Кольцо Анахиты (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 15

У портрета леди Маргарет я застряла надолго. Он притягивал меня, как магнит. Глядя ей в глаза, я уже не думала о перстне с астериксом — точнее, отодвинула эти мысли на потом. На ее губах не было улыбки, но глаза улыбались — мягко и немного печально. И, кстати, она нисколько не была похожа на отца и брата. Я подумала, что живи она сейчас (или я — тогда), мы вполне могли бы подружиться.

Бред какой-то, с чего я это взяла?

Потому что мы уже подружились.

Мысль была легкая, как ветерок. Да-да, подружились. Почти через пять столетий. Через портрет.

Нет, все-таки бред.

Я встряхнула головой, отгоняя это сумасшествие, и в это время откуда-то из глубины дома донеслись склянки. Где же этот чертов колокол? Ни в холле, ни в столовой его точно не было, я проверила. Вот еще одна загадка.

В столовой меня ждали мистер Джонсон и помощник повара, который в Люськином списке значился как Энди. Похоже, вчерашнее распоряжение Питера не сработало. Как будто в ответ на мои мысли, Энди поклонился, сказал «мадам» и пошел к двери.

— Спасибо, Энди, — сказала я.

Даже если они все меня презирают и считают дворняжкой, пусть я лучше буду милой и вежливой дворняжкой, чем хмурой, неприветливой и испуганной.

Энди обернулся и с несколько озадаченным видом поклонился снова.

«Все правильно», — сказал — в моей голове! — по-английски приятный женский голос.

Приехали… Я выбрала себе в подруги фамильный портрет и разговариваю сама с собой от ее имени. По-английски. Чума на лыжах…

Мистер Джонсон, медленно и отчетливо выговаривая каждое слово, поинтересовался, куда мне подать чай, какое вино я предпочитаю к обеду и нет ли у меня каких-нибудь пищевых ограничений. Я ответила, что ограничений нет, чай попросила в библиотеку, а насчет вина сказала, — поскольку именно он, а не повар заведовал винными запасами, — что полагаюсь на его вкус. Пожелав мне приятного аппетита, дворецкий вышел, закрыв за собою дверь.

Похрустев для затравки зеленым салатом, я налила себе из супницы загадочного ярко-желтого супа-пюре, приправленного мелко нарезанным, остро пахнущим укропом. Как ни пыталась я определить на вкус его ингредиенты, мне это не удалось. Хорошо быть всеядной. Ну, может, за исключением сырого мяса и живых насекомых, это я вряд ли стала бы есть без серьезной угрозы голодной смерти.

На второе было запеченное в горшочке мясо с овощами и паровая рыба. Я попробовала того и другого и поняла, что десерт — заварной крем с фруктами и печеньем — в меня уже не влезет. Но… нельзя расстраивать повара. Пришлось положить немного в розетку.

Я как раз сражалась с последними ложками, когда позвонила Люська. Она доложилась, что все в порядке, они уже в Париже, в отеле, погода хорошая, и спросила, как мои дела. Я бодро ответила, что у меня тоже все в порядке, погода ужасная, я сижу за ланчем, а до этого бродила по дому и рассматривала портреты.

— Кстати, — поинтересовалась я, словно между прочим, — на одном портрете очень интересный перстень с большим синим камнем, он случайно не сохранился?

— С большим синим камнем? — задумчиво переспросила Люська. — Нет, кажется, нет. Ты же знаешь, я не люблю большие перстни. Есть в сейфе два или три, старинные. Но, если не ошибаюсь, не синие.

Мы поговорили еще пару минут, договорились вечером пообщаться в скайпе, и Люська отключилась.

Так, значит, кольца нет. Я была немного разочарована, но, по правде, особо и не надеялась, что смогу подержать его в руках.

Домучив крем, я вышла в холл. Одна из горничных, сидя на банкетке, вычесывала одну из корги. Энни и Салли были абсолютно похожи, а собак я различала, только когда видела их вместе. Мама Фокси все-таки была покрупнее и повальяжнее своей непоседливой дочки.

— Можно мне? — робко проблеяла я, подойдя поближе.

— Конечно, мадам, — горничная протянула мне щетку и резво вскочила с банкетки. Похоже, вычесывать собак было ее нелюбимой обязанностью.

Я села на ее место, наклонилась к псине, которая лениво потянулась, подставляя мохнатое пузо. Я принялась вычесывать ее, периодически снимая со щетки пух и складывая его в кучку. Хотя поза была и неудобная, размеренность движений и полный желудок навевали дрему. Мне показалось, что я слышу легкие, заглушаемые ковром шаги по лестнице, шуршание парчовой юбки…

Я распрямилась так резко, что закружилась голова. Ни на лестнице, ни на галерее, ни в холле никого не было. Корги подняла голову и недовольно посмотрела на меня: ну ты чего, чеши давай. Я положила щетку и комок пуха на столик: вдруг кто-то вяжет из него носки. Определенно надо пойти проветриться.

Приоткрыв дверь, я выглянула на крыльцо. В воздухе по-прежнему висела водяная пыль. Быстренько сбегав наверх за ботинками (а ведь сомневалась, брать или нет!), я выбрала дождевик с капюшоном в маленькой гардеробной у входа — там на крючках висело несколько плащей, в ведре-подставке стояли большие зонты, а вдоль стены тянулась штанга с плечиками для верхней одежды, сейчас пустая.

Корги осталась в холле, а я вышла и побрела по дорожке вокруг дома, радуясь своим не накрашенным глазам — лицо моментально стало влажным.

Обойдя «Хэмптон-корт», я зачем-то свернула с дорожки и побрела по траве к хозяйственным постройкам. Хотя лужайки были аккуратно подстрижены, низ брючин промок моментально. Я остановилась, задумавшись: вернуться в дом или все-таки идти дальше, и тут увидела, что Бобан машет мне, стоя у гаража. Испугавшись, что он опять заболтает меня до полусмерти, я помахала в ответ и юркнула в полуоткрытую дверь конюшни.

Внутри царил полумрак, пахло сеном, навозом и лошадьми — интересно, а чем еще там могло пахнуть? Конюший Джерри материализовался ниоткуда.

— Мадам? Желаете прокатиться?

А ведь я в школе в драмкружок ходила. И даже один раз играла подругу главной героини. Миленький Станиславский, помоги, а? Миленький конюший Джерри, я, конечно, маленькая дурочка, но ведь ты — такой большой, умный, сильный, смелый, красивый!..

— Мне бы хотелось, — вздохнула я, путаясь в пассиве и сослагательном наклонении. — Но я не умею… и… немного боюсь…

— Не страшно, мисс, — ура, Станиславский сработал! Теперь я мисс, что уже не так официально. — Я вас научу. Только нужна одежда. И обувь.

Я попыталась пойти на попятный, но конюший настоял, чтобы я немедленно позвонила Люське и получила добро на заказ амуниции. Люська посмеялась и добро дала («Норм, Джерри с тебя не слезет, пока через барьеры не будешь прыгать»). Конюший записал мои размеры и пообещал, что через пару-тройку дней можно будет приступать.

Огромный черный конь насмешливо заржал прямо у меня за спиной — я дернулась, как укушенная, и с ужасом уставилась для него.

— Нет, мисс, этот не для вас, — успокоил Джерри. — Это конь управляющего. А вот Полли — хорошая девочка, спокойная. Познакомьтесь.

Он дал мне морковку и подвел к небольшой рыжей лошадке с неожиданно черной гривой и хвостом. Умирая от страха, я протянула ей морковку. Полли покосилась на меня синим — совсем как у леди Маргарет — глазом, будто говоря: «Дурында, не бойся, не укушу», и осторожно взяла морковку с моей ладони. Губы у нее были мягкие и теплые. Я осторожно погладила ее по шее. Полли кивнула.

— Хорошо, — одобрил Джерри. — Вы ей нравитесь.

Попрощавшись, я выглянула наружу. Бобана нигде не было видно, и я быстро вернулась обратно на дорожку. Внутри у меня все дрожало, то ли от страха, то ли от внезапного счастья, и я все время вспоминала мягкие губы Полли на своей ладони. Может, ничего? Может, научусь? На машине вот тоже безумно боялась ездить сначала, но ведь научилась же. Правда, немного смущало, что я ввела Люську в расходы, — наверняка эта амуниция недешевая. Посовещавшись со своей совестью, я решила добавить верховое снаряжение к вечернему платью — как компенсацию за то, что бросили меня на месяц одну.

Обойдя дом кругом, я окончательно продрогла. Было не холодно, но промозгло. А я не взяла почти ничего теплого. Кроме этих черных брюк — только джинсы и два свитера. А в этом средневековом склепе, похоже, даже в самую жару не особо жарко.