За последним порогом. Начало - Стоев Андрей - Страница 1

Смерть – это не только конец пути, но и начало чего-то нового. Это последний порог, за которым начинается новый путь, на котором кто-то поднимется ещё выше, а кто-то спустится вниз. Этот порог нужно было просто перешагнуть, но я споткнулся…

Меня влекло куда-то вдаль с непреодолимой силой, не оставляющей никакой возможности для сопротивления. Мелькали какие-то странные световые поля, нити, куски структур. Мыслей не было совершенно, сознание просто фиксировало происходящее без какого-либо анализа или оценки. Пришло понимание что я умер, но это также не вызвало никаких эмоций – всего лишь факт, ничем не выделяющийся из десятков и сотен других фактов. Я не мог думать и испытывать эмоции – для этого нужно было быть живым, но опять же, это меня совершенно не беспокоило.

Следом я осознал ещё один факт: я таю. С каждым мгновением от меня (души? сознания?) отрывается новый кусочек личности, привычек, воспоминаний, размываясь и оставаясь позади. Эмоций по-прежнему не было, но появилось понимание, что это неправильно. Я по-прежнему не мог и не хотел бороться, но каким-то образом это ощущение неправильности что-то изменило в происходящем. Я почувствовал, что давление постепенно слабеет, и я начинаю замедляться. Внезапно давление исчезло, меня швырнуло куда-то вбок, и сознание померкло.

* * *

Снова пришёл я в себя нескоро – точнее говоря, снова начал себя осознавать. Понадобились месяцы, чтобы слабый мозг младенца развился достаточно, и на общем фоне растительного существования начали мелькать какие-то мысли. Думать было нелегко; даже простейшие попытки что-то вспомнить из прошлой жизни быстро утомляли, и я засыпал или снова проваливался в бездумное созерцание. Но время шло, и постепенно способность связно мыслить восстанавливалась. Память, однако, сильно пострадала, и воспоминания о прошлой жизни были во многом отрывочными, а частью даже просто непонятными. Остался ли я той же самой личностью? Не знаю… хотелось бы верить, что да. Много ли мы помним о себе десятилетнем в шестьдесят? Но личность остаётся той же самой, стало быть есть ещё что-то, что делает нас теми, кто мы есть – принципы, воззрения, привычки. Впрочем, вне зависимости от ответа на этот философский вопрос, придётся жить с тем, с чем придётся. Оставалось лишь надеяться, что с развитием мозга воспоминания вернутся.

Не сказал бы, что младенческое существование было очень уж утомительным – просто в силу того, что осознанное бытие занимало не так уж много времени. Я старался больше думать и узнавать мир вокруг, но получалось это не то чтобы очень уж хорошо. Хотя прогресс определённо наблюдался.

Больше всего раздражало хождение под себя, но с этим оставалось только смириться. На горшок меня никто сажать не собирался, да и что толку, если я себя никак не мог контролировать? Организм делал в пелёнки по своему графику, и совершенно не интересовался мнением мозга по этому вопросу. Все, что я мог, это потребовать смены пелёнки, и я дисциплинированно ревел, как и полагалось младенцу.

Через какое-то время мозг немного развился, и жить стало поинтереснее. Непонятные пятна постепенно стали складываться в очертания предметов, приобретая цвет и объем. Кровать, грудь, какая-то мягкая игрушка (заяц? енот?), рука, которая, несомненно, была моей, хотя таковой почти не ощущалась. Вообще надо заметить, что мускулы у меня, казалось, жили собственной жизнью. Было практически невозможно просто взять игрушку – рука дёргалась почти непроизвольно. Можно было только улучить момент и вцепиться. Хватательные движения получались неплохо.

Постепенно удалось идентифицировать окружающих людей. Женщина, кормившая меня грудью, – надо заметить, молодая и очень красивая, – была, несомненно, моей матерью. Однако часто меня кормила другая женщина, которую я затруднялся как-то обозначить. Кроме того, часто рядом оказывался ещё один младенец – брат? Сестра? Непонятно…

Примерно тогда же произошло неприятное событие, которое меня порядком напугало. Я проснулся оттого, что меня довольно грубо тыкали пальцем. Надо мной склонилась женщина с холодными глазами, рассматривая меня равнодушным взглядом гадюки. Мать говорила ей что-то резкое, а та что-то лениво цедила в ответ. В конце концов она отвесила матери презрительную пощёчину, и та замолкла. Она ещё раз довольно больно ткнула меня – я просто взбесился от злости и неожиданно для себя заплакал. Тьфу! Так у меня состоялось знакомство с бабушкой, которое, к счастью, продолжения не получило.

Хотя инцидент на этом и закончился, я вдруг осознал, что мир вокруг не вполне уютное место, а я ещё как минимум лет пятнадцать буду совершенно беспомощным. Конечно, варианты развития у ребёнка довольно ограничены, но просто сидеть и ждать, когда вырастешь и станешь большим и сильным, это опасный путь. Я твёрдо решил использовать любую возможность стать сильнее, и скоро такая возможность неожиданно подвернулась.

* * *

Я лежал в кроватке, и повернув голову, наблюдал за матерью, которая уронила что-то мелкое, вроде иголки, и вполголоса ругаясь, пыталась её найти. Дело было вечером, люстра под потолком светила не очень ярко, и разглядеть потерянную мелочь на полу было почти невозможно. Внезапно мир как-то беззвучно качнулся, и над головой у матери появился крохотный яркий шарик. Я просто оторопел от изумления. Довольно быстро мать нашла потерянное, шарик потух, и мир стал прежним.

Нет, мы охотно представляем себя с волшебной палочкой и все такое, но как бы мы ни рассуждали о плетениях, мане, и тому подобных вещах, все мы понимаем, что магия – это фантазия, которой в реальной жизни места нет. И вот я своими глазами вижу что-то, совершенно противоречащее привычной мне картине мира. Отрицать или игнорировать это было невозможно – мать действительно создала нечто, испускающее свет. Сомнения ещё оставались, но было сложно объяснить увиденное иначе, чем каким-то видом магии.

После этого я стал пристально наблюдать за матерью, и быстро обнаружил, что она довольно активно, хотя и по мелочи, использует магию в повседневной жизни. Немного посветить, притянуть небольшую вещь, до которой трудно дотянуться, подогреть остывший чай – было удивительно, как я раньше всего этого не замечал.

Вскоре я понял, что её действия как-то связаны с лёгкой дымкой, которая затягивает буквально всё. Эта дымка никак не мешала видеть окружающее, да и виделась она скорее не глазами, оттого я раньше и не обращал на неё внимания. Точнее, просто решил, что это что-то возрастное, что пройдёт позже само, когда глаза полностью разовьются, и выбросил это из головы. Теперь я стал целенаправленно приглядываться, и очень скоро выяснил, что эта дымка не совсем однородна – когда мать создаёт, например, шарик света, то дымка рядом как бы стягивается и формирует некую структуру. В целом это было довольно похоже на какую-то разновидность поля, хотя было не совсем понятно, отчего зависит его конфигурация, и каким образом в нем создаются неоднородности. Поскольку никаких приспособлений мать не использовала, дело явно было в волевом усилии, но как она это делала? Палочкой она не махала, и никаких бессмысленных слов не выкрикивала.

Постепенно я начал понимать принцип – нужно было выделить точку концентрации внимания, и стягивать поле в эту точку. Даже небольшое повышение концентрации дымки в выбранной точке требовало огромных усилий, и результатом обычно была сильная усталость, переходящая в сон. Но все равно это был результат, и я был полон энтузиазма. Собственно, больше мне делать было практически нечего – мать работала, и я часто был предоставлен сам себе. Когда мать работала, за нами приглядывала вторая женщина. Пригляд был неплотный, да и вообще с нами никто особо не нянчился. Не то чтобы нас предоставляли самим себе, просто мы были спокойными детьми, а у взрослых хватало своих забот.

* * *

Здесь надо рассказать об обитателях квартиры. Где-то месяцам к шести-семи я уже составил полное представление об окружающей обстановке и людях. Во-первых, это моя мать, которую звали Милославой или просто Милой. Второй младенец оказался девочкой Леной, а её мать звали Натой. Жили мы все вместе в довольно приличной трёхкомнатной квартире – не нищета, но скорее благородная бедность. Непонятно, были ли мы родственниками или просто соседями, но причина совместного проживания была довольно очевидной. Мать и Ната работали, а мама ещё и училась – во всяком случае, она часто сидела за учебниками. Вдвоём у них получалось по очереди кормить детей и вообще присматривать. В общем-то, решение разумное – с приходящей няней мороки было бы гораздо больше, да и оставлять грудного ребёнка на чужого человека не каждый решится.