1972 (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 15

В общем, скоро она уже болтала с Лаурой, научая ее новым русским блюдам (Ниночка хорошо готовила, спасибо ее маме), они весело хихикали каким-то своим женским секретом, и сразу было ясно, Ниночка влилась в наш маленький коллектив настолько естественно, как будто так и было задумано.

Появился Стив – его не было с неделю, а когда приехал и увидел Ниночку – вытаращил глаза:

– Матерь божья! Я думал, что больше не встречу такой красивой девушки, как Лаура! Да где вы их выкапываете, парни?! Где мне найти такую же?!

На что Пабло важно сказал, что грядки, из которых достали девушек находятся далеко, и Стиву туда никак уже не дотянуться.

А когда Стив увидел, как Ниночка расправляется с мишенями – только клочья летят – недоверчиво помотал головой и сказал, что теперь понимает, почему Советы победили во Второй мировой войне. Если даже девчонки так яростно и умело палят по врагу – разве же противник сможет устоять против такой ярости?

После того, как я ему сказал, что буду учить Ниночку рукопашному и ножевому бою (вернее уже начал учить) – Стив совсем обалдел. Стал смотреть на Ниночку как на какую-то валькирию, и похоже что в нее влюбился. Его глаза сделались масляными, как у кота после вкусной еды, и я замечал, как он украдкой посматривает на мою подругу во время ужина, думая, что я этого не вижу.

И мне вдруг стало немного грустно. Вот не могу я полюбить Ниночку так, как свою жену. Не могу, да и все тут! Однолюб я, и ничего с этим не поделаешь.

А ее, моей жены, пока еще и в проекте нет. И будет ли? Я ведь меняю историю, я Агент Влияния. Родятся те, кого не было в моем мире, в моем времени, и не родятся те, кто остался в моей памяти. Ведь это время не мое не в том смысле, что я из будущего, а они из прошлого. Не мое оно потому, что весь этот мир не мой. Похожий, как две капли воды, но не мой. Параллельный мир, и я его усиленно изменяю.

А потом Стив мне рассказал, что же я такого натворил своими МНВ. А натворил я вот что: того седого типуса, который был очень недоволен моими успехами в стрельбе и рукопашном бое – отправили на пенсию, со всеми возможными и положенными почестями. Как и все верхушку полицейского управления. Номинально – по выслуге и невозможности вести активную деятельность по причине преклонного возраста, а на самом деле – из-за развала работы «на земле». Это профессиональный сленг – так говорят наши, российские опера: «на земле». То есть – на улицах городов. Не в кабинетах.

Наверх выдвинулись достаточно молодые, активные, «резкие» мужики, которые начали крушить систему с грацией носорогов. И катализатором процесса послужил я, как маленький камешек, увлекший за собой целую лавину.

В отставку ушел мэр Нью-Йорка, не выдержав давления критики, и его место теперь занимал заместитель – тоже достаточно молодой, выходец из прокуратуры. До выборов.

«Мою» теорию разбитых окон взяли на вооружение совершенно официально, и теперь на всех инструктажах в полицейских участках всех копов нещадно дрючат, требуя арестов, требуя не пропускать ни одного, самого малейшего правонарушения. Камеры полны задержанными, суды работают едва ли не круглосуточно, пропуская через себя вереницы всевозможных нарушителей закона, начиная от хулиганов, разбивших то самое пресловутое окно, и заканчивая ворами и грабителями всех мастей.

А еще – тут уже явно мое прямое влияние, копам дан негласный приказ при малейшем неповиновении, при подозрении на угрозу жизни и здоровью полицейского – открывать огонь на поражение. А проще говоря – валить шпану на месте. Безжалостно искоренять.

Само собой, это все не осталось без внимания либеральных газет, которые тут же обвинили полицию в беспричинной жестокости, на что полицейское управление выдало целую подборку примеров того, как уличная преступность расправлялась с законопослушными гражданами Нью-Йорка. И это все с фото, с рассказами плачущих родственников жертв (по ТВ), с пугающими прогнозами на будущее. Кстати – на удивление грамотно сработали, явно под руководством своего, полицейского пиар-агентства.

Упоминалось и мое имя – главным образом в связи с «Теорией разбитых окон». Второе ее название было «Теория Карпофф».

Честно сказать, я не следил за всей этой кутерьмой, потому все рассказанное Стивом явилось для меня откровением. Телевизор я не смотрел – там показывали такую откровенную дрянь, что даже российские каналы 2018 года в сравнении с этой американской теле-лабудой казались верхом ума и интеллигентности. Газеты не читал – а что мне там особо читать? Собирать заметки про себя, любимого? Никогда не был особо тщеславным. А уж чтобы завести папочку, в которой хранятся заметки обо мне – от одной этой мысли меня разбирает нервный смех.

Вся моя жизнь сосредоточилась в этом доме – стол с пишущей машинкой, тир со спортзалом, Ниночка под боком, мой садик, Лаура с Пабло. Ну и нечастые контакты с издательством – Страусу сейчас по большому счету не до меня, он бегает и проталкивает экранизации моих книг, а еще – издает и переиздает то, что я ему регулярно передаю из рук в руки в виде толстенькой папочки с бумагами. Кстати, делаю я это всегда в присутствии Лауры и Пабло – как свидетелей. Мало ли что… моя рукопись стоит огромных денег. Таких денег, о которых в этом мире могут мечтать только единицы.

А еще Страус дает мне расписку в получении рукописи, в которой указывается краткий синопсис романа с перечислением персонажей и его название. Деньги есть деньги. Я конечно советский человек, можно сказать бессребреник, но вовсе не святой и не дурак. Сейчас моя рукопись стоит десятки миллионов долларов. Нынешних миллионов – а значит, умножай на десять.

В общем, рассказ Стива был очень интересен. Особенно после того, как я узнал – сколько задержанных копами преступников мечтают свернуть башку, прострелить пузо, ткнуть ножом в бок и произвести еще много, очень много деяний, среди которых желание поиметь автора «Теории разбитых окон» было самым можно сказать неопасным. Хотя и обидным.

Придется теперь приезжая в Нью-Йорк маскироваться капюшоном и низко надвинутой шапкой. И уж точно не открывать верх кабриолета. Хотя какой, к черту, кабриолет с открытым верхом – в такую поганую погоду? Брр… какой промозглый холод на улице! Да и в Нью-Йорке я бываю совсем нечасто.

У меня такое ощущение, как если бы я шел по минному полю. Нет, не шел – полз. В руках тонкий, сделанный из упругой антенны щуп, с одного края загнутый и обмотанный алюминиевой проволокой, замотанный изолентой. Этот щуп медленно, осторожно погружается во влажную землю, покрытую листьями, нападавшими с деревьев и пожухлой травой. Едва слышный звук удара о твердое – и вот она, эта коробочка, которая так и ждет, чтобы оторвать мне ступню или осколком прошибить башку.

А из кустов за мной может следить снайпер, и моя спина мокра от пота – то ли видит, то ли нет, то ли выстрелит, то ли нет. Доползу? Выживу?

А куда я ползу? Зачем? Наверное, глупый вопрос. Каждое живое существо хочет жить. И не просто жить, а хорошо жить – так, как оно представляет себе это самое «хорошо». Так вот что для меня – «хорошо»? Надо разобраться. По большому счету мне много-то и не надо – я люблю вкусную еду, но равнодушен к особым кулинарным изыскам, стоящим огромных денег. Мне кажется глупым переводить деньги в дерьмо через посредство кулинарии.

Красивый, удобный дом? Да, я всегда такой хотел. Как этот, американский дом. Вот только находится он НЕ ТАМ. Взять бы его, да и перенести туда, на родину. Поставить у какой-нибудь тихой речки, и чтобы простор – далеко-далеко… холмы, поля, перелески. Чтобы спокойно ходить за грибами, не ожидая каждую секунду, что тебе воткнут в спину нож или прострелят затылок. Чтобы меня знали просто как соседа, а не как писателя с мировым именем, миллионера и вскорости – киноактера.

Деньги? Ну а что мне деньги? У меня их много, даже слишком много. Притом, что запросы у меня не ахти какие… Нет, я не собираюсь раздавать эти деньги нищим. Я заработал эти деньги, честно, без распила государственного бюджета и грабежа банков. И я не жадный, но почему я должен отказаться от страховочной подушки в виде десятка миллионов долларов, если за деньги можно купить все – даже здоровье и жизнь?