

— Ну, конечно, я вспомнил, мне сообщали, что в камере находитесь вы, только я забыл ваше имя.

— Антор, — подсказал я.

— Правильно, Антор. А мое — Дасар, будем знакомы. Вы тоже летите в экспедицию?

— Да.

— Кем же?

— Пилотом.

— Чудесно. Я — биолог. Мне это тоже говорили, то есть мне не это говорили, что я биолог, а говорили, что вы пилот…

Должен сознаться, что Дасар произвел на меня вначале странное впечатление. Он показался мне взбудораженным, импульсивным, рассеянным. Однако позднее я понял, что эти недостатки проявлялись в нем редко, в действительности же это был выдержанный и чрезвычайно целеустремленный человек. Он обладал удивительной особенностью перевирать слова, говорить невпопад, если шел обычный легкий разговор. Но стоило беседе принять серьезное направление, как вся его внешняя чудаковатость сразу исчезала, речь становилась четкой, а мысль глубокой. Теперь, когда я пишу здесь о Дасаре, то вижу его именно таким, каким он представляется каждому, кто сталкивается с ним достаточно часто.

Камера между тем снова начала разгоняться. Тяжесть постепенно нарастала. К моему удивлению, биолог ее словно не чувствовал. Он с удобством расположился в кресле и погрузился в чтение принесенной с собой книги, время от времени следя за поведением животных. От нечего делать я тоже смотрел сквозь прутья клеток и с удивлением замечал, что, по мере нарастания тяжести, животные все более и более успокаивались и, когда скорость вращения достигла максимума; вели себя почти нормально. Они прыгали и играли так, словно в камере были обычные условия, в то время как мои руки и ноги налились металлом, а щеки отвисли. Я с трудом поднялся, желая подойти к клеткам поближе, но был остановлен возгласом биолога:

— Вот, ерунда какая!

Он смотрел на меня и потрясал книжкой:

— Послушайте, Антор, что пишет этот глубокоуважаемый неуч Нирд. Вот, например, «Информационная структура генетических последовательностей не может быть представлена рядами Промта, так как последние, вопреки установившемуся взгляду, являются лишь псевдохарактеристикой негэнеропийного состояния хромосом. Мой уважаемый оппонент литам Дасар-са — это он обо мне — утверждает, опираясь на свои сомнительные опыты, что в рассматриваемом направлении можно идти даже дальше и получить не только качественную картину, но и количественную характеристику механизма наследственности. Доводы Дасара, естественно, не могут восприниматься серьезно, и скорее их следует причислить к остроумной фантазии, чем к строгому научному суждению…» Каков! А? Ни капли воображения! Разве таким людям можно доверять руководство научным коллективом? Да они убьют всякую живую мысль в самом зародыше! Как вы считаете?

Я недоуменно развел руками:

— Не берусь судить, литам Дасар. Я специалист совсем в другой области.

Биолог оглядел меня с ног до головы.

— Ну да, конечно, вы же… э… рулевой, то есть пилот, я хотел сказать. Жаль, жаль. Очень жаль.

Он нагнулся к клетке и, запустив руку сквозь решетку, погладил млину. Та обрадованно заурчала и подняла свою мордочку. Утомившись, я снова вытянулся в кресле, а биолог между тем, судя по его свободным движениям, чувствовал себя неплохо, хотя выглядел куда слабее меня.

— Скажите, пожалуйста, литам, вы разве не ощущаете удвоенной тяжести? — наконец спросил я.

Он ответил, как мне показалось, совершенно невпопад:

— Стимулированно-активное состояние периферической и центральной нервной системы при селективно возбужденной деятельности гормональной сферы.

— Ага, — пробормотал я, — но… простите, литам-са, но мне кажется, что вы меня не поняли.

— Эта я не понял?

Он оторвался от клетки и повернулся ко мне.

— Да… Я вас спрашивал…

— …О том, почему я так легко переношу тяжесть здесь, в камере?

Я слабо кивнул головой.

— Так я вам и отвечаю. Стимулированно… впрочем, я опять забыл, что вы… этот… ну да, именно…

Он потер руки и сделал несколько шагов, задумчиво глядя в пол, потом поднял на меня глаза.

— Случалось ли вам видеть, пилот, как человек в момент сильного испуга, паники или смертельной опасности словно удваивает свои силы и преодолевает такие препятствия, которые безусловно остановят его, если он находится в нормальном состоянии?

— Да, однажды…

— Подождите, я только начал. Недавно мазором литомом Анзом был описан любопытный случай. Некто Малт, тщедушный и слаборазвитый физически субъект, находящийся на излечении нервного заболевания, во время прогулки вдруг с неожиданной силой разбросал по сторонам своих несчастных товарищей и стремглав бросился бежать. Он перепрыгнул через больничную ограду высотой пять метров и устремился дальше. Я особо обращаю ваше внимание: пять метров! Это значительно превышает достижения даже лучших спортсменов. Слушайте дальше. Перепрыгнув через ограду, больной побежал по дороге, где его, в конце концов, догнали на машине, причем в тот момент, когда скорость машины и человека сравнялись, указатель скорости отметил сорок восемь километров в час. Что вы на это скажете, пилот?

Я неопределенно покачал головой:

— По-моему, невменяемых не следует сравнивать с нормальными людьми.

— Это почему же? Они такие же люди. Точно такие! Их тело ничем не отличается от нашего. Все то же самое, все без исключения, только налицо нарушение отдельных функций нервной системы… М-да… Но дело не в этих страдающих, я привел здесь пример Малта только потому, что, во-первых, он довольно-таки характерен и, во-вторых, научно зафиксирован. Это не пресловутые россказни очевидцев, а точно известный факт, который красноречиво свидетельствует о скрытых возможностях нашего организма.

Биолог смотрел на меня так, словно ожидал услышать яростные возражения, но мне было, право, не до них. Усиленная тяжесть и усталость сломили во мне не только дух бодрости, но и дух противоречия, поэтому я молча слушал то, что он изрекал, стараясь лишь не потерять нить нашей беседы. Не получив ожидаемых возражений, биолог снова заходил по тесному помещению камеры, неловко зацепил одну из клеток и опрокинул ее. Млины подняли ужасную возню и писк. Водворив порядок, Дасар продолжал: