Создатели континентов - де Камп Лайон Спрэг - Страница 4
- Предыдущая
- 4/66
- Следующая
— Мне отшен жаль, — промолвил осирианец. — Она такая игривая.
Вечером накануне следующей встречи братства йотян через кусты у местного музея двигались какие-то тени. Дверь открылась, и из нее выскользнула другая тень — судя по контурам, это был высокий широкоплечий мужчина. Он осмотрелся, потом глянул в темноту, из которой только что вышел. Сделав несколько осторожных шагов вниз по ступенькам, человек прошептал:
— Сюда!
Из кустов вышла другая тень — не человека, а чего-то мезозойского. Тень человека бросила тени рептилии какой-то пакет, а в этот момент из дверей вышел сторож и крикнул:
— Эй, вы там!
Тень-человек пустилась наутек, а тень-рептилия нырнула в кусты. Сторож еще раз крикнул, дунул в полицейский свисток и бросился за человеком, но скоро остановился, тяжело дыша. Преследуемый скрылся из виду.
— Будьте вы прокляты! — выругался сторож. — От полицейских все равно далеко не уйдете. Кто же у нас был сегодня после обеда, перед закрытием? Одна пигалица, похожая на итальянку, этот рыжий препод и один амбал, навроде футболера…
Фрэнк Ходиак увидел, что его сосед по комнате собирает свои нехитрые пожитки, и спросил:
— Куда это ты?
Я хотеть уезжать на рождественские каникулы, — ответил Хитафия. — Мен отпускать на несколько дней. — Он со щелчком закрыл свой чемоданчик. — До свидания, Фрэнк. Мне было приятен знакомиться с тобой.
— «До свидания»? Ты уезжаешь прямо сейчас?
— Да.
Судя по твоему голосу, ты и возвращаться сюда не то будешь не то нет.
— Возмошно всякое. Когда-то. Сахаси-штаси , как говорят на Осирисе.
— А что это за забавный пакет ты держишь?.. — Но не успел Ходиак закончить фразу, как Хитафии и след простыл.
На следующем собрании братства Хитафия, до того самый старательный из кандидатов, отсутствовал. Йотяне позвонили в общежитие, и Фрэнк Ходиак сказал, что осирианец уехал несколькими часами ранее.
Всех удивило также перебинтованное запястье Джона Фицджеральда. На вопросы братьев-йотян он ответил:
— Будь я проклят, если сам что-то знаю. Помню только, в какой-то момент обнаружил, что сижу у себя в комнате, а рука у меня порезана.
Собрание шло своим чередом, и удары лопатками наносились без передышки, как вдруг в дверь позвонили. Вошли два полицейских: свой, из университетского городка, и муниципальный, который тут же спросил:
— Джон Фицджеральд здесь?
— Да, — ответил Фицджеральд. — Я это.
— Возьмите свою шляпу и пальто и пройдемте с нами.
— Чего ради?
— Хотим задать вам парочку вопросов по поводу исчезновения одного экспоната из нашего музея.
— Ничего об этом не знаю. Валите отсюда и без всех нужных бумаг не приезжайте.
Джон немного перегнул палку, потому что у муниципального полицейского был с собой листок с напечатанным текстом, и он сказал:
— О'кей, вот тебе ордер. Ты арестован. Пошли… — И он взял Фицджеральда за запястье.
Джон вырвал руку, сделал круговое движение, которое закончилось ударом по лицу полицейского. Тот упал на спину и остался лежать, чуть-чуть подергиваясь и постанывая. Другие братья-йотяне тоже не остались сидеть сложа руки. Они схватили полицейских и спустили вниз по каменной лестнице. После этого прием новых членов братства продолжился.
Через пять минут к подъезду подлетели три вызванные по рации патрульные машины. Из них выскочили двенадцать полицейских и ворвались в дом.
Как только братья-йотяне увидели дубинки, вся их бравада тут же растаяла как дым. Копы в голубой униформе двинулись к Фицджеральду и уже стали протягивать к нему руки. Он ударил одного из них, но на него навалились и в два счета скрутили. Джон продолжал вырываться, но скоро затих, когда один из полицейских припечатал его дубинкой по голове.
Потом его вывели и посадили в машину. По дороге к участку он спросил:
— Какого дьявола все это значит? Говорю вам: в жизни ни разу ничего ни в каком музее не брал.
— Брал, брал, — сказал полицейский. — Вставные зубы одного из этих субчиков с другой планеты. О’Райли вроде? Они его так называют. Тебя видели в музее перед закрытием, и ты оставил отпечатки на стеклянном ящике, когда в него лазил. На этот раз, парень, ты здорово влип. Студиозусы проклятые, а мы еще думали, что вы лучше других…
На следующий день Герберт Ленгиел получил письмо:
«Здравствуй, Герберт!
Когда ты начнешь читать эти строки, я буду уже на пути к Осирису, с зубами Главного инспектора Фисесаки — одного из величайших наших героев. Мне удалось получить место на космическом корабле до Плутона, откуда я доберусь до моего родного Осириса на межзвездном лайнере.
Когда, по предложению Фицджеральда, первоначально похищенные де Камара зубы оказались у меня, искушение было слишком сильным, чтобы ему можно было сопротивляться.
На самом деле, не будучи опытным взломщиком, я загипнотизировал Фицджеральда, чтобы он сделал это за меня. Тем самым я одним выстрелом убил трех зайцев. Кажется, именно так говорят у вас на Земле. Я получил эти зубы. Я отомстил Фицджеральду за его оскорбления. И я отправил его за решетку, а ты благодаря этому получил освободившееся место рядом с мисс Холм. Теперь ты все знаешь и можешь спасти его от исключения из университета, потому что, по-моему, такого жестокого наказания он не заслуживает.
Я и тебя чуть-чуть загипнотизировал по-осириански, чтобы ты немного раскрепостился. Поэтому теперь ты вполне можешь завершить это дело, как сочтешь нужным.
Жаль, что мне не удалось окончить Атлантический университет и стать полноправным членом братства Йота-Гамма-Омикрон. Однако мой народ воздаст мне должное за это деяние, так как высокие порывы на Осирисе чрезвычайно ценят.
С братским приветом, Хитафия.»
Ленгиел положил письмо и посмотрел на себя в зеркало. Последние часы он чувствовал себя очень хорошо! Совсем не так, как раньше. Но теперь причина этой бодрости, легкости, уверенности в себе была ясна.
Он усмехнулся, зачесал назад волосы и вышел, чтобы позвонить Алисе.
— Итак, тшентельмены, — сказал Хитафия, — теперь вы понимаете, потшему я решил подписать данное соглашение. Возможно, меня подвернут критике за то, што я пошел вам навстретшу так легко. Но вы понимаете, какая теплота в моем сердце к вашей Земле. Я бывал на многих планетах, но нигде не тшувствовал себя так дома, как много лет назад в братстве Йота-Гамма-Омикрон.
Посол начал собирать свои бумаги и продолжил:
— Есть у вас текст меморандума о нашей встрече, тштобы я его подписал? Ошен хорошо. — Хитафия поставил свою подпись, воспользовавшись когтем вместо ручки. — А на следующей неделе будет оффитсиальное подписание, да? С телекамерами и длинными ретши? Если в один день вы захотите воздвигнуть монумент в тшесть основателей Межпланетного совета, вы мошете поставить памятник мистеру Герберту Ленгиелу.
— Сэр, мне говорили, что осирианцы, как и наши земляне, любят пропустить рюмашку-другую. Как вы насчет того, чтобы спуститься в наш бар…
— Весьма сожалею, но не сегодня. В следующий раз — пошалуста. Сейчас мне надо успеть на самолет до Балтимора, США.
— Что вы собираетесь там делать? — спросил Чагас.
— Прежде всего, Атлантишеский университет решил сделать меня пошетным профессором. Как мне удержать на своем гребне эту смешную шапотшку с кистями — ума не приложу. Но это еще одна притшина, потшему я принял ваши предложения. Вы знаете, што мы, осирианцы, отшень сентиментальны. А што слутшилось с мистером Ву. Он не заболел?
Ответил Чагас:
— Прямо у него на глазах только что разлетелась вдребезги вся его долгие годы вынашиваемая философия. Пойдемте, мы посадим вас в самолет.
Ву с трудом оторвался от кресла и заставил себя пойти вместе со всеми. Эванс, глядя на него, усмехнулся:
- Предыдущая
- 4/66
- Следующая
