Меч князя Буй-тура (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 8

С этими же словами обошел всех дружинников и гридней с отроками, находившимися в княжеской опочивальне. Только черный люд из теремной прислуги был обойден крестным целованием — не по Сеньке шапка им крест честной целовать. И так от княгини никуда не денутся, если сама не пожелает отпустить, а потому должны быть ей и ее сыновьям верными до скончания дней своих.

Первым, как и следовало, крест поцеловал седовласый, сивобородый, со шрамом на правой щеке воевода Ратибор — старый друг и соратник Святослава Ольговича. А за ним отпрыски Чурилы да Ставра — бояре старших черниговских родов, осевших здесь чуть ли не со времен Олега Вещего. Обойдя всех, приложился губами к кресту и сам Антоний, прежде чем отдать его княгине.

— Вот и хорошо, — молвила тихо княгиня. — Теперь можно и о домовине для покойного князя побеспокоиться. Эй, — подозвала она попавшегося ей на глаза теремного челядинца, — позови старшину плотников градских: пусть с дружиной своей домовиной для князя займется.

Поклонившись, челядинец поспешил исполнить распоряжение княгини. А она стала отдавать указания о подготовке места под гроб князя Святослава в храме Спасо-Преображенского монастыря, рядом с его родителем — Олегом Святославичем.

Не знали ни овдовевшая княгиня, ни осиротевшие княжичи, ни верный их роду воевода Ратибор, ни ближайшие бояре, ни дружинники, присягнувшие на верность роду Святослава Ольговича, что хитрый грек Антоний, предвидя скорую кончину князя, еще поутру тайно послал верного ему монашка в Новгород Северский с грамоткой. Забыл прехитрый грек и про свой сан, и про прежнюю дружбу и хлеб-соль со Святославом. Извещая братьев Всеволодовичей о предсмертном состоянии черниговского князя, писал: «Княгиня с меньшими княжичами в горестном состоянии. А Олега Святославича нет. Он с дружиной в Курске. И ничего еще не знает. Спешите в Чернигов. Найдете богатства несметные».

Святослав Ольгович покинул сей бренный мир пятнадцатого февраля 1164 года по рождеству Христову, а восемнадцатого со стороны Путивльских ворот в град на взмыленных лошадях въезжал Олег Святославич Курский с малой числом курской дружиной.

— Что же ты, чадо милое, Олег Святославич, мало воев с собой привел?! — едва оставшись с ним наедине, упрекнула княгиня Олега, доводившегося ей пасынком, ибо рожден он был от половчанки Аеповны, первой супруги Святослава. — Не мог поболе что ли из Курска захватить?.. Знаю, там воев всегда было достаточно… да и ратоборцы они известные.

— Так спешил же, матушка-княгиня… — удивился князь курский таким напористым вопросам со стороны Марии Петриловны, больше похожим на упрек ему и уязвление его княжеской чести. Не успел передохнуть, оклематься с дороги — и на тебе… упреки. — Взял тех, что под рукой были, на конь — да и к вам! Да и зачем много? Свершить погребение батюшки со всеми приличествующими ему почестями моих воев вполне хватит. Да и ваших, черниговских, как заметил уже, немало пребывает… в здравии.

— Ты это серьезно? — Полыхнула княгиня зеленым пламенем своих великих и красивых, несмотря на годы, очей. — Или только несмышленышем малолетним да дурнем деревенским прикидываешься?..

— Что — серьезно? — не понял курский князь новых упреков княгини, и от этого непонимания начиная раздражаться. — Что серьезно, матушка-княгиня?

Когда Олегу шел только четвертый годок от роду, Святослав Ольгович, отец его, будучи новгородским князем, влюбился в новгородскую красавицу Марию, дочь посадника Петрилы Микулича, незадолго до этого погибшего в сражении с войсками Юрия Долгорукого у Ждани-горы. Очи этой новгородки были сравнимы разве с зеленью трав луговых да гладью озер лесных — такие же чарующе-колдовские, как у речных русалок. И бездонные-бездонные… А волосы — со снопом спелых колосьев — золотые да пышные.

Тогда ей шел семнадцатый годок, и она была уже замужем за новгородским сотником Твердилой Лучком. Но замужество Марии нисколько не смутило почти сорокапятилетнего князя, как и не смутило его наличие собственной жены.

По научению ли Святослава или без оного, но Твердила вскоре пал в одной их схваток, коих было множество в те дни между княжескими дружинниками и новгородцами-бузатерами. А супруга князя, Елена Аеповна, мать Олега и Елены-Милославы, после рождения Олега ставшая вдруг бесплодной, поплакав и приготовившись идти в монастырь, уступила ложе пока что новой наложнице Марии.

Красотой ли своей русалочной околдовала вдовая красавица князя или еще чем взяла, трудно сказать, но вскоре он заговорил о женитьбе на ней. Епископ Нифонт, поддерживая возмущающихся родственников убитого Твердилы, воспротивился их венчанию. Но Святослав не расстроился: призвав к себе своего попа Спиридона, приказал обвенчать их. И услужливый поп, несмотря на запрет святителя, обвенчал их в церкви святого Николая Угодника.

Так Мария Петриловна в свои семнадцать лет стала княгиней, а княжич Олег после скорой смерти в монастыре родной матушки, которую он, по правде сказать, почти не помнил по малости лет, стал ее пасынком.

Отношения между Олегом и Марией Петриловной поначалу были, как и полагается отношениями сына к матери. Но со временем разница в четырнадцать лет, существовавшая между ними и определявшая старшинство, стала сглаживаться. Потому уже к 1150 году по рождеству Христову, когда Олегу перевалило за семнадцать лет, а мачехе — за тридцать, и при этом Олег ростом обогнал ее на целую голову, он в ней уже не видел «матушку».

Зато, возможно, неожиданно для самого себя, стал замечать красивую женку, подолгу заглядываясь на нее, заставляя княгиню то стеснительно краснеть и задумываться, то лукаво улыбаться, искрясь изумрудным взором. Возможно, Святослав Ольгович что-то почувствовал в этих переменах, так как Олег вскоре оказался женатым на дочери Юрия Владимировича Суздальского Елене.

Княгиня же Мария Петриловна вскоре вновь стала непраздна, да и одарила Святослава вторым сыном, а Олега — братиком Игорем. А еще через два с небольшим года появился и Всеволод — третий сын Святослава Ольговича Северского и второй брат Олега Святославича.

Однако тут, несмотря на то, что Елена Юрьевна, будучи худосочной и болезненной, одарить Олега их собственным дитятей долго не могла — Бог, видно, того не желал — Олег Святославич с прежним юношеским задором, а, возможно, чего греха таить, и вожделением, на мачеху уже не поглядывал. Поостыл, посолиднел. Но относился к ней с почтением — княгиня же, супруга родителя…

В 1158 году, во время замятни с дядей Изяславом Давыдовичем, боровшимся с Мономашичами за киевский престол, Олег Святославич был направлен отцом в порубежный с Дикой Степью Курск, на удел. Приходилось не только властвовать, но и оберегать стольный град свой и прочие города да веси, входившие в Курское княжество. Оберегать как от половецких набегов, так и от посягательств недругов родителя. А таковых на Святой Руси, к сожалению, также хватало. Взять, к примеру, того же Изяслава Давыдовича — того и жди подвоха. Коли не сам, так его супротивники…

Кроме того, приходилось и самому курскую дружину в Степь водить — полон русский освобождать, да и добычей, чего греха таить, подразжиться. Все тогда так жили…

За всем этим детские чувства к княгине, как к матери, давно прошли, ушло на нет и ее возрастное превосходство, но уважение к ней, как супруге отца, осталось. Поэтому Олег Святославич, князь курский, которому шел тридцать второй год, и старался сдержать все нарастающее раздражение. А как было не раздражаться: он — давно князь, государь в своем уделе, женат, собственных деток имеет, а с ним какими-то загадками да увещеваниями говорят. Что за игра в кошки-мышки?.. Не кроется ли тут какая-либо поруха его княжеской чести и доблести…

— Что — серьезно? — повторил Олег. — В чем дело, матушка-княгиня? — тут же с недоумением переспросил он. — Чем это я провинился перед батюшкой или перед тобой, что увещеваешь. Не успел передохнуть — а дорога, скажу тебе, была не скатерть: метели так снегом занесли, что на конях едва пробрались — как ты тут с упреками, намеками да недоговорками какими-то…