Детство 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 67

— И это так, — я нервно закусал губы, — навскидку только! Если уж закрутилось всерьёз, то могут и чего ещё приплесть.

— Могут, — опекун засопел и снова отхлебнул заварки, морщась от едкой горечи, — для, так сказать, показательной порки! Для наглядности всему российскому юношеству в твоём лице. С республиканскими настроениями.

Мне ажно поплохело. Если подумать как следует, то я в немилости у полиции и этих… охранителей и ревнителей. Песни, потом стачка. Показал, значица, выбор стороны. Теперь ещё и попы! Эти-то с какого бока?

— Похоже, донос, — сморщился опекун, которому я озвучил свои мысли, — Так бы на него не обратили особого внимания, ну может только в дело подшили. А вовремя! Долгогривые наши всегда в одной связке с полицией работали. Звенья, так сказать, одной цепи!

— Надя, ты… — начала было мать встревоженно.

— Ни полслова! — быстро отозвалась девочка, крепко вцепившись обеими руками в стол, будто её от разговоров утаскивать собрались. В глаза бешеный интерес, сочувствие моему непростому положению и восторг от самонастоящих взрослых разговоров.

— Пусть! — махнул рукой Владимир Алексеевич. Супруга на то вздохнула еле слышно, но спорить не стала. Не при детях.

— Деньги ещё, — мрачно сказал я, — могли и закуситься! Я ж на церкву…

— Церковь, — машинально поправила Мария Ивановна, но тут же махнула рукой — продолжай!

— Церковь, — поправляюсь, — я на на неё ни рублика! В кружку церковную опускал иногда по копеечке или две, но больше полтины за всё время никак не выходит! Могли обидеться?

— Могли, — задумчиво согласился опекун, — за деньги они всё могут, а вот без денег… тоже всё, но в совсем ином ключе.

— Так может… а? — тру пальцы, но дядя Гиляй решительно мотает головой, и вижу — закусился!

Ах ты… всем хорош Владимир Алексеевич, но иногда вот так — встанет в позу барана, да глаза кровью дурной наливает. Противная такая скотинка получается! Потом да — бывает, што и извиняется. Но сильно потом, да и не всегда.

Или… ну точно, денег нет! У Гиляровских всё так — несмотря на хозяйственные таланты Марии Ивановны, деньги уходят только так. Пф! И нету.

Владимир Алексеевич хоть и зарабатывает хорошо, но и тратит — ого! А главное — бестолково. То «хорошему человеку» помочь без отдачи, то «на хорошее дело» без счёту. Годами иногда тянут таких вот «хороших людей» и «хорошие дела», и редко с отдачей. Вроде и не бедствуют, но и копеечки про запас нет.

Гонорар получил, даже если и пребольшой и фрр! Разлетелся. Долги закрыть, повседневные расходы, меценатство всякое. Были, и нет.

С опекунством тоже всё не просто. Как я не пытался вносить свою лепту, а шишь! Полный отказ, да ещё и с обидой. А мог бы… мда.

Потупив голову, ковыряюсь ложечкой в розетке с вишнёвым вареньем, да размышляю. Могу ли я сделать какие-то ходы помимо опекуна? По всему выходит, што шиш!

На купечество могу выйти, на Иванов, на жидов, хоть даже и московских, а вот на Церковь — хрена! Через посредничество? Хм… а пожалуй, што и нет! Такая себе идея, потому как лечение может выйти хуже болезни.

В вовсе уж нехорошем случае есть варианты — начиная от общественности, заканчивая… Да хотя бы в Турцию! А? К дяде Фиме Бляйшману! Звал! Туретчина, оно конешно, сильно не Рассея, но ежели прижмёт, то почему бы и не да?!

Приободрился мал-мала, но дядя Гиляй по-своему понял.

— Не журись! — и подмигивает. Я в ответ улыбаюсь, и вполне даже искренне. Но где-то внутри, в самой што ни на есть глубине, приходит понимание — рассчитывать в полной мере можно только на себя. Ну и чуть-чуть — на Саньку с Мишкой.

Потому как даже лучшие — вот так вот. Со своими дурными амбициями через взрослость и лучшее понимание, што и как нужно для меня.

Раз за разом повторяю двойной перевод на манекене, работая исключительно на технику. Финт переводом, укол переводом, назад! И… финт переводом…

Почти медитативное состояние сбивает мальчишка, подбежавший к учителю фехтования. Выслушав его, Тарасов нахмурился и отпустил кивком головы. И… финт переводом… а-атставить!

Заметив подходящего ко мне учителя, опускаю рапиру к ноге.

— Постников не придёт, — ворчливо сказал Тарас Петрович, — предупредил. Ты как? На подмену можешь?

— Да, Тарас Петрович! — сымаю экипировку и наскоро обтираюсь.

Ситуация не из ряда вон, среди «водителей групп» много совсем молодых парней — инициатива Шнеппа Фердинанда Фердинадовича. Расчёт на то, што толковая молодёжь, проработав несколько лет под руководством более опытных наставников, усовершенствует не только спортивные, но и тренерские навыки.

По пути в гимнастический зал предельно вежливо, но без душевности, раскланиваюсь с Францем Ивановичем Ольшаником. Он адепт Сокольской гимнастики, делающей ставку на массовое обучение и массовые же гимнастические упражнения, желательно синхронно. Человек он не самый плохой, но изрядный зануда и ментор. Пока своим виденьем гимнастики он донимал лично меня, я терпел, а вот после попытки влезть в учебный процесс, ответил резковато.

— Егор! — моя ладонь утонула в огромной лапище Лебедева, и прославленный атлет не спешит отпускать ей, — Зайдёшь потом? У тебя, помнится, бывают интересные идеи по спортивным снарядам.

— Зайду, Александр Александрович.

— Вот и хорошо, — заулыбался тот, отпуская наконец руку.

— Как день прошёл? — поинтересовался дядя Гиляй за ужином.

— Интересно… — я задумался, — да, интересно! Тарас Петрович поставил меня на замену Постникову.

— Опять? — приподнял бровь опекун, — Хоть предупредил, или как всегда?

— Не опять, а снова! — улыбаюсь в ответ, — Да, через посыльного. Я как раз с рапирой упражнялся. Обтёрся наскоро, воды попил, да и на занятия. А там гимназисты и реалисты из старших классов, м-да… Как справился, и сам не знаю. Чудом, не иначе! Понял немножечко, какие чувства испытывают укротители львов, входя в клетку!

— Добавки, храбрый укротитель? — поинтересовалась Мария Ивановна, не скрывая улыбки.

— Не откажусь!

— Львы, — дядя Гиляй хмыкнул скептически, но тему развивать не стал. И довольный такой… я весь навстречу подался, и на выдохе:

— Неужели?!

— В ближайшее воскресенье, — заулыбался опекун, — Ну как? Готов к экзаменам?

Киваю часто-часто, и такое облегчение, што просто ой! Владимир Алексеевич тоже заулыбался, и сразу вокруг захорошело. Всем, оказывается, душу тяжелило.

Чай когда пили, поминутно над всякой ерундой смеялись. Такой, што в иное время только плечами пожать, а вот смешно! Хоть какая-то определённость появилась.

Спал беспокойно, поминутно просыпаясь и ворочаясь потом без сна. А когда засыпал, то лучше бы и не пытался! Бегал от кого-то, прыгал, боялся, душился, прятался. Не помню толком снившегося, но вот ей-ей, одна сплошная гадость! Потел, метался, вставал попить воды и посцать. Встал в итоге раньше всех, и с такими кругами под глазами, што ой! Лучше б и не ложился.

В церкви ещё хужей стало. И так-то долгогривых не шибко люблю, а тут ещё и по духовной части неприятности. Так себе состояние для искренней молитвы.

А што делать? Зубы сцепил, да крещусь, вбивая яростно пальцы в тело. Со стороны если, так истово. На деле настроение такое, што вот е-ей! Хочется вервие взять, и из храма их! Напугавшись собственной ярости и мыслей на грани богохульства, постарался отрешиться от всего вокруг, и обратиться не к их суровому Ветхозаветному Богу, а моему Боженьке. И как-то так… не очень вышло. Понимание такое в голову стукнуло, што Ему это всё в общем-то и не надо. Да и мне, собственно, тоже.

Домой со службы вялый шёл, раздумчивый. Разом, ети, двойное навалилось — переживание экзаменационное и от этого… катарсиса, кажется? Ну, пусть так!

От волнения тошнить начало. Сел отпаиваться крепким сладким чаем, листая старые газеты. Домашние на цыпочках, даже всегда бесцеремонно-шумный дядя Гиляй.