Дурная примета (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 32

— Разрабатывать — это хорошее дело. Только время нас поджимает, — перебил оперативника Паромов. — Кто-нибудь пытался проверить его версию?

— Я и мои ребята, а точнее, Студеникин Данила, так как нас осталось на зоне всего двое, были с самого утра в ИВС. Никого больше не проверяли. Я завтра опять в ИВС, а уж Данила, если его еще куда-нибудь не пошлют, займется проверкой версии Крюка.

— Разрешите, — вмешался участковый инспектор Силин Евгений. — Я частично проверил… Опросил двух человек, распивавших спиртное в гараже Крюка, некоего Салова Михаила по прозвищу Сало и Табакова Григория по прозвищу…

— Махра или Махорка! — перебил участкового Аверин. — Ну и погонялы — сплошная закусь!

— Да, Махра, — продолжил доклад Силин. — Они подтверждают показания Крючкова.

— Оба — судимые. Вот и дают алиби друг другу, так сказать, на почве зэковской солидарности. — Вновь вмешался Аверин. — Вот возьмем их в оборот, неизвестно, что они тогда запоют…

— Пока вы возьмете — время уйдет, — с неудовольствием высказался следователь. — Время! Время! А его-то и нет! И пока у Крюка алиби… А мы ни на шаг не продвинулись…

— А где они: Сало и Махра? — спросил старший опер участкового. — В отделе?

— Нет. Дома.

— Почему дома, а не в отделе? — повысил он голос на Силина.

— А никто и не говорил, чтобы доставлять в отдел. Сказали, проверь, я и проверил.

— А если бы тебе сказали прыгнуть с моста в Сейм, ты бы прыгнул? Думать, хоть иногда, но надо! — Взъярился Аверин.

И как тут не взъяриться, если придется, считай, по-новому, гоняться за Салом и Махрой, чтобы их отработать, как положено, в условиях отдела милиции или, еще лучше, через ИВС.

— Можно подумать, что сам всегда думаешь! — обиделся участковый. — Чего сам за них не взялся, если такой умник? А то умничать, да давать ЦУ — все мастера, а побегать по участку, поискать по притонам — ни одного умника и нет. Только участковый…

Деловое обсуждение могло перерасти в пустой треп и взаимную перебранку. Надо было это дело пресекать, пока не наговорили друг другу гадостей с три короба.

— Прекращайте балаган! — остановил их Паромов. — Это делу не поможет.

Но они еще какое-то время что-то пытались доказать друг другу. Но уже в более сдержанных тонах, без оскорблений и обид.

Молодой оперативник Студеникин в перебранку своего непосредственного начальника и участкового тактично не вмешивался, словно все происходящее его не касалось. Еще не успел заматереть и особачиться. Но это дело наживное. Со временем успеет…

— Я ездил за Цыбиным на работу, — сказал он, воспользовавшись небольшой паузой в споре своих коллег, — там его нет. Сказали, что утром звонил откуда-то и сообщил, что заболел. Съезжу попозже к нему домой. Адрес в отделе кадров узнал.

— Вот, видите, — обрадовался участковый, — и у вас, господа опера, не все получается. Только на участкового и умеете лаяться…

— Чему ты радуешься? — вскипел Аверин. — И не путай божий дар с яичницей! Одно дело не найти человека и совсем другое: найти, но не привести в отдел! Чувствуешь разницу? Или совсем нюх потерял?

Ссора опять могла набрать обороты.

— Прекращайте, прекращайте! Лучше, давайте, подведем итоги, — выслушав Студеникина, стал опять успокаивать спорщиков следователь.

Притихли.

— С Крюком у нас ноль? — как бы спросил следователь себя и остальных и тут же ответил. — Ноль!

— Это еще посмотрим… — буркнул себе под нос Аверин.

— И смотреть нечего. Ноль. С Цыбиным — тоже ноль!

— Завтра… — заикнулся Студеникин.

— Завтра — это будет завтра, а пока что — ноль! — продолжил подбивать дебет с кредитом следователь, не обращая внимания на реплики оперов. — Думаю, что и подозрения в отношении жены Смирнова — лишены смысла, а, значит, еще один ноль не в нашу пользу.

Ребята молчали. И им было понятно, что хвалиться нечем.

— Кругом одни нули. День на одних нулях… — подвел он горький итог работы по раскрытию преступления. — Шеф нас не похвалит и по головке не погладит…

— Порвет, как Тузик грелку, — согласился Аверин, уже испытавший крутой нрав нового начальника отдела.

— Вот, пока не порваны, спланируем работу на завтра, — продолжил Паромов. — Кто-то один едет в ИВС… продолжать работать с Крюком.

— Я, — вызвался Аверин.

— Хорошо. Тогда Студеникин хоть с раннего утра, хоть сегодня на ночь доставляет в отдел всю молодежную бригаду, что вчера толпилась возле Смирновского подъезда. Адреса у меня есть. Вот отдельное поручение, в нем все и указано. — Он протянул Студеникину исписанный полностью лист бумаги. — Держи! И не говори, что не получал.

— А Цыбина, — второй лист бумаги направился в сторону Силина, — поручается допросить вам, уважаемый товарищ участковый. — Да поподробнее…

— Пусть еще Сало с Табаком в отдел доставит, — подсказал с ехидцей в голосе Аверин, — чтобы в следующий раз знал, что головой надо хоть изредка думать, а не только фуражку на ней носить.

— Верно, и Сало с Махрой доставить в отдел, — согласился с ним следователь. — Потому что их надо было не опрашивать, а допрашивать! Усек?

— Усек. Но можно подумать, что у меня одна проблема, как ваше преступление раскрыть… — начал было Силин.

— Это вы, уважаемый, Алелину скажите, — перебил его Паромов с неприязнью. — Вы не мне делаете одолжение. Вы, как любой сотрудник милиции, обязаны предотвращать преступления, а если уж не удалось предотвратить, то должны принять все меры к его раскрытию. И в кратчайшие сроки! Вот так-то, дорогой…

— А их, — имелись ввиду участковые инспектора, — сейчас действительно за раскрываемость не очень-то спрашивают, — внес пояснения Аверин. — У них общественный порядок во главе угла.

— Откуда такое? Всю жизнь с участковых три шкуры снимали, если на обслуживаемом участке остается нераскрытым хоть одно преступление. Сам в участковых десять лет лямку тянул. Знаю!

— Ну, уж нет! — не согласился со следователем оперативник. — Теперь другие веяния. Теперь раскрытие преступления у них не первоочередная задача, а так, побочное явление. Раскрыл — никто спасибо не скажет, и не раскрыл — особо не печалятся… С тех самых пор, когда милицию поделили на федеральную и местную, муниципальную, так называемый МОБ, или милиция общественной безопасности. Отстаем от жизни, товарищ следователь, — оскалился в ехидной улыбе опер.

— Думаю, что Алелин, милиционер старой закалки, это недоразумение устранит и заставит все службы работать на раскрытие преступления, — не сдавался следователь, — а не прохлаждаться в качестве сторонних наблюдателей!

Участковый промолчал, а Аверин голосом, полным скепсиса и недоверия, буркнул:

— Плохому и учить не надо, само приживается в сжатые сроки, как у нас любят говорить; хорошее — надо годами вбивать…

В двадцать часов, как и было приказано, собрались в кабинете начальника отдела. Тот молча, не перебивая, выслушал членов СОГ и руководителей подразделений и пришел к выводу, что полдня ничего существенного по делу не сделано. Раскрытие преступления ни на йоту не продвинулось вперед.

— Полдня еще отдано коту под хвост! — дождавшись последнего доклада подчиненных, взъярился он. — Так продолжаться не может! С меня спрашивают: и из городского УВД, и из УВД области, а у нас ни преступник не установлен, ни автомобиль не разыскан. Что прикажете докладывать мне на «верх»? Может быть, такой вот детский лепет, как вы мне?.. Позориться не буду! Руководству я буду докладывать положительные результаты. Понятно всем? А раз понятно, то продолжаем работать над раскрытием этого, нет, — поправил себя, — этих преступлений. Теперь до двадцати четырех часов. Всё, все свободны!

Молча проглотили разнос. Что можно возразить, если в раскрытие преступления особых подвижек не добыто…

Когда покинули кабинет начальника отдела, у многих, возможно, в головах крутились не очень лестные эпитеты на стиль руководства Алелина. Но Паромов воспринял это как само собой разумеющееся: в восьмидесятые годы над раскрытием особо тяжких преступлений работали сутками, и никто не хныкал, не кричал, что тяжело, что это не мои функции. Иначе зачем шли в милицию?.. Ведь понимали, что спокойной жизни не будет.