В зоне катастрофы (СИ) - Давыдов Исай - Страница 2

А вертеться вокруг шарика бесконечно долго тоже не имело смысла. Предстояло садиться, ремонтировать ободранную обшивку корабля и готовиться к возвращению восвояси. Строительные же сочленения и цех для производства домов предстояло оставить на память этим негостеприимным дальним окрестностям бывшего красного гиганта Бетельгейзе, обернувшегося ныне белым карликом.

Когда-нибудь таким же белым карликом станет и наше Солнце. И вообще звездная масса Вселенной на девять десятых состоит именно из них.

Все эти планы, сформировавшиеся еще в космосе, до посадки, перевернула неожиданная гибель Ван Донга. Невысокий, веселый, слегка шальной, он был всеобщим любимцем. Ушел он туда, откуда не возвращаются, в день своего тридцатилетия.

… Сгорбившийся трясун лежал всего-то в полусотне метров от Ван Донга, в едва приметной ложбинке, на выгоревшей красноватой низкорослой траве. Казалось, ничто не предвещало несчастья в этот день. Как обычно, спокойно скатывалась к горизонту беззаботная Марлен — местное солнце, порхали громадные голубые бабочки, незаметно приближался сиреневый вечер.

Ван Донг и Верта так удачно замаскировали на лесной опушке свой вездеход, так точно рассчитали направление ветра, что, казалось, не могли спугнуть появившегося вдруг на полянке трясуна. Он возник неожиданно, весело похрюкивая и чему-то радуясь. Пока еще никому не удавалось перехитрить трясунов. Эти невероятно осторожные создания ничем не напоминали доверчивых животных из доклада Гулля. Они издалека чувствовали малейшую опасность и убегали всегда вовремя.

А изучить их следовало — хоть живых, хоть мертвых. Как подействовала на них радиация? Убереглись они от мутаций или это уже мутанты?

Еще не веря своей удаче, Ван Донг прицелился и выстрелил. Получив солидный заряд снотворного, трясун подкосил ножки и медленно осел. Теперь — за ним. Вездеход дернулся, но, не пройдя и тридцати метров, начал яростно пробуксовывать и погружаться в грунт. Будто лунная пыль оказалась вокруг. А по лунной пыли эти вездеходы не шли… Ван Донг стремительно направил машину назад, к опушке. Но и упускать добычу не хотелось. И, пока трясун еще пел, Ван Донг решил оградить его защитным полем от летающих, ползающих и бегающих хищников, которые неминуемо соберутся вскоре на дармовое пиршество.

Захватив все необходимое, Ван Донг выбрался из вездехода на опушке, пристегнул к поясу легкий тросик и начал осторожно продвигаться к трясуну. Верта следила за удаляющейся фигурой мужа, готовая в любую минуту включить лебедку. Неожиданно Ван Донг по пояс провалился куда-то.

«Трясина!» — подумала Верта.

— Трясина! — радировал Ван Донг, проваливаясь в ту же самую лунную пыль, прикрытую тонким слоем красноватой травы.

Через мгновение лебедка натянула тросик, и спустя несколько минут Ван Донг снова оказался рядом с вездеходом.

Все, вроде, обошлось. Вот только над спящим трясуном уже начали метаться громадные коричневые гарпии. Сожрут — и никаких тебе исследований…

В тот день на совете экспедиции Гудзи не присутствовал — вместе с Элвином они дотемна барражировали над наполовину облысевшими окрестными лесами, выискивая посадочную площадку и сам звездолет экспедиции Гулля. Самый большой континент планеты был разбит на квадраты, и их методично осматривали один за другим. Изнуряющие и пока безрезультатные поиски… Однако именно в этом полете Гудзи и Элвин впервые увидели неизвестных еще землянам обитателей Беты.

Посреди небольшого нагорья, на ровной площадке, возле почти идеально круглого озера, стояли двенадцать могучих монстров, застывших на мощных столбообразных ногах. У монстров были большие конусообразные головы, почти слоновьи, длинные змееподобные хоботы, раздваивающиеся на конце, словно две руки, широко расставленные по сторонам уши. А от мочек ушей до уголков небольшого рта тянулись широкой бахромой отвратительные жабры. И виделась от этого сочетания, не поддающегося привычному земному восприятию, какая-то ужасная улыбка.

По сути, это были как бы «усовершенствованные» земные слоны. Но вид их был неприятен. Впрочем, может, только потому, что непривычен.

Заметив вертолет, страшилища дружно подняли к верху свои раздвоенные хоботы, и до Гудзи донеслось подобие какого-то раскатистого рыка. В нем чувствовалась угроза. Видимо, вертолет монстрам не понравился и показался опасным. Поэтому они повернули к озеру и с поднятыми хоботами неторопливо ушли в воду, скрылись в ней с головой. Они тоже явно не напоминали доверчивых животных.

Когда после полета Гудзи и Элвин вернулись на корабль, им объявили, что прямой контакт с остальными астронавтами запрещен. Объяснили причину: на сегодняшнем совете Ван Донг неожиданно покрылся страшными язвами и через час умер. Бессильными оказались и диагностическая аппаратура, и врач Линда.

Больше того: все, кто присутствовал на совете, вскоре после смерти Ван Донга почувствовали себя больными. У астронавтов ломило голову и суставы, подскочила температура, не отступала тошнота. Экипаж явно был инфицирован, и никто не знал пока ни сути болезни, ни средств от нее. Во всем этом еще предстояло разбираться, осмысливать анализы, подыскивать подходящие земные лекарства.

Поэтому на неопределенное время Гудзи и Элвин пошли в изоляцию. Единственный, кто тоже не принимал участия в том совете и с кем вроде бы теоретически допускалось их прямое общение, — это Малыш. Однако практически и ему предписали никуда не отлучаться из своей каюты и общаться со всеми остальными только через телесвязь.

Конечно, Малыш тяготился таким вынужденным заключением. Он давно уже привык свободно бродить по громадному кораблю.

Чтобы как-то поддержать сына, каждый свой новый день Гудзи начинал разговором с ним:

— Доброе утро, Малыш! Как самочувствие? Как настроение?

— Доброе утро, папа! — отвечал Малыш. — Настроение, конечно, не ахти, но химией займусь сегодня снова.

— Увлекся? Отлично! Про гимнастику только не забывай!

А когда Малыш уставал и от самостоятельных занятий, и от гимнастики, Гудзи рассказывал ему то, что тот не мог бы прочесть ни в одной взятой в полет книге, не мог бы увидеть ни на одной кассете с фильмами, — когда-то пережитое им самим, читаное или услышанное от кого-нибудь на Земле и перенесенное сюда, на Бету, только в памяти. Не стремясь к этому специально. Гудзи творил по сути некий ностальгический гимн своей планете — крошечной по космическим масштабам пылинке, затерявшейся в беспредельной дали. И совсем как к маленький землянин, Малыш познавал Майн Рида и Жюля Верна, Ростана и Гамсуна, Кондильяка и Шопенгауэра, Купера и Марка Твена, Или бродил по древнему Риму и Афинам, по Вавилону и Карфагену. Или представлял себя римским легионером эпохи Пунических войн. Или слушал Христа вместе с его учениками. Или помогал Микеланджело ваять вечные шедевры в средневековой Италии. Порою же, вместе с бесстрашными викингами, Малыш бороздил северные моря и открывал Америку задолго до Колумба.

В мечтах Малыша легко совмещались разные столетия, великие открытия различных эпох, а порой возникали лица великих людей с разных континентов, людей, принадлежащих к разным расам и национальностям. Чаще всего это были знаменитые воины, путешественники, писатели, ученые. Малыш как бы вдруг оказывался рядом с ними в их доме, или в походе, или за одним столом в дымной таверне.

Вот посреди тропического леса Камбоджи внезапно взметнулись ввысь, развернувшись в бутоны, огромные башни индуистского храмового ансамбля Ангкор-Ват, похожие на лотосы. Желто-серые башни словно стремятся вознестись над землей. Но их удерживают вцепившиеся намертво в камни переплетенные корни баньянов. Именно такой обнаружил в девятнадцатом веке эту поглощенную джунглями мертвую святыню кхмерских монархов французский натуралист Анри Мюс.

Позже выяснилось, что храму этому семьсот лет, что изображены на его бесчисленных рельефах не кхмерские, а индусские исторические и мифологические сюжеты, что входить в огромный храм позволялось только монарху и его приближенным, а простому народу — запрещалось. Все это выяснилось много позже, А в первый момент Анри Мюс понял лишь то, что случайно открыл новое чудо света.