Бойцовский клуб (перевод А.Амзина) - Паланик Чак - Страница 5

За то время, пока копия фильма добиралась с Западного побережья до Восточного, вся обнаженка полностью исчезла. Один киномеханик вырезал кадр. Другой киномеханик вырезал кадр. Всем хотелось иметь у себя изображение голой Энджи Дикинсон. А уж когда в киношках начали показывать порнуху, то эти парни разжились просто эпическими коллекциями слайдов!

Ты просыпаешься в Боинг Фильд[12].

Ты просыпаешься в международном аэропорту Лос-Анджелеса.

Сегодня на нашем рейсе почти нет пассажиров, так что можно убрать подлокотники и растянуться на креслах во весь рост. Вытягиваешься, вьешься ужом, выгибаешь спину, руки, ноги, раскидываешься на три-четыре кресла вокруг. Я перевожу часы на два часа назад или на три часа вперед: Тихоокеанское, Центральное, Восточное поясное время, поясное время Скалистых гор. Час теряешь, час выигрываешь.

Это твоя жизнь, и с минуты на минуту ей придет конец.

Ты просыпаешься в кливлендском аэропорту имени Хопкинса.

Ты вновь просыпаешься в Си Таке.

От работы киномеханика быстро устаешь и становишься злым. Но чаще всего начинаешь просто маяться от скуки. И тогда берешь слайд из порнографической коллекции, собранной твоим предшественником, и вклеиваешь кадр с крупным планом здоровенного красного члена или распахнутого влажного влагалища в художественный фильм.

И вот на экране фильм про зверушек, в котором пес и кот, потерявшие хозяев во время путешествия, ищут дорогу домой. И в третьей части, сразу после того, как эти говорящие человеческими голосами четвероногие подкрепились объедками из мусорного бака, на экране промелькивает изображение полноценной эрекции.

Это работа Тайлера.

Отдельный кадр виден на экране в течение одной шестидесятой доли секунды. Разделите секунду на шестьдесят равных частей. Именно столько была видна эрекция. Монументальный член высотой в четырехэтажный дом нависает над жующей попкорн публикой, и никто его не видит.

Ты вновь просыпаешься в Логане.

Эти поездки – сплошная мука. Я езжу на те встречи, в которых не желает участвовать мой начальник. Я все тщательно записываю. Я приезжаю и докладываю.

Моя задача заключается в правильном применении секретной формулы.

Чистая арифметика.

Классическая задачка из учебника.

Если новая машина, произведенная компанией, на которую я работаю, выехала из Чикаго со скоростью шестьдесят миль в час, и тут у нее заклинило дифференциал, и она улетела в кювет, разбилась, бензобак взорвался и все, кто были в салоне, сгорели заживо, должна ли компания отозвать все проданные автомобили этой модели на доработку?

Возьмите общее количество проданных на настоящий момент автомобилей (А), умножьте на среднее количество серьезных отказов (В), а затем умножьте произведение на среднюю стоимость урегулирования иска родственников пострадавших во внесудебном порядке (С).

А х В х С = X. Вот во сколько нам обойдется проблема, если мы не будем отзывать модель на доработку.

Если X превышает стоимость доработки, то мы производим доработку, и аварий больше не бывает.

Если X меньше, чем стоимость доработки, то мы доработку не производим.

Куда бы я не ехал, в конце пути меня ждет обгоревший и покореженный корпус автомобиля. Я знаю каждый скелет, который мы прячем в шкафу. Считайте это моим допуском к секретной информации.

Ночи в гостиницах, ужины в ресторанах. В дороге заводишь знакомства с одноразовыми знакомыми, которые очутились на соседнем кресле по пути из Логана в Монтгомери, и из Монтгомери в Уиллоу Ран.

– Я работаю координатором отдела рекламаций, – говорю я моим одноразовым знакомым, – но мечтаю о карьере мойщика посуды.

Ты вновь просыпаешься в О’Харе.

После первого успеха Тайлер начал вклеивать пенис куда ни попадя. Или, если не пенис, то налитое кровью четырехэтажное влагалище величиной с Большой Каньон, которое промелькивало на экране в тот момент, когда принц приглашал Золушку на танец. Народ смотрел и ничего не замечал. Зрители пили и жевали как прежде, но что-то изменялось в их подсознании. Некоторым внезапно становилось дурно или они начинали плакать безо всякой причины. Никто не понимал, в чем дело. Только птичка колибри смогла бы поймать Тайлера за руку.

Ты просыпаешься в аэропорту имени Кеннеди.

Я растекаюсь в жижу в момент приземления, когда одно колесо с глухим стуком касается дорожки, и самолет накреняется в одну сторону и повисает в нерешительности, не зная, то ли ему опрокинуться, то ли покатиться дальше. В этот миг все теряет значение. Стоит только поднять голову, посмотреть на звезды – и ты пропал. Ничего больше не имеет значения. Ни сохранность багажа. Ни запах изо рта. В окнах темно, а сзади ревут турбины. Салон кренится под опасным углом и тебе уже никогда не придется заполнять командировочный отчет. Для компенсации расходов свыше двадцати пяти долларов необходимо предоставить квитанцию. Тебе уже никогда не понадобится парикмахер.

Снова глухой стук – это второе колесо коснулось покрытия. Звучит стаккато сотен расстегиваемых замков привязных ремней и очередной одноразовый знакомый, рядом с которым ты только что чуть не умер, говорит:

– Надеюсь, все у вас пройдет гладко.

Я тоже надеюсь.

Вот и еще один миг позади. И жизнь идет своим чередом.

И однажды, по чистой случайности, я повстречался с Тайлером Дёрденом.

Пришла пора отпуска.

Ты просыпаешься в международном аэропорту Лос-Анджелеса.

Вновь.

С Тайлером я познакомился на нудистском пляже. Дело было в самом конце лета, меня разморила жара, и я задремал. Голое тело Тайлера было покрыто потом и песком, слипшиеся длинные волосы закрывали лицо.

Тайлер бродил по соседству со мной задолго до того, как мы познакомились.

Тайлер вылавливал из зоны прибоя плавник и выволакивал его на пляж. Затем он вкапывал бревна в сырой песок, так что они превращались в столбы высотой в человеческий рост. Когда я проснулся, Тайлер вкопал уже четыре бревна и волок пятое. Он вырыл в песке глубокую яму, а затем опустил в нее бревно одним концом, и оно встало почти вертикально.

Ты просыпаешься на пляже.

Кроме нас на пляже никого не было.

Тайлер взял палку и начертил на песке прямую линию в нескольких футах от бревна. Затем он вернулся к бревну и принялся утрамбовывать ногами песок вокруг него.

Кроме меня никто этого не видел.

Тайлер окрикнул меня:

– Эй, не знаешь, который час?

Я сказал:

– Смотря где…

– Здесь, – уточнил Тайлер. – Здесь и сейчас.

Шестнадцать часов ноль шесть минут.

Вскоре Тайлер уселся по-турецки в тени, которую отбрасывали бревна. Посидев несколько минут, он встал, окунулся в воду, затем надел майку и шорты и собрался уходить. Я не мог не спросить его.

Мне ужасно хотелось знать, что он такое сооружал, пока я спал.

Если я могу проснуться в другом месте и в другое время, чем те место и время, в которых я заснул, почему бы однажды мне не проснуться другим человеком?

Я спросил Тайлера, не художник ли он.

Тайлер пожал плечами и объяснил мне, что он специально выбрал пять таких бревен, которые расширялись бы к основанию. Затем он объяснил мне, зачем начертил на песке линию и как при помощи этой линии он определил положение тени от каждого из пяти бревен.

Иногда ты просыпаешься непонятно где, и тогда приходится задавать вопросы.

Тень гигантской руки – вот что создал Тайлер. Только теперь все пальцы, кроме большого, были непропорционально длинными, как пальцы Носферату, а большой, наоборот, слишком короток. Но в половину пятого, объяснил Тайлер, тень руки выглядела идеально. Тень гигантской руки выглядела совершенной всего какую-то минуту, и именно эту минуту Тайлер и сидел в тени созданного им совершенства.

Ты просыпаешься и оказываешься нигде.

Одной минуты вполне достаточно, объяснил Тайлер. Приходится попотеть, чтобы достичь совершенства, но минутное совершенство оправдывает все усилия. От совершенства и требовать нельзя, чтобы оно длилось дольше.