Выбери любимый жанр

Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 15


Изменить размер шрифта:

15

— Тебе-то, князь Русколани, какое дело? — зло отозвался воевода.

И стало ясно, что Ратец в курсе событий. Потому-то и приказание о поиске князя не отдал. Время тянет в надежде, что труп князя звери найдут да разорвут на части, а кости по всей степи растащат. Тогда ищи — свищи! Ни трупа, ни доказательств об его убийстве. Был — да сплыл!

— Тогда я скажу какое, — как можно громче и торжественней, чтобы слышали не только воины, вышедшие с воеводой из крепости, но и в крепости, и в ближайших дворах, произнес он после последних слов беловежского воеводы. — А такое, что князь ваш был убит предательски в степи его же спутниками! Мы случайно его труп отыскали и к вам доставили. Вон он, — показал рукой на завернутый в попону труп, — на заводной лошади. Смотрите! Мишо, Алан, — подал команду своим воям, — разверните попону, пусть посмотрят! А потому необходимо собрать вече и суд над убийцами учинить, как требуют законы русичей, при-шедшие к нам от дедов наших и прадедов, от Сварога, создателя Сварги и всего сущего!

Ратец стушевался. Он не знал, как себя вести в такой ситуации: то ли возмущаться и браниться, то ли сделать вид, что скорбит. Но Злато-гор уже приказал снять с лошади труп беловежского князя, положить его на землю, на открытое пространство, чтобы лучше было видать бе-ловежцам.

— Смотрите, вои, вот ваш князь? — воскликнул волхв, и, подняв к небу обе руки, продолжил: — Я, жрец храма Световида, волхв Златогор, объявляю волю светлых богов и требую немедленного созыва веча, проведения дознания и наказания подлых убийц. Ибо князь ваш был убит предательски, в спину. И в его убийстве я обвиняю его сводного брата Родомысла и сына вашего воеводы — Амия.

Воевода Ратец запоздало рванул меч из ножен, чтобы наброситься на волхва.

— Лжа! Кривда!

И тогда он, русколанский князь, приказал воинам Белой Вежи, ука-зав перстом на Ратца:

— Не лжа, а правда. Взять его! Взять его, Перун вас зашиби!

Это были страшные слова, страшная клятва, и воины Белой Вежи подчинились. Они окружили своего воеводу, а затем с криками прокля-тий обезоружили его. Тут же немедленно собралось вече, на котором Златогор поведал основания, послужившие для обвинения Родомысла и Амия в убийстве. Сообщение волхва было встречено словами бурного негодования. Но были и такие, кто не верил чужому, неизвестно отколь взявшемуся князю. Тогда доставили на вече Родомысла и Амия, а также местных жрецов, которые именем Сварога и Перуна, а также именем бога правосудия Прове потребовали от обвиняемых дать опровержение обвинению или же сознаться в содеянном. Родомысл дерзко отказался от каких-либо пояснений и оправданий, а Амий запираться не стал, мо-ля о снисхождении, и сознался о сговоре с Родомыслом на убийство князя Рустама, чтобы затем княжеский престол перешел к Родомыслу, а он, Амий, стал вместо своего отца воеводой. Вече гудело, как растрево-женный улей.

— Был ли отец твой с вами в сговоре? — спросил беловежский жрец Богомил, которому вече доверило ведение судебного разбирательства и опрос сторон.

— Не был. Я ему только вчера признался… — дрожащим голосом ответствовал вечу Амий.

— Что заслуживает Родомысл? — спросил вече главный жрец Бого-мил, когда все сведущие в этом деле были выслушаны.

— Смерти! — единодушно взревела толпа.

— Что заслуживает сын воеводы Ратца Амий? — вновь спросил жрец Богомил, подняв над толпой свой посох.

— Смерти! — ответило вече.

— Что заслуживает отец Амия, воевода Ратец, воспитавший такого сына и укрывавший убийц князя? — в третий раз спросил вече главный жрец, и в третий раз вече ответило: «Смерти!»

Суд был скор и справедлив. Тут же на вече избрали нового князя: сотенного Ратая, мужа рассудительного и опытного в воинских делах, наделенного умом и силой, не раз водившего свою сотню в походы про-тив готов и греков. Ему было лет под пятьдесят, а то и более. Темные, слегка кучерявившиеся волосы на голове и бороде, окаймляли энергич-ное лицо с хищным носом и по ястребиному зоркими глазами. Широкий разворот покатых плеч говорил о его природной силе и воинской выуч-ке, а простая льняная рубашка с вышитым руками супруги воротом и подолом — о незнатности рода и отсутствии стяжательства и корысти. Но не успело вече провозгласить Ратая князем, а, точнее, военным вож-дем, как в ближайшем его окружении оказались родные сыновья, мужи такие же статные и кряжистые, как и сам Ратай, а также его ближайшие друзья, отодвинув в сторону прежнее окружение князя и воеводы.

«Во славу Сварога и Перуна, во славу богов наших светлых, правь нами, князь Ратай, по закону предков справедливо и разумно, оберегая и защищая мудрым словом и булатным мечом, блюдя Правду и изгоняя Кривду, — пропели жрецы приветственные слова гимна вокняжения. — Будь мудр и терпелив, не жалей живота своего во благо рода своего. Чти Завет Ария и законы отцов и дедов своих! Всегда помни, что кровь русичей — святая кровь! А Земля Русская — святая Земля!»

Ратай, молча выслушав наставления жрецов, поблагодарил вече за оказанное ему доверие и поклялся Перуном бесстрашно защищать град и соплеменников от любых врагов.

— Не пожалею ни сил своих, ни живота!

— Слава! Слава! Слава! — троекратно отозвалось вече на клятву Ра-тая.

В этот же день до захода солнца с надлежащими воинскими почес-тями был погребен и князь Рустам на телах его убийц, принявших по-зорную смерть. Погребен Рустам был в воинской броне и при оружии.

Рыдала прилюдно, царапая лицо и вырывая волосы у себя на голо-ве, жена князя Рустама Зимина, оставшаяся вдовствовать с тремя деть-ми, причем, последний ребенок еще сосал грудь. Возможно, это обстоя-тельство и предотвратило ее уход в иной мир вместе с супругом. На таком решении настояли жрецы.

Забившись в самый дальний угол своего дома, подальше от люд-ских глаз и ушей, стонала по мужу и сыну воеводша Злослава. Жить не хотелось, но к бесчестным мужьям попутчицами в иной мир женщинам уходить строго запрещалось, чтобы и на том свете не могли они про-длить род бесчестных и опозоренных, чтобы не множилась Кривда ни в Нави, ни в Яви. И если жене убитого князя Зимине все сочувствовали, то Злославе сочувствия со стороны соплеменников не было, ее все бра-нили не столько за мужа, пошедшего на измену, как за сына-убийцу и предателя. Громче всех бранили те, кто только вчера искал ее сочувст-вия и внимания. Таков изменчивый мир: к сильным тянутся, от падших бегут, как от чумы.

Вот и приходилось забиваться в дальний угол, чтобы слезами из-лить супружеское и материнское горе. Кроме того, она знала, что пятно бесчестия теперь ляжет на весь ее род, и ни ей, ни ее остальным детям теперь не будет житья в Белой Веже — затравят упреками и оскорбле-ниями, ибо изгои. А изгоям не место в племени-роде. Изгоям надо ухо-дить подобру-поздорову и молить богов, чтобы хоть где-нибудь да об-рести пристанище. Ни один род не желал иметь дело с изгоями. Все их презирали или же преследовали.

Пока по убиенному Рустаму справляли тризну, Злослава собралась сама и собрала своих детей, постаравшись забрать как можно больше вещей, так привычных и незаметных в обычной жизни, но таких необ-ходимых при кочевой и неустроенной.

Ее два сына и дочь уже вышли из детства в пору отрочества, по-этому прекрасно осознавали происходящее. Молча помогали матери в сборе вещей в походные сумы. И если Злослава старалась взять с собой как можно больше хлеба, соли и других продуктов питания, то ее сыно-вья брали с собой луки и стрелы, копье и меч — воинскую справу.

И ушли они в ночь пешими, с заплаканными глазами и разбитыми сердцами, так как все имущество, в том числе и лошади, и повозки, и дом уже им не принадлежали. Согласно Закону Сварожича, все вещи казненного доставались племени, и племя на вече решало, кому, что отдать во владение. Так что даже оружие, прихваченное сыновьями, уже не принадлежало им, и беловежцы, обнаружив его, могли запросто ото-брать, да еще и наказать самоуправцев за кражу. А князь Дажин и люди его со всей живностью в тот день, как ни торопились они в Русколань и в город свой Киев Антский, вынуждены были провести в Белой Веже полностью. Сначала вече и суд. Потом казнь изменников и погребение князя Рустама. Наконец тризна по князю, затянувшаяся до полуночи. Во время тризны волхв Златогор почти непрестанно вел беседы с местными жрецами, а он, князь русколанский, беседовал со вновь избранным кня-зем Белой Вежи Ратаем. Пили медовуху и греческое вино, и договори-лись не только об оказании друг другу воинской помощи, но и возмож-ном браке будущих детей. В чем клялись Перуном и Велесом на обна-женных мечах. Договорились и о совместном походе по осени в земли готов, которые теснили славянские племена тиверцев и дулебов у низо-вий Днепра и Буга. Столы были, конечно, не так богаты, как у киевского князя Щека, загодя готовившегося к празднествам, однако и беловежцы лицом в грязь не ударили. Угощали на славу, с обычным славянским размахом.

15
Перейти на страницу:
Мир литературы