Вечное Лето, Том II: Бессмертные Легенды (СИ) - Macrieve Catherine - Страница 4

– Это моя новая комната, – слабым от восхищения голосом произносит Грейс.

– Давайте не забывать, зачем мы здесь, – бормочет Шон. – Если наши таинственные гости искали здесь что-то, возможно, и мы найдём какие-то ответы.

– Но что мы вообще ищем? – недоумевает Мишель. – Здесь тысячи книг…

– Будем надеяться, что мы поймём, что именно нам нужно, – пожимает Шон плечами. – Просто… обращайте внимание на всё, что кажется вам любопытным.

Ирис сканирует огромный глобус.

– Анализирую. Данный объект датирован одна тысяча пятьсот девяносто четвёртым годом… Его возможный создатель…

– Личная сокровищница Эверетта Рурка, – благоговейно шепчет Лейла, перебивая голограмму. – А я всё гадала, где же она…

– М-м, сокровищница? – рассеянно переспрашивает Джейк, смахивая пыль с какого-то старинного тома. – И для каких же целей он поместил её именно сюда? В отель? Разве не логичнее было бы спрятать её получше?

– Отец многое скрывает, – просто поясняет Алистер, и я не могу не думать о том, насколько это правда.

– Что отец, что сын, – пространно замечает Эстелла. Алистер не находится с ответом.

Снежок как-то странно дрожит, уставившись на что-то между книжных полок. Я подхожу ближе: в стене расположена ниша, и в ней – на манер факела – торчит что-то вроде необычного вида жезла. Длинная металлическая палка с набалдашником в виде змеиной головы и крыльями вокруг неё, и ещё две змеи обвивают жезл по всей длине.

– Да, Снежок, меня тоже эта штуковина пугает, – медленно произношу я.

– Это кадуцей, – говорит Ирис, просканировав жезл. – так же известный, как керикион. В мифологии – символ Меркурия или Гермеса – бога-вестника.

– Меркурия? – переспрашиваю я. – То есть, мы снова возвращаемся к римской тематике – как Помпеи?

– Знаете, чем у римлян дело кончилось? – гогочет Крэйг.

– У меня есть совершенно безумная мысль, – медленно говорю я, глядя на Крэйга. – Вы подумаете, что я сошла с ума, но… – Я вытаскиваю кадуцей из стены и продолжаю: – Пойдёмте-ка в атриум.

Никто не задаёт лишних вопросов, так что, наверное, я действительно ухитрилась не растерять доверие к себе… Пока что. Пока у меня не появятся новые тайны. Почему-то мне кажется, что сдержать данное слово о том, что я ничего не стану скрывать, у меня не выйдет.

Я быстро иду в атриум под аккомпанемент дружного топота ног; в атриуме подхожу к статуе Рурка в римской тоге и взбираюсь на постамент, рискуя свалиться. Его правая рука сжата в кулак и чуть выставлена в сторону, но я думаю, что если моя догадка не оправдается – я буду выглядеть полнейшей дурой.

Но попытка не пытка.

Я вставляю кадуцей в руку статуи – жезл становится, как влитой – и спрыгиваю на пол. И раздаётся странный скрежет, заставляющий пол под нашими ногами едва ощутимо подрагивать. Плиты на полу позади статуи расходятся в стороны, открывая нашим глазам узкую винтовую лестницу.

– Вот же хрень, – присвистывает Крэйг.

– Не особенно хочется спускаться, – замечает Джейк, – вдруг там какая-то красная комната боли, как у сраного Кристиана Грея…

– Фу, Джейкоб, можно было обойтись и без этого замечания, – кривит губы Алистер.

– Если честно, Малфой, я пожалел об этом сразу, как сказал.

Мы спускаемся один за другим, и Джейк держит мою руку, переплетает свои пальцы с моими.

– Тебе ведь не страшно, а? – улыбаюсь я в темноте.

– Нет, мне просто хотелось, чтобы у меня был повод держать тебя за руку.

Зара позади нас всеми силами изображает звуки рвотного позыва. Когда лестница кончается, я чувствую под ногами мягкий ковёр с длинным ворсом. Не видно абсолютно ничего – даже лиц друзей, столпившихся у подножия лестницы. Я стискиваю руку Джейка, и это придаёт мне храбрости – я делаю ещё один шаг вперёд, и тут же нас ослепляет яркий свет, льющийся с потолка.

Это, действительно, очень странное помещение. Белоснежные стены и ковёр. Три стенные полки. На верхней сидит здоровый плюшевый медведь, на средней – валяется какой-то разломанный пополам шар, а на нижней лежит подушка с рубиновым колье дивной красоты. Помимо этого в комнате есть три постамента, два из них застеклены – а третья разбит и пуст. На одном из постаментов стоит футуристичного вида красная перчатка, в другой – небольшая, дюймов в пять высотой, статуэтка из янтаря. Статуэтка изображает застывшую в танце полуобнажённую девушку с короной из павлиньих перьев.

– Да тут у него музей, – протягивает Крэйг.

– Серьёзно, что это за место? – спрашивает Мишель, как будто кто-то из нас может дать ей ответ.

Я медленно прохожу вдоль постаментов.

– Трофейная комната? – предполагает Эстелла.

Здесь, на самом деле, очень пыльно. Видимо, давненько не ступала нога человека на этот грязно-белый ковёр.

Мишель подходит к постаменту со статуэткой.

– Какая красота. Это золото?

– Янтарь, – поправляю я машинально. Нахожу кнопочку на постаменте, и стекло раскрывается. Мишель благоговейно прикасается к статуэтке.

– Она… прекрасна, – Мишель зачарованно водит пальцами по нашей находке. Яркий потолочный свет отражается в янтаре. – Мари, потрогай, какая она гладкая…

Я усмехаюсь, но тем не менее протягиваю руку. В какой-то момент наши с Мишель ладони соприкасаются – и мой мир плывёт.

Я в спальне сестринства в Хартфилде. За окном буйствует весна. Стою напротив Шона – он, скрестив руки на груди, смотрит с презрением на обхватившую себя за плечи Мишель.

– Я сказал тебе: всё кончено, Мишель. Прекрати это.

– Но… – она в непонимании разводит руками, а Шон разворачивается, чтобы уйти. – Ты ведь не можешь, на самом деле…

– Мы два долгих года строили что-то, но ты сама всё испортила. Так что я – на самом деле – могу. Стоит однажды подорвать доверие – и возврата не будет.

Он выходит, резко захлопывая за собой дверь, и Мишель оседает на кровать, её плечи трясутся от сдерживаемых рыданий. Через мгновение кто-то стучится.

– Миш, ты там в порядке? – раздаётся из-за двери женский голос.

– Тебе принести ромашковый чай? – добавляет другой, тоже принадлежащий девушке.

– Минуту, девочки. Ничего не нужно, спасибо, – голос Мишель дрожит от невыплаканных слёз.

Мишель остаётся в полной тишине… пока не подходит приоткрыть окно, чтобы впустить свежего воздуха в душное помещение.

Из соседней комнаты тут же доносятся смешки.

– Шон полностью повёлся, – заливается хохотом одна из девушек, – не могу поверить, что это сработало.

– Я более чем уверена, – добавляет другая, – что мы даже не соврали. Она такая… шлюшка. И это её высокомерие. Она реально считает, что она тут самая умная.

– Если она так умна, то почему тогда она не понимает, что буквально все в сестринстве её ненавидят? – недоумевает обладательница третьего голоса.

Я вижу лицо Мишель совсем близко. Она не издаёт ни единого звука, только прекрасные карие глаза становятся в мгновение совершенно холодными.

Меня куда-то тянет – мир снова расплывается – и вот я стою на пляже, вокруг бушует жестокий шторм.

Совершенно мокрая от дождя, Мишель забирается в проржавевшую лодчонку.

– Мишель, остановись! – раздаётся крик Куинн.

– Хочешь сдохнуть, Барби? – негодует догоняющая её Зара.

– Может, и хочу! – выкрикивает Мишель, отбрасывая назад тяжёлые от воды волосы. – Никто из вас не хотел, чтобы я была здесь, зачем сейчас делать вид, что вам не всё равно? Ведь вы думаете, что Алистер и Крэйг погибли из-за меня!

– Конечно, нет, Мишель, – тяжело дыша, на берегу появляется Джейк, – никто так не думает. Пожалуйста, просто выйди из этой лодки. Мы твои друзья…

Даже при том, что дождь льёт нещадно, я могу видеть слёзы, стекающие по щекам Мишель.

– Нет, вы мне не друзья.

Она заводит лодку. Джейк пытается её догнать – но слишком поздно.

– Твою мать, Мэйбеллин, эта штука всё ещё там! – орёт Джейк ей вслед.

Я вижу, как лодка отдаляется – вижу ужасающе огромную тень в волнах…

– Мишель! – кричит Куинн, понимая, что это происходит на самом деле.