Золото гуннов (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 7

— Докажи, докажи, — захороводились вокруг него. А те, что постарше да побойче, поинтересовались:

— Не на кулачках ли?

— Зачем на кулачках, — поступил по-пионерски Ваньша. — Я вам цеплючее место покажу.

— Мы думали на кулачках… — разочаровались наиболее драчливые, но тут же сменили гнев на милость: — Ладно, покажи. Только смотри, чтобы потом тебя на смех не подняли.

— Чем зубы солнцу казать, лучше бы подмогли найти… — стал подниматься вверх по склону Ваньша.

Ушибленное место горело и ныло. Но что этот жар с жаром обиды и недоверия? Так, пустяк. Почесал, погладил — и пройдет… Пустяк и грязно-зеленые разводы на штанинах в районе коленок. Не порваны — уже хорошо. Ну, мать маленько пожурит, руками всплеснет, как курица крыльями: «Ах, паршивец…». Возможно, в сердцах даже стеганет вдоль спины рушником. Случалось и такое. Но потом прижмет к себе его вихрастую голову, приголубит: «Горе ты мое неразумное». Мать — она и есть мать: и пожурит, и приласкает. Испачканное — постирает, изорванное — заштопает.

Черной стайкой галчат, упершись взорами в серо-коричневую поверхность склона, мальцы поспешили на помощь товарищу. Известное дело: скопом любая работа ладнее делается.

— Тут ищите, — командовал Ваньша, определив на глазок место, с которого покатился кубарем. — Тут где-то…

Ушибленная коленка вновь напомнила о себе, и малец прямо через измазанную штанину потер ее.

— Тут — так тут… — сопели от усердия друзья Ваньши, активно шуруя по земле носками сапожек и лапотков.

И вот радостный крик Петри Митрака: «Есть!» — известил, что он нашел что-то, что и могло быть причиной спотыкания Ваньши. Сигнал подан и услышан. Все, позабыв прежние разногласия, мгновенно переключаются на него.

— Я же говорил, — обрадовался Ваньша, забывая о сбитых коленках и направляясь к Петри — Петру Рядному, известному среди мальцов больше по уличному прозвищу Митрак. — А вы не верили. Теперь сами видите!

Из земли торчало погнутое от ноги Ваньши непонятное, поблескивавшее кое-где желтизной, полукольцо.

— Сщас ты у меня получишь… — прицелился Ваньша палкой-саблей.

— Тащи! — нетерпеливо подал кто-то команду.

Ваньша присев на корточки, стал ворошить «саблей» землю вокруг кольца. И чем больше он терся палкой о кольцо, тем больше появлялось на нем очищенное от земли и пыли место, которое начало отсвечивать в лучах солнца.

— Никак золото?.. — выдохнул затаенно, не веря собственным глазам Ваньша.

— Точно, золото! — загалдели разом Ваньшины друзья. — Вон как сияет!

— Клад! — предположили самые догадливые, успевшие, по-видимому, прочесть книжку о похождениях Робинзона Крузо.

Магические слова произнесены, сигнал к действию подан. И мальцы разом, сопя и отпихивая друг друга, всем «наличным оружием», быстро превращенным в орудия копания, стали ковыряться в земле.

Через полчаса на пожухлой траве склона оврага лежали пара золотых браслетов и толстая золотая цепь — «аршина четыре, не меньше», как определили юные деревенские «кладоискатели».

— Надо бы поделить все по-честному… — предложил перемазанный землей и травой веснушчатый и остролицый Корнейша Гусев, самый старший из всей большекаменецкой байстрюковщины. — Чтобы без обид…

Его рыжие, словно у рыси, глаза то шало, то воровато скользили по лицам «искателей приключений».

— Поделить да и помалкивать… А то в ЧеКе прознают — быть беде… — тут же добавил он, уточняя.

Хоть и был годами мал, но о ЧК уже кое-что знал. А как не знать, коли взрослые о ней вспоминал вполголоса, оглядываясь да крестясь, как от нечистой силы. ЧК — словцо короткое, как звук пастушьего бича. Но что-то таинственное до жути, словно путь в неведомое, словно в черный омут с головой, ощущалось в нем.

— Нет, — не согласился с ним пионер Ваньша Петрухин. — Надо обо всем рассказать нашему учителю истории Афанасию Егоровичу. — Он подскажет, что с этим добром делать, — указал рукой на «клад».

Завязался спор, который тут же перерос в ссору и драку: одни поддерживали Корнейшу, другие, посовестливее да посправедливее — Ваньшу.

Закончилась же потасовка не только кровавой юшкой из многих сопаток, что и стоило ожидать, но и тем, что Корнейша забрал себе оба браслета.

— Моя доля! — заявил бесцеремонно и безапелляционно. — А вы со своей, что хотите, то и делайте. Но ежели обо мне кому что ляпните — убью! — пригрозил окровавленным кулаком.

Учитель истории, седой высокий, немного сутулящийся суховатый старичок еще дореволюционной поры, не расстающийся с костыликом и очками в железной оправе, был весьма удивлен, когда к нему в комнатушку, расположенную при бывшей земской школе, ввалилась делегация от ребятни.

— Э-э-э, молодые люди, — вздернул он козлиной бородкой, — по какому случаю сия демонстрация?

— А вот! — выложил Ваньша перед ним на стул золотую цепь и кольцо-обруч. — Нашли…

— Где? — потрогав сухонькой рукой изделия и загоревшись глазами, спросил Афанасий Егорович.

Блеск золота и мертвеца заставит просиять взором, а тут живой человек, хоть и начинавший жить да работать еще при царе Горохе. Вот и запульсировала кровушка по жилочкам, вот и задышалось учащеннее, вот и зажглись очи живым огнем…

— Да в балке, что напротив школы, — наперебой стали пояснять ребята. — Играли и нашли…

— Молодцы, что так поступили, — похвалил учитель детишек. — Этому кладу цены нет!

— Это все Ваньша… — подтолкнули те гамузом вперед виновника торжества. — Это он все… догадался… Он надоумил…

— Спасибо, Иван Иванович Петрухин, — пожал, как взрослому, измазанную землей и кровью руку учитель. — Спасибо! Настоящим человеком растешь. Советским! А теперь, ребятки, пока еще светло, кто-нибудь сбегайте в сельсовет и пригласите сюда председателя, Лукьяна Петровича. Да побыстрее — одна нога здесь, другая уже там!

— Аллюр три креста! — подсказал кто-то из пацанов, возможно вспомнив рассказ родителя об экстренности и важности донесений времен Гражданской войны.

— Вот именно: «Аллюр три креста»! — улыбнулся Афанасий Егорович.

— А что это за кольцо такое… с хитрыми защелками? — указав глазами на золотой, толщиной в детский указательный палец обруч, поинтересовался Ваньша, когда часть его друзей воробьиной стайкой полетела в сельсовет. — Для чего он?..

— По всей видимости, это золотая шейная гривна, — пояснил учитель. — Такие с древних времен, возможно, еще со времен скифов, а то и ранее, — поднял указательный палец, — носили вожди племен. А немного позже, — обведя ребятишек взором, дополнил он, — и русские князья да бояре.

— Вон оно как! — невольно перебил речь учителя чей-то восхищенный полувозглас-полушепот.

— А еще ими награждались воины за храбрость и удаль, — закончил пояснение тот под восторженные взоры мальцов.

— В России?

— Да, в России… точнее, в Киевской и… докиевской Руси.

— Чудно… А цепью тоже награждали?

— И цепью тоже… И носили ее на себе, как знак достоинства и богатства.

— Так в ней, — прищурил Ваньша совсем по-взрослому глаз, — поболе пуда будет. И как такую тяжесть на себе таскать?..

— А вот носили, — вновь улыбнулся учитель то ли наивности Ваньши, привравшего несколько килограммов веса цепи, то ли собственным мыслям. — Крепкие были люди. Совсем как у Лермонтова: «… не то, что нынешнее племя — богатыри…». К тому же свой груз рамен не давит…

— Что? — не понял Ваньша.

— Говорю, что свой груз плеч не давит.

— Это точно, — шмыгнул сопаткой Ваньша. — Это точно, — по-взрослому рассудительно, растягивая слова по слогам, повторил он. — Свой груз плеч не тянет. Папка часто так говорит, когда чувал с зерном либо мукой тащит, а то и бревно в два охвата. — И вытер засаленным от долгого употребления рукавом не раз латаной одежонки «сосульку» под носом.

— К тому же, звенья цепи владельцем использовались в качестве денежных единиц, — пользуясь моментом, решил расширить познания мальцов Афанасий Егорович. — Отцепил одно звено — и расплатился за товар.