Оттенки Тьмы (СИ) - "Mb Vivian" - Страница 38

Пользуясь тем, что в войне с гигантами наступило затишье, вызванное очередной попыткой сторон провести конструктивные переговоры, Рейме всё свободное время проводил в библиотеке: искал новые зацепки, какие-то косвенные доказательства, с которыми можно было бы прийти к королю и предостеречь, уговорить хотя бы быть чуть внимательнее…

И ему повезло.

Однажды ночью уставший до полуобморока Рейме, передвигая стопки книг на библиотечном столе, нечаянно сбросил на пол старый трактат о тактике ведения боя в лесистой местности, который намеревался дать на изучение одному из новоиспечённых лейтенантов своего отряда. Книга в падении раскрылась, и из нее выпал сложенный вдвое листок пергамента. Беззвучно ругаясь, капитан наклонился, поднял книгу и листок… и замер, не выпрямившись до конца, впившись взглядом в непривычную вязь тёмно-коричневых букв на мягком от старости, как ткань, пергаменте.

Текст был написан на древнем языке, который мало кто из ныне живущих разбирал достаточно, чтобы быть уверенным в правильном толковании написанного. Рейме был одним из тех немногих, кто свободно читал на этом языке. Десятилетия поисков исторических сведений о прошлых витках цикла Возжигания не прошли даром. Без знания этого языка нечего было и думать об изучении любого документа, связанного с самым первым циклом Эры Огня, последовавшим за Битвой с Драконами и принесшим в мир Первородный Грех.

Найденный листок, судя по всему, когда-то был частью длинного свитка, от которого кто-то небрежно оторвал начало и конец. Но то, что капитан прочитал на сохранившемся куске пергамента длиной чуть больше двух ладоней, заставило немёртвого похолодеть и покрыться испариной, будто обычного человека.

Автор упоминал в тексте название документа целиком: «Трактат о Тёмной Душе». Судя по начинавшейся с середины предложения первой строке, выше линии отрыва речь шла о падении Олачиля и подвиге легендарного рыцаря, мечника-левши Арториаса, сумевшего обуздать Бездну. Сохранившийся фрагмент содержал пространное описание доказательств того, что предположительно вовсе не Арториас победил Мануса Отца Бездны, а некая нежить, чьё имя история не сохранила. И в самом конце отрывка (в буквальном смысле отрывка!) начиналась и обрывалась на полуслове фраза:

«Но если вы полагаете, что Тьма отказалась от своих притязаний, значит, вы никогда не лежали ночью без сна, обуреваемые гневом, алчностью или скованные страхом; никогда ваше сердце в непроглядной темноте не сжимала ледяная рука одиночества. И только решимость в такие ночи помогает дожить до первых лучей рассвета. Манус не исчез, Тьма не отступила, она не успокоится, пока не получит то, что считает своим по праву».

«…должно стать моим! Оно моё по праву!» — немедленно вспомнил Рейме, потряс головой и принялся разбирать неудобочитаемые рукописные буквы дальше.

«Первый Человек не оставил надежды дать своим детям то, чего они достойны. Бог Света обманул Свет, но никогда он не сможет обмануть Тьму. Пламя алчет Тёмных душ, а души алчут Тьмы. Душа Отца Бездны разделена, но каждый. даже самый мелкий её осколок силён и опасен. Берегись. Когда увидишь, как алый и белый, лиловый и серебряный сливаются воедино, настанет…»

На этом текст обрывался.

Рейме невидящим взглядом смотрел в темноту, словно читая там по памяти другой древний документ, значение которого он тогда не уловил, но запомнил эти строки накрепко.

«…и серебристым цветом алчности горели глаза его потомка, и алые искры гнева воспламеняли всё вокруг… А в фиолетовом тумане одиночества дрожали и плакали белые призраки страха. И только чёрная решимость удерживала рассудок в этом искажённом Бездной теле».

Капитан медленно и осторожно свернул ветхий листок и положил между страниц тетради, в которой делал записи. Саму тетрадь он тщательно спрятал за пазухой и торопливо покинул библиотеку. Забытый трактат о тактике остался лежать на краю стола.

Шаналотта. Сейчас

Однажды утром, не устояв перед редкой в последние дни тёплой солнечной погодой, Шаналотта через окно выбралась из комнатушки Петры и, обогнув угол здания, быстро скрылась в саду цитадели. Она торопилась к своему любимому ручейку. Журчание воды и прохладная тень резной кроны дерева, которое Шаналотта теперь знала по имени, успокаивали и придавали сил. Разувшись на берегу ручья, девушка ступила в воду и медленно пошла вверх по течению, наслаждаясь прохладой и гладкостью камешков на дне и рассеянно поглядывая по сторонам.

Вдруг на краю поля зрения мелькнула тёмная фигура. Отчего-то бросило в жар, в груди что-то неприятно толкнулось. Крылья потревоженного дракона?..

«Уходи отсюда. Немедленно!»

«Погоди. Кто это?»

«Уходи! Пока тебя не заметили!»

Шаналотта, мысленно отмахнувшись от дракона, как от мухи, осторожно выбралась на берег и, прячась за кустами и стволами деревьев, последовала за кем-то в тёмном плаще. Неизвестный, также стараясь быть не слишком заметным, пробирался по саду в направлении ограды. Слишком приближаться девушка не рискнула, боясь, что некто услышит её шаги, а издалека да против яркого утреннего солнца ей не удавалось разглядеть, кто это. Ей стало не по себе. Кто-то чужой в саду цитадели? Враг? Шпион? Может, вернуться и позвать кого-нибудь? Сердце колотилось в горле, да ещё и истерические, хоть и беззвучные, вопли дракона не добавляли спокойствия.

Незнакомец, уже не таясь, пересёк небольшую полянку — видимо, он был неплохо осведомлён о расположении окон в замке и понимал, что ни из одного из них этот участок сада не просматривается. Шаналотта обошла полянку по кругу, прячась за деревьями, и отстала на пару десятков шагов, а сократив наконец отставание и приглядевшись, словно вросла ногами в землю.

У подножия одного из самых старых деревьев, привалившись спиной к стволу и запрокинув голову, сидел Алдия. Лицо его было бледно-серым, вокруг глаз темнели устрашающие круги. Глаза были открыты, но архимаг явно не видел ничего, даже бьющих сквозь листву жизнерадостных утренних лучей.

— Я еле тебя нашёл, — со вздохом облегчения сказал незнакомец, откидывая капюшон. Шаналотта обомлела. Она узнала и голос, и лицо в профиль…

Над оцепеневшим, выглядящим как покойник Алдией склонился чернокнижник Навлаан, и выражение лица у него при этом было такое, что Шаналотта вмиг забыла и обо всех своих подозрениях по отношению к тёмному магу, и об инстинктивной неприязни к человеку, привнесшему в жизнь Алдии ужасы сделки с Тьмой.

Навлаан смотрел на Алдию взглядом любящего отца, склонившегося над постелью больного сына. Он хмурился и покусывал губу, едва заметно покачивая головой, и явно оценивал ситуацию, используя все возможности своего блестящего мозга, чтобы найти выход. Чтобы помочь Алдии.

Шаналотта вцепилась в ствол дерева и ощутила, как в ладони толкнулось успокаивающее тепло. «Спасибо», — одними губами прошептала она, не отрывая взгляда от лица архимага.

Мгновения шли и тянулись как часы, Алдия не шевелился, и Шаналотта готова была уже выбежать из своего укрытия и с горестным криком кинуться к отцу, но тут архимаг наконец пошевелил губами. Он пытался что-то сказать, но получилось это у него не с первого раза.

— Ты… зачем ты здесь? — хрипло выговорил он, с явным усилием оторвал затылок от древесной коры и посмотрел на Навлаана.

— Искал тебя, — чернокнижник улыбнулся с таким облегчением, что Шаналотта прониклась к нему ещё более тёплыми чувствами. — Я видел, что с тобой творится. И понял, что ты…

— Ты видел? — прервал его Алдия, чуть оживившись. — Но как? Тебя ведь там не было…

— Мы теперь связаны, — Навлаан опустился рядом с Алдией на колени и достал из кошеля на поясе несколько флаконов. — Мы — ты, я и Тьма. Она — породившее нас чрево. А мы — близнецы. Кровь от ее крови и кровь от крови друг друга. Я просто почувствовал.

— Так ты… — Алдия с трудом поднес к губам тёмный флакон, который Навлаан вложил ему в руку, но пить не стал. — Ты всё знаешь обо мне. Скажи… — и он уставился в лицо чернокнижнику со страхом и надеждой. — Ты видишь? Кто… я? Кто я теперь? Скажи… — рука бессильно упала, и Навлаан едва успел подхватить флакон.